Будь что будет

Владимир Гаврилов

БУДЬ ЧТО БУДЕТ

Начиналась весна. В сущности, зимы как таковой и не было - сказалась солнечная активность: стояла сухая бесснежная погода, как в марте и апреле. Несколько дней назад Борис почувствовал, что переродился: тяжесть в теле, какие-то старческие недомогания, скопившиеся за год и привычно обострившиеся к концу зимы, буквально за одну ночь будто улетучились. Появилось чувство легкости и новизны, как у новорожденного. По опыту прежних лет Борис ждал этой "линьки" и знал, что всю весну его не покинет - наряду с легкомыслием - особая болезненная инфантильность. В такие периоды для него фактически начинался новый год, и никаких перегрузок его организм не выносил.

Другое дело, что угрозы перетрудиться не существовало. В южном курортном городе, где он жил, давно не было работы по его редкой специальности. После увольнения с агонизирующего завода, нескольких лет скитаний по школам с фотоаппаратом и нескольких месяцев в статусе безработного Борис решился "закосить под шиза" в психушке, рассчитывая на пенсию. Возможно, он и в самом деле был "шизом", так как с детства отличался склонностью к внутренним диалогам, заумному философствованию и эротическим фантазиям.

За последние годы многие из его дружков-бобылей "повыпадали в осадок". Инфляция и безработица сильнее и сильнее сжимали свои тиски. Идти было не только некуда, но и неоткуда, ибо у этих людей не имелось ни нормального домашнего очага, ни семейного тыла. Многие из них называли себя "приматами", поскольку жили ПРИ МАТерях-вдовах.

В ту зиму Борис часто ездил на велосипеде, благо погода позволяла. Вот и нынче, в туманный безветренный день, он объехал своих приятелей, и они сговорились встретиться у Михаила за карточным столом - с тем, чтобы "провести вокруг пальца" свободное время, коего у них водилось в избытке.

Перед игрой Борису и его давнему другу и бывшему однокласснику Олегу удалось сообразить на троих - иными словами, выменять у соседки бутылку дешевой водки "На троих" за стеклотару. Михаил - старший в компании отличался уменьем готовить закуску на скорую руку. Антон - самый молодой прошел через руки психиатров и получил пенсию, как мечталось и Борису. Правда, Антону "косить"

не пришлось: основанием для пенсии послужило осложнение после тяжелого гриппа...

Собрались, сели. Борис расписывал пульку (играли в "тысячу" - особую разновидность преферанса), Антон сдавал, Олег разливал на троих (Антон после болезни не пил и не курил), Михаил резал хлеб, сало и лук. Первый короткий тост - за удачу - снял легкое напряжение. Разыграли прикуп, игра вошла в привычное русло, а время на электронных часах потекло быстрее и свободнее.

Закурили.

- Моя сегодня совсем рехнулась, - пожаловался Олег на мать, - пристала: "вскопай мне грядку".

На кой ей в конце февраля грядка...- Хвалю, - воскликнул Борис, пытаясь увести беседу от наболевшей темы и объявляя козыря. Антон резко взмахнул левой рукой, перебивая червонную даму тузом, и поддержал Олега:

- Вот что ей надо? В дом нельзя бабу привести.

Высверлит всю ее взглядом, а потом начнет ныть:

да она какая-то не такая, да зачем она тебе нужна... На днях хоть повезло: не было ее, так мы успели с Валькой покувыркаться. Только я ее проводил - заявилась, начала принюхиваться. Надо бы квартиру снять, да денег нет.

Михаил ухмыльнулся, перебросившись понимающим взглядом с Борисом, который записывал очки:

- А ведь ты не взял сто двадцать, - сказал он Олегу и, поудобнее расположившись в кресле, продолжил: - Вчера интересный рассказ в журнале попался. Мужик один изобрел прибор, определяющий продолжительность жизни. Оказывается, будущее поведение каждого уже известно - оно представляет собой переплетение стеблей-побегов на каком-то всеобщем дереве жизни. Начало побега - рождение человека, конец - смерть. Мужик этот, значит, придумал что-то типа эхолота или электролокатора - определять длину оставшегося побега и, стало быть, рассчитывать точную дату смерти. - Он взял бутылку и вновь наполнил рюмки.

- Борис, у тебя третья девятка, спиши с себя минус сто двадцать. - Олег бросил колоду на стол, затянулся и задумчиво сказал:

- Я читал у одного восточного философа, что человеческая жизнь подобна восхождению на полукруглую гору, причем спуск проходит по тому же пути, что и подъем. Похоже, так и есть, ведь многие старики напоминают малых детей.

- Не хотелось бы перед смертью впасть в старческий маразм, - изрек Антон, тасуя колоду.

- А куда ты денешься, - утешил его Михаил и продолжал: - Так вот, этот изобретатель отбросил копыта первым - на него совершили покушение.

Гранату в окно бросили. Но он успел оставить записку с датой своей смерти, как прибор посчитал. Совпало! Прибор, значит, доказал свою работоспособность. Только его взорвали вместе с автором.

- Я тоже где-то читал, что чувство времени у человека субъективно и зависит от отношений с окружающими: чем больше о тебе думают, вернее, чем больше тебя воображают и меньше сочувствуют тебе, тем сильнее к тебе приток творческого времени, - меланхолически заметил Борис, украдкой поглядывая в карты соседа. - Похоже, у меня сегодня интеллектуальный спад.

- Не знаю, как в отношениях, а в сношениях так уж точно время летит незаметно, счастливые часов не наблюдают, - засмеялся Антон. - А пока подругу дождешься, кажется, вечность пройдет.

- Если считать, что сон - модель смерти, то прожитый день - миниатюрная модель всей жизни человека, - сказал Олег. - Я лично каждое утро ощущаю что-то вроде болезни роста, а к ночи голова пухнет от "мудрых" мыслей...

- По-моему, ты по утрам болеешь не от этого, - рассмеялся Михаил, разливая остатки водки. - Лечиться-то чем завтра будешь?

Все находились сегодня в каком-то приподнятом настроении и с удивлением обнаружили, что их беседа вошла в новое, неожиданное русло, миновав обычное политическое пустословие. Через три часа, к концу игры, за столом воцарилось умиротворенное молчание, и вскоре компания разбрелась по домам.

Дома Борис еще повозился в сарае, доделывая очередной велосипед, воплощавший новую техническую идею. Работа шла как по маслу, и вечером Борис уже осторожно крутил педали, медленно двигаясь по своей тихой улице.