Нимб

Прокоп Герт

Нимб

ГЕРТ ПРОКОП

НИМБ

Жером Вертело потупил глаза, потом мгновенно поднял их и посмотрел на соседей, которые уставились на него. Некоторые не отводили взгляд даже тогда, когда он смотрел прямо на них. Горячая волна удовольствия заструилась по спине Вертело, пробралась по коже вниз, к колену. Такое же чувство, и в эту минуту Жерому было приятно вспомнить о нем, охватило его однажды, когда тетя Одиль положила руку ему на штанину и удивленно воскликнула:

- О, мсье становится мужчиной! Вертело снова опустил взгляд на газету. Буквы плясали перед глазами. Он все никак не мог побороть смятение и сладостное чувство гордости. Да и желал ли? Ему хотелось насладиться этим мгновением, слишком быстро привыкает человек к хорошему. Даже не поднимая глаз, он знал, что все пристально смотрят на него, он был здесь единственным высокопоставленным лицом, не только в этом вагоне, но и во всем метро. Завтра утром перед его домом тоже остановится лимузин, шофер почтительно сдернет с головы кепи и распахнет перед ним дверцу...

Ему очень хотелось полюбоваться собой, но, входя в вагон, Жером, смущенный тем, как почтительно отшатнулись от него зеваки, упустил из виду этот аспект своей последней поездки в метро. Стекло с противоположной стороны было, к сожалению, заклеено плакатом, возвещавшим о скачках. О да, в субботу он непременно поедет в Булонский лес. А в воскресенье отправится на регату, и не надо будет больше довольствоваться всего лишь стоячим местом.

Ужасно жаль, что он не может себя видеть: голова величественно чуть-чуть наклонена, над макушкой - сверкающий нимб. Интересно, отражается ли это сияние на его лысине? Теперь он больше не стеснялся ее, даже напротив, а волосы вокруг надо будет сбрить. И купить новый костюм, и, и, и... Вертело вздохнул, но не от огорчения, а от счастья, и стал думать о всех тех переменах, которые теперь произойдут.

Он вышел на остановку раньше и неторопливо пошел вниз по бульвару, наслаждаясь удивленными, восторженными взглядами встречных прохожих. Он решил и впредь время от времени прохаживаться пешком. Окунуться в толпу, как говорил Туссо. Все-таки приятно принадлежать к избранным, неописуемо приятно. Он злорадно представил себе лицо своей жены. С давних пор МарияАнтуанетта только о том и говорила, иногда даже бранилась, утверждая, что он никогда не выведет ее в люди. Имя как у королевы, жаловалась она, а жизнь - как у нищенки. Разумеется, она все жутко преувеличивала; жена старшего референдария вовсе не жила как нищенка: вероятно, М-А, как он ее про себя называл, или М-А-С ("С" - от слова скандалистка), когда был на нее особенно зол, даже и представить себе не могла, как живет нищенка.

Конечно, теперь они переедут в новую квартиру, в более респектабельном районе, и, разумеется, вскоре ему выделят и садовый участок у городских ворот, правда, пока еще не в одной из расположенных на берегу реки или озера местностей, куда публике вход запрещен. В конце концов, ему присвоен всего лишь Н-7, но тут Вертело довольно усмехнулся, - но все же он попал в список и останется в нем навсегда. Об этом ему недавно на торжественном приеме шепнул по секрету шеф, а Его Высокопреосвященству Тибо полагалось это знать, так как он был обладателем Н-6. Тихонько насвистывая, Вертело отворил дверь своей квартиры. С этого дня его карьера неудержимо пойдет вверх: Высокопреосвященство, Заслу

женное Высокопреосвященство, Весьма Заслуженное Высокопреосвященство, Его Милость...

Он опустил голову, не глядя повесил пальто в стенной шкаф, встал в позу перед зеркалом, выпрямил спину и втянул живот. Проделав все это, он поднял голову и с бьющимся сердцем, но спокойно и уверенно впервые взглянул на свое отражение. Нимб парил примерно на высоте десяти сантиметров над его головой. От него исходил спокойный, мягкий, бледно-голубой свет, чуть заметно отражающийся на его плеши. Вид поистине значительный, исполненный достоинства. Вертело склонил голову налево, потом направо, вдруг резко поднял ее вверх. На мгновенно повторял каждое его движение. И как они это делают? Механика действия Нимбов (Н) была одной из наиболее заботливо охраняемых тайн. Понятно, подумал он, иначе бы каждый мог его подделать.

Ввиду торжественности этого дня он разрешил себе выпить большой бокал "Наполеона" и выкурить гаванскую сигару. Отныне, подумал он, можно позволить себе такое удовольствие не только по воскресным и праздничным дням. Он включил телевизор. Пусть М-А увидит его не сразу, вначале она, как всегда, устремится к экрану, как раз началась одна из ее любимых передач "Час садоводалюбителя", это было ему только на руку. Он услышал, как М-А отпирает дверь, сейчас она войдет.

С трудом переводя дух, М-А ворвалась в комнату, не удостоив его даже взглядом, пробормотала "Пр-вет", плюхнулась в кресло и уставилась на экран, где показывали, как нужно правильно подпиливать пальмовую косточку, чтобы она наверняка дала росток, если, конечно, не забыть предварительно замочить ее в теплом молоке... Вертело не мешал жене. Он раз и навсегда усвоил, что ни в коем случае не следует мешать супруге, когда она смотрит свои любимые передачи, а их, видит бог, было много. С тех пор как дети выросли и покинули дом, вся их совместная жизнь заключалась главным образом в сидении перед телевизором. Вертело не вменялось в обязанность смотреть передачи, он мог читать книгу или газету или сидеть за столом и работать, но обязательно должен был быть с нею рядом.

Он закрыл глаза, чтобы не видеть только что покрашенный и завитой затылок М-А, и вызвал в памяти приятное видение, Жаклин. Ну и удивится же Жаклин! Буквально в последнюю секунду он с трудом удержался, чтобы не рассказать ей обо всем: он уже слышал ее голос, но тут же положил трубку - лучше поразить ее своим видом во время очередного субботнего свидания. Каждую субботу Вертело выкраивал на это время под предлогом специального семинара, организованного для избранных руководящих сотрудников, имена которых, как он доверительно поведал М-А, и место проведения семинара строжайше засекречены, так что об этом не должны знать даже супруги. О, Жаклин.

- Слава богу, - вмешалась в его мысли М-А, - а я уже боялась, что не успею на передачу, ты понимаешь, парикмахер... - Слова застряли у нее в горле, рот широко раскрылся. - Жером! - закричала она и ринулась к нему. Вертело вскочил, опасаясь, что М-А усядется к нему на колени; он предпочел принять ее в свои объятия и невозмутимо прижал к груди; она заплакала от умиления, он понял это, почувствовав, что рубашка все больше и больше намокает.

- А ты, дорогая, - сказал он, - уже перестала в это верить?

Да он и сам почти потерял надежду с того рокового дня - о нем не знала даже Жаклин, - когда он открыто выразил свое мнение. Он не сказал ни слова против, разумеется, нет, и, уж конечно, не вступил в полемику, но и не хлопал в ладоши, когда говорил Монтар; он не смеялся и не фыркал, как другие, по ходу речи, нет, просто сидел себе тихонько, и ничего больше. Но и не меньше! Он гордился собой. Пусть Монтар знает, что он не будет равнодушно слушать, как его обзывают бездарным лакеем. Несколько минут спустя, заметив, что все молча проходят мимо него и отводят взгляд, он испугался, решив, что навсегда впал в НЕМИЛОСТЬ. Оказалось, наоборот, он удостоился МИЛОСТИ - Нимб объявил об этом всему миру! А ведь он не стал умолять Монтара, просить у него прощения. А может быть, как раз поэтому? И в НЕМИЛОСТИ оказался именно Монтар? Завтра же он все разузнает.

Вертело был более чем согласен с тем, что обманчивая система параграфов и так называемых прав уступила место столь понятной, столь простой и потому столь приятной системе М / Не-М, стоял за это еще тогда, когда ее вводили, был, можно сказать, почти поборником системы М / Не-М, сокращенно называемой еще МИЛСИСТ. Кто выигрывал дело в суде? Главным образом богатые. Кто мог себе позволить нанимать лучших и, понятно, самых дорогих адвокатов, чтобы они бегали по всем инстанциям? К черту всех адвокатов и всякие параграфы! Наконец-то настало равенство для всех, потому что МИЛОСТЬ мог заслужить каждый, заслужить или выслужить. Он, Вертело, человек незаметный, но верный, всегда готовый служить, был тому доказательством. Ему, конечно, льстили связанные с ним удобства - квартира и садовый участок, возможность делать покупки в специальных Нмагазинах, билеты на любое представление, место на трибуне и, наконец, скромное, но ценное право всегда и везде высказать свое мнение. Но дороже всего этого было ощущение, что он вознагражден по заслугам.