Нечто за ничто

Рыковски Михал

Нечто за ничто

МИХАЛ РЫКОВСКИ

Нечто за ничто

Всем изменникам - вместо прощения.

"Ты можешь всегда быть правым.

Так что же с того, если эта правота останется

истиной только лишь для тебя одного?"

Это было сухое, горячее лето. Подобная жара нечасто случалась в этих местах, так что, по закону, представляла собой небанальное событие. А соли в эту всю кашу прибавил факт, что поздней весной повелителей окружающих княжеств охватило необычное даже относительно их нормы самих желание избавиться от соседей. Понятное дело, они уже изрядно напрактиковались в подобных процедурах, очень часто информация о принципах ведения войны переходила от отца к сыну и совершенствовалась в течение поколений. Вот уже несколько лет как внезапные наскоки и осады крепостей были отброшены, поскольку доставляли мало развлечений, зато слишком быстро высасывали из сокровищниц то, что князья любили больше всего.

Ну, может быть, почти.

Вместо этого модным стало в пень вырезать подчиненное противнику население, а при случае, и собственные упорствующие деревни, задерживающие выплату оброка. Подобные зверства всегда можно было свернуть на потерявшую человеческий облик солдатню врага.

Так что этим летом деревянные хаты горели исключительно замечательно.

Тишина вибрировала в раскаленном воздухе. Несмотря на доходящее отовсюду цыкание сверчков и пение жаворонков, расчерчивающих лазурное небо, все-таки здесь царила тишина. Засохшая, пожелтевшая трава волновалась под совершенно не ощущаемыми дуновениями ветра. Придорожный чертополох склонял усталые головки над узенькой, забытой тропой, которую и дорогой не назовешь. Луга тянулись до самого горизонта. Их сухая монотонность подавляла. Стоящие кое-где карликовые деревца казались бесконечно одинокими.

Точно такими же, как и всадник, медленно едущий по полевой дороге. Могучий черный жеребец печально давил копытами тропу. Он даже не особенно и устал, так как привык к большим трудам. Вот его хозяин - другое дело. Он все время шатался в седле, и казалось, вот-вот упадет и свернет себе шею. Одет он был совершенно не по погоде - мало того, что на нем был кожаные штаны и кафтан черного цвета, он даже короткой кольчуги с достроенными короткими рукавами не сбросил. Короной всему этому чудачеству был длинный, тяжелый плащ из непонятного меха, что все время свисал со спины всадника.

Ясно, что в подобном одеянии он истекал потом словно в бане, вот только ему это никак не мешало. Лицо у него было преувеличенно худощавым, можно сказать просто худющим. Вида не поправлял его трупно-белый цвет и гадкий шрам, пересекающий левую часть лба и щеку. Белые волосы, в настоящее время посеревшие от грязи, подстрижены были весьма неровно.

Когда он открыл полуприкрытые глаза, солнце осветило гладко ошлифованный крупный изумруд, вставленный вместо глаза в одну из глазниц. Всадник выглядел на тридцать с лишним лет, хотя на самом деле ему было чуть больше двадцати. Звали его Варком Окерлихом. Сейчас он не спеша проехал мимо виселицы, где с перекладины свисала клетка, в которой лежал полуразложившийся труп. Но наш путник даже не повернулся в седле, чтобы приглядеться получше. Точно так же, как и возле шести других, которые встретились ему с утра. Каким-то уголком своего замороченного сознания Варк даже обрадовался, что встретившийся давно уже превратился в падаль. Ведь он мог нарушить тишину просьбами помиловать. А ведь тишина была такой чудной, она была музыкой самой в себе. Даже громадные, с половину ногтя большого пальца, навозные мухи ползали по трупу, не жужжа, видимо, тоже пораженные жарой.

Пробираясь сквозь нагретый вибрирующий воздух, откуда-то прилетел крупный, сказочной окраски мотылек и уселся на покрытой перчатками без пальцев руке Варка. Наверное, он натрудился и очень устал. Глаза путешественника на мгновение утратило отсутствующее выражение. Спеченные губы слегка шевельнулись. Мотылек отдохнул, взлетел вверх и скрылся в синеве, провожаемый взглядом мужчины.

Начиная с какого-то времени им встречалось все больше и больше деревьев. И вот из-за неестественно близкого горизонта показалась темная стена леса, уже издалека манящая обещанием тени. К лесу прижалась небольшая деревушка, самое большее пятнадцать усадьб. Дорога, сейчас уже практически не видная за сорняками, вела именно к ней. Ведь каждая дорога должна куда-нибудь вести.

Так или иначе.

Чистенькие, ухоженные домики стояли подковой. Пришелец остановил коня в самой ее средине. Он чувствовал, что голова его делается ужасно тяжелой. И тут же удивился, как такое возможно, ведь внутри нее ничего нет. Это была первая за очень долгое время мысль, которую всаднику удалось ухватить. Она с трудом пробилась сквозь воспоминания, чувства, безумствующие голоса и не соответствующие им образы. И только лишь затем, чтобы через мгновение вновь исчезнуть в их толчее.

В некоторых домиках осторожно приоткрылись ставни. А потом все больше обитателей деревушки начало собираться вокруг пришельца, вот уже несколько минут сидящего в седле без какого-либо движения. Все взволнованно перешептывались. Наконец вперед выступил высокий, худощавый мужчина. В руке у него была короткая, украшенная резьбой булава, явно символ занимаемого им поста.

- Добро пожаловать в Вилларин, кем бы ты ни был, - сказал он звучным голосом. - Прости меня за любопытство, незнакомец, но в качестве хммм... старосты, мне хотелось бы узнать, чего ты здесь ищешь. Только не посчитай, пожалуйста, этот вопрос за невежливость.

Неестественно медленно Окерлих сошел с коня и, не мигая, поглядел в глаза спрашивающего.

- Чего я ищу? - Исходящие из его рта звуки напоминали пожелтевшие, осенние листья. Единственный же его глаз, лучшем случае, глядел наполовину сознательно. - Того, чего я найти не могу...

Староста отступил на шаг. Точно так же, как и все остальные, он не мог не заметить, что пришелец чуть ли не с головы до ног покрыт свернувшейся кровью. Он боялся, что, возможно, имеет дело с безумцем. Староста прекрасно знал, что в его деревушке никто не умеет сражаться. А у этого при себе имелся большой меч и штук шесть ножей, некоторые из которых были закреплены совершенно удивительным манером.

- Ты ранен, сударь? - дипломатично начал староста.

- Нет, это не моя кровь, - бесцветным тоном ответил Окерлих.

Он тяжело вздохнул и оперся о бок коня.

- Меня зовут Рильмин, - представился староста.

- Мое имя Варк. Варк Окерлих, - сказал беловолосый.

Он осмотрелся. Что-то здесь было не так, не так, как должно было быть. Затем он понял, что впечатление это сложилось из двух вещей. Во-первых, на лицах селян рисовалось только удивление и любопытство, а совсем не панический страх. Во-вторых, эти лица не были лицами людей. Похожие, только гораздо более благородные, с крупными глазами и тонкими чертами. Сквозь длинные, блестящие волосы пробивались верхушки остроконечных ушей. Варк много поездил и видел многое, но вот эльфов встретил впервые.

- Я Варк Окерлих, - повторил он еще раз, поскольку ничего более умного в голову ему не приходило.

Беспокойство же Рильмина возрастало все сильнее.

- Это хорошее имя. Послушай, ты очень плохо выглядишь. Такая жара не способствует поездкам. Если хочешь, то можешь остаться у нас какое-то время. Один из домов стоит пустой с тех пор, как...

Такой ответ превзошел границы того, что мог принять разум Варка. Он пошатнулся и упал на колени. Вокруг себя он слышал возбужденные голоса, вот только смысл их понять не мог. Он подумал, что теперь-то они перестанут притворяться и убьют его. Особенно этим он не обеспокоился, потому что давно уже научился находить хорошие стороны во всем. Сознание отлетело, но посреди пришедших на его место кошмаров Варку показалось, что именно сейчас оно к нему вернулось.

???

Стены горели кровавым блеском. Этот свет был ему хорошо известен. Каждый вечер пытался он угадать, что желает ему сказать заходящее солнце. Вот только это никогда ему не удавалось. И от этого страдал.