Сила слова

Сергей КАЗМЕНКО

СИЛА СЛОВА

Утолщение на кончике побега росло на глазах. Бледно-зеленое вначале, оно постепенно наливалось соком, желтело, потом начало краснеть, и теперь, спустя десять минут достигнув размера небольшого арбуза, уже отливало фиолетовым. Еще немного, и эккиар созреет - но Ондизаг никак не мог заставить себя протянуть руку к заманчивому плоду. Есть хотелось зверски. С самого утра, точнее - со вчерашнего вечера во рту у него не было ни крошки. А тут в паре шагов перед ним висел, слегка поворачиваясь на тонком черенке, великолепный эккиар... И все же Ондизаг не решался приблизиться к плоду и взять его в руки. Урок, полученный в один из первых дней пребывания на Алькаме, был еще свеж в памяти. Ондизаг был не из тех, кто забывает подобные уроки. Даже мастерство местных лекарей, за каких-то два дня излечивших его ожоги, само воспоминание о которых заставляло его содрогнуться, не изгладило памяти об ужасной, почти непереносимой боли. Рисковать снова - нет, к этому он еще не был готов.

И дернул же его черт пойти без провожатого!

Дорога в соседнее селение шла берегом ручья, и Ондизаг не раз за время жизни на Алькаме ходил по ней - но никогда не ходил один. Всегда вместе с ним был хоть кто-нибудь из местных жителей. А сегодня утром он проснулся очень рано, едва лишь начало светать, и не стал дожидаться попутчиков. В крайнем случае вернусь назад, - подумал он, выходя на тропинку. Кто знает, быть может, не попытайся он вернуться, и авантюра эта закончилась бы вполне благополучно.

Эккиар, висевший перед ним, совсем почернел. Кожура его сморщилась, черенок высох, и на нем ясно обозначился пробковый слой - стоило лишь слегка потянуть, и плод сам свалится в руки. А внутри, под тонкой кожурой - Ондизаг так ясно представил себе это, что рот моментально наполнился слюной - была сочная красная мякоть, великолепно утоляющая и голод и жажду.

Или отрава.

Рисковать не хотелось. В конце концов, без пищи он сможет протянуть долго. Без воды труднее, но рано или поздно, если не пойдет дождь, он наткнется на какой-нибудь ручей. Здесь, в этом лесу, много ручьев, Ондизаг прекрасно помнил это, не раз побывав в окрестностях селения вместе с кем-нибудь из местных жителей. Да и вообще, дело не в воде и не в пище. Его наверняка найдут гораздо раньше, чем их отсутствие станет критическим. Опасность в другом - в том, что он, отличаясь от аборигенов Алькамы в каких-то мелочах, совершит непростительную здесь ошибку, и лес этот, казавшийся всегда таким уютным и безопасным, когда Ондизаг бывал в нем не один, навеки поглотит его и растворит без следа. Это для аборигенов здешний лес - как родной дом. Это им он всегда даст и кров, и пищу, и ощущение безопасности. Это они, чьи предки своим трудом создали все живое в этом мире, могли безбоязненно бродить по его дебрям. А он, Ондизаг, навсегда останется здесь чужим, как бы он ни пытался приспособиться.

Впрочем, он и не старался. Никогда не старался. Приспосабливаться к миру - это удел низших рас. Высшие расы - те, чье могущество росло с каждым новым поколением, те, кто постоянно расширял сферу своего влияния тем и отличаются, что приспосабливают мир к своим нуждам. Начать приспосабливаться - значит отказаться от удела избранных. Ондизаг никогда не позволил бы себе ступить на этот путь. Раса, представителем которой он был, уже тысячи лет наращивала свое могущество именно тем, что подчиняла бесчисленные миры своим нуждам. Причем делала это исключительно силами других, низших по предназначению рас. Сородичи Ондизага владели способом заставить другие расы служить своим целям без малейшего намека на принуждение, а значит и без малейшего повода к оказанию сопротивления. Насилие и угнетение были изначально чужды им. Да и многого ли можно добиться насилием и угнетением? Сколько их было - завоевателей, силой покорявших иные миры? Где они теперь? Даже памяти о них не осталось - лишь следы разрушений, мертвые и безжизненные планеты, иногда встречающиеся на галактических путях, неизбежная расплата за насилие. Много их было - но законы развития неумолимы, и они не оставили завоевателям места во Вселенной. Как и техногенным цивилизациям.

Последние, впрочем, выполнили свою миссию, соединив многочисленные обитаемые миры единой сетью надпространственных коммуникаций, связав их в единое целое вне зависимости от разделяющего в пространстве расстояния. И ушли навеки, освободив место иным цивилизациям и иным расам, более приспособленным к дальнейшему развитию. Возможно, думалось иногда Ондизагу, и мы тоже всего лишь выполняем некую историческую миссию, распространяя свое влияние на все большее количество миров. Придет время, и мы тоже сойдем со сцены, уступив место кому-то другому. Но - и в этом он никогда не сомневался - время такое придет еще очень и очень не скоро.

Раздался негромкий щелчок - резкий и отчетливый в абсолютной тишине предзакатного леса, и Ондизаг очнулся от своих размышлений. На кожуре эккиара ясно обозначилась длинная - сверху донизу - трещина. Еще щелчок и новая трещина образовалась рядом. Потом два щелчка сразу, мгновение тишины и целая очередь щелчков. Ондизаг не успел даже как следует удивиться, а поверхность эккиара уже была покрыта сетью трещин, разбивших черную кожуру на мелкие чешуйки, которые начали скручиваться по краям и с легким шелестом, как кусочки бумажного пепла, осыпаться на землю. Через минуту эккиар повис перед лицом Ондизага тяжелой кроваво-красной грушевидной каплей, слегка раскачиваясь и маслянисто поблескивая. Такого Ондизаг еще никогда не видел, но - не то от усталости, не то от удивления - не сразу сообразил, что это может быть опасно. Он отступил на пару шагов и застыл, не в силах оторвать взгляда от странного плода. И тут черенок эккиара обломился, и ярко-красная капля разбилась о корень породившего ее дерева. Ондизаг вовремя задержал дыхание, но все равно его едва не вырвало от распространившегося в воздухе зловония. Хорошо еще, что ни капли жидкости не попало на кожу или на одежду. С трудом сдерживая дыхание и стараясь не бежать, чтобы не попасть в какую-нибудь новую ловушку, заготовленную этим проклятым лесом, Ондизаг зашагал прочь.