Без дублера

Тарабанов Дмитрий

Без дублера

Дмитрий Тарабанов

БЕЗ ДУБЛЕРА

рассказ

Над горизонтом взошла первая луна. Здоровенная, тусклая, изъеденная краторами и рудокопами. Легко выскользнула из пенного облака, чуть озаренного розовым светом заходящего солнца. Луна ползла с такой скоростью, что ее перемещение мог заметить даже человек. Небрежно отрисованной декорацией нависла она над головой Эйзил. К счастью, ненадолго: театральная сцена скоро сменится, совершив полный оборот вокруг оси, и на небесный "подиум" выйдет во всем своем великолепии Прозорливая.

Эйзил сидела на краю шаткого деревянного мостика, опустив босые ноги в реку и рассекая ими несмелые волны прилива. Едва уловимое журчание ласкало слух.

Сливаясь в монотонный фон, оно давало волю воображению. Щебет лесных птиц, рев ветра в ущелье, топот лошадиных табунов, тихие попискивания ллокега, музыка сфер... И много других, едва отличимых звуков примешивалось к предзакатному плеску воды.

У самого горизонта с раздирающим идиллию ревом пронесся скутэр. Белая полоса траектории разрезала реку надвое. Гул мотора вскоре стих. Скрылся пунктир катера. На берег одна за одной стали набегать волны. Они разбивались о столбики мостика, разлетались теплыми брызгами, проникал сквозь щели в полу и отывшими каплями падали на легенькое платице Эйзил. Девушка смеялась, запрокинув голову к верху. Ее темные волосы ниспадали до самой талии, чуть загибаясь на концах.

Точеная женская фигурка в лучах заходящей Минервы смотрелась более чем великолепно.

Эйзил была настолько поглощена своим увлечением, что не услышала шума шагов за спиной. Только жалобный скрип досок выдал движение гостя. Она не вставая обернулась.

Над ней возвышалась угрюмая фигура молодого мужчины. Как минимум, на голову выше ее. Эйзил сначала потерялась, руки ее задрожали, готовые в любой момент пустить юркое тельце в воду. Туда пришелец сунется не сразу...

Но потом она узнала в мужчине Килтоса. Улыбка заиграла ее устами, девушка протянула руку к другу детства, завлекла к себе. Килтос, не произнося ни слова сел рядом.

- Наконец-то, - облегченно выдохнула Эйзил, поворачивая голову в сторону заходящего солнца и прищуривая свои карие глаза. - Я думала, ты соизволишь объявиться, когда "Олдридж" окажется на пол-пути к Земле. Или уже на Земле.

- А я думал, ты все-таки сперва поздороваешься, - заметил Килтос, все еще не решаясь вынуть ступни из плена легких сандалий и опустить в воду. Как-никак последний раз виделись шесть лет назад.

- Всего шесть? - брови ее подпрыгнули в жесте удивления, довольно натянутом для столь эмоционального человека. - Мне показалось, как минимум, шестьсот шестьдесят шесть. - Она развела ноги, снова сдвинула, наслаждаясь сопротивлением упругой среды. Вода обещала всю ночь быть теплой. - Ладно, привет тебе, сердцеед галактического масштаба.

Килтос улыбнулся на старое прозвище. Да, он любил есть сердца. К сожалению, не человеческие. Куриные, говяжие, лотриновые, смайловые и прочие...

- И тебе привет, монастырская мулатка. Смею надеяться, загар смиренных подземелий с тебя еще не сошел. Как сходил он с меня. Пластами кожи, которые с таким рвением обрывали м_е_с_т_н_ы_е девушки и клеили себе на лоб...

Они дружно расхохотались. Апельсин Минервы угрожающим плодом навис над горизонтом. Спелый сок сбегал по напряженному небу и струился огненной дорожкой по шелушащейся поверхности воды. Касался теплой влажностью женских ножек.

- Местные... - проговорила Эйзил, ревниво улыбаясь.

Килтос заметил ее напряжение.

- Да-да, местные! И не стоит строить из себя коренную жительницу, никогда не покидавшую этой глубокой провинции. - Килтос наклонился и расстегнул пряжку на легкой летней обуви. Доски под его тяжестью заскрипели еще обреченней. - Бог приказал мостику до-олго жить... Ты ведь не бегаешь битый день по полю, выпасая смайликов. Ты не доишь коров. Не ощипываешь кур. Не обрезаешь крыльев лотринам. Не убираешь навоз за всей этой живностью. Как можно причислять тебя к местным? Эйз, ты совсем другого склада существо. В то время, как остальные работают, ты находишься за сотни парсеков от Минервы, сидишь в студиях со всеми удобствами и получаешь образование. Думаешь, местные знают, что такое настоящее образование? Мы работники, а ты - ученая. Разница велика.

С юго-запада снова донесся рев - скутэр возвращался. За собой оставлял он кровавую полосу, почти паралельную горизонту. Жжалой пилой резали воду.

- Разве это плохо, быть ученой? - удрученно спросила Эйзил.

- Малышка, я не берусь судить, что хорошо, а что плохо. Пойми, для тебя это, может быть, и хорошо, но для меня... для нас...

Он замолк, не в силах обратить мысли в слова.

- А для вас это плохо, - закончила Эйзил.

- Для нас... для меня - это необычно, - поторопился исправиться Килтос. - В нашем мирке все происходит по-своему. Дети влюбляются, женятся, работают на благо новой семьи, любят друг-друга, рожают детей, ростят их, чтобы те снова женились... Никто не задумывается над чем-то, выходящим за пределы круга общей занятости. Назовем это так. Любая "заумность" вызывает шквал головной боли практически у вс. Это кажется дикостью - задумываться над натуральными проявлениями общества и природы. Всё и без того ясно. Таких как ты считают ненужными людьми. Их обходят, боясь оказаться разчлененными на факты и мотивации. Ты, наверное, заметила, как тебя опасаються: вполне природный страх перед высоким. А местные любят простоту...

- И ты тоже, - вынесла приговор Эйзил.

- И я тоже, - признал факт Килтос. - Но тебя я не миную.

Эйзил повернулась к нему. Моргнула ошарашенно.

- Что-что?

- Я. Тебя. Люблю, - помещая между слов увесистые паузы, повторил Килтос.

СТОП. Нужно растянуть время... Слишком резко все поменялось. Воск воды плавится больно быстро. Звездолет гремит дюзами. Ветер разносит пепел.

Лепестки падают в омут, не тронутый коркой льда. Зной зимой. Включить кондиционирование...

Знакомый голос ударился в упругий заслон, пролез внутрь.

- Эйзил.

Небо обрамило голову мужчины. Его лицо нависло угрожающе низко.

- Что ты сделал?

Девушка заметила в его руках пневмошприц. Килтос неторопливо разжал пальцы и выпустил прибор из рук. Брызги разошлись перед немудреной вещицей.

- Что ты вколол?

Он помог ей подняться. Усадил. Провел по волосам рукой, выискивая в них крупинки золота. Нашел только серебро слез.

- Затмение помнишь?

- Помню.

- Я ввел тебе "слоуэр". Нам нужно было остановить мгновение. Прости.

Эйзил обернулась. Почти бордовое солнце замерло, едва коснувшись краем того берега. Расплылось огненным сгустком в вязком апельсиновом сиропе. В промежутке между озаренными его светом облаками проходила темно-зеленая полоса, нереальная, несуразная, пугающая. Солнечная дорожка шевелилась лениво, словно вода превратилась в кисель. Движение розового диска совсем призрачной луны остановилось, словно в поворотный механизм заскочила предательская песчинка. Вселенский стоп-кадр.

- Спасибо, - улыбнулась Эйзил. - Ты умеешь воплощать мечты в реальность. Боже, как краиво...

Казалось, небо можно потрогать. Погладить розовый шелк и прикоснуться щекой к пуху облаков. Только подняться надо повыше...

- Правда? - удивился Килтос. Он опасался, девушка придет в неистовство, но немой восторг подавил всё. - Я только от торговцев. Несколько лет копил на очередную дозу. Ждал тебя.

- Как приятно! Спасибо, - она не находила слов, - Это надолго?

- На всю ночь.

- Как тогда?

- Как тогда.

"Тогда" произошло шесть лет назад, во время очередного визита Эйзил на родину.

Она была еще тринадцатилетней девочкой, получавшей образование в Кембридже, но юное тельце ее уже обретало женские формы. К ней невозможно было подобраться.