Допинги

Алексей Васильев

Допинги

Григорий Яношев сосредоточился на грифе задолго до выхода на помост. Прочее осталось по ту сторону сознания — чемпионат, суета в раздевалке и ненужное, но обязательное напутствие тренера.

Он даже не слышал, как его объявили, и скорее угадал, чем почувствовал крепкий толчок Алехина.

— Пошел! Покажи им!

Тяжелоатлет Григорий Яношев под шум трибун поднялся на подиум.

—…Он просто влюблен в штангу! — восторженно сказал Эрмат, прибавляя звук. — Он…

—…троекратный чемпион мира, — опередил его обретший голос телекомментатор. — Собственный вес спортсмена сто одиннадцать килограмм, заявленный вес снаряда — триста пять. В случае выполнения упражнения речь идет об абсолютном…

— Переключи, — попросила Даля.

Эрмат с негодованием посмотрел на нее, и лишь поудобнее устроился в кресле.

Гигант на экране, не отрывая взгляда от штанги, опустил ладони в поднос с магнезией.

…Для Яношева сейчас существовал только гриф. Его единственный друг, его вечный враг, его бесстрастный партнер, его жизнь, его цель. Не отрывая взгляд от сверкающего стержня, Григорий шагнул на помост.

Будто сквозь густую вату донесся сигнал, и Яношев перестал быть человеком. Он — сгусток энергии, сжатый телесной оболочкой.

Ступни под гриф. Симметрично: по линии плюснефаланговых.

— Профи, — сказал Эрмат. — Как силы бережет!

— Что? — не поняла Даля. На экран она старалась не смотреть.

— Часто удобное положение ног ищут уже в наклоне, — объяснил Эрмат. — А каждая секунда в такой позиции — энергозатратна. Толчок, на самом деле, — непрерывное движение. Подошел — толкай.

—…я уверен, он возьмет вес, — пообещал комментатор. — Смотрим!

…Наклон. Пальцы в замок. Присест.

Рывок!

Согнуть колени, завести под гриф.

Веса не существует. Нет блинов по краям.

Подрыв — подбив — подсед!

Голову назад — чтобы не зацепить подбородок, пропуская гриф к самой шее.

— Фу, — сказала Даля с отвращением, увидев, как глубоко стальной стержень продавил кожу.

— Многие боятся пережать сонную и принимают ниже, — заметил Эрмат. — На грудь. Чемпионов среди них — нет.

Даля отвернулась.

…Встать из приседа — невозможно.

Организм лихорадочно пожирает себя. Потоки бурлящей крови уносят продукты распада, сбрасывают через кожу и слизистую, но неминуемый токсикоз с его головной болью и кислой сухостью во рту — потом, потом, потом, а сейчас, взамен, сердце дьявольским поршнем закачивает в мышцы полученные мегатонны энергии.

Полуприсед — посыл — уход во второй подсед. Выталкивание!

—…Безупречно! — вскричал Эрмат. — Вот это вылет!

…Улавливание. Руки прямые, лопатки замкнуты, голова вперед!

Встать!

Трещат икроножные. Во вздутых жилах бушует пламя.

Выход из второго подседа.

Удержание.

Держать! Держать! Держа-а-а-ать!!!

Но подводит рука. Левый локоть взрывается отчаянной болью. Гриф проваливается и скользит назад. Организм, сжигая себя без остатка, вбрасывает в мышцы последние порции силы — и Яношеву удается отступить, «догнать» гуляющий гриф, выровнять его над линией тела. Но лишь на миг удается, а в следующий черно-алая боль становится нестерпимой. Она разрывает сознание, и цветные круги плывут перед глазами…

—…Не понял, — удивленно сказал Эрмат. Даля равнодушно повернулась к экрану, — чтобы увидеть, как неестественно и страшно выгибается рука чемпиона.

…Яношев не успел скинуть снаряд — верил до конца, что удержит. Штанга с чудовищной силой грохнула по спине, и мир взорвался черными брызгами. В вязком небытии осталась лишь боль, и она была яркой настолько, что смогла удержать тающее сознание. Яношев открыл глаза — чтобы посмотреть на нее. И увидел — в чьей-то неестественно белой безжизненной руке. Рука была согнута наоборот — локтевая кость выпирала под бицепсом. На вывернутом предплечье синел знакомый шрам. Его шрам — порезался в детстве о стекло.

Он закричал.

Он не справился.

…А к нему бежали люди, но уже не могли помочь — он проиграл, проиграл, проиграл…

—…«В преддверии зимней Олимпиады 2014, — читал вслух Дзай Бацу, — группы спортсменов из России, США, Финляндии и ряда стран объявили… забастовку».

Дзай Бацу выключил монитор. Обведя растерянным взглядом коллег, сказал:

— Это сенсация. Очень нехорошая сенсация.

— Положение критическое, — согласилась Капрани. — К нам уже направили сотни тысяч запросов — от болельщиков до руководителей государств.

— Пусть, — жестко сказал Жан-Франсуа Паунд. — От комментариев отказаться. Нежелание спортсменов участвовать в соревнованиях — их решение. Мы его уважаем.

— Но как быть с тем, что участники акции — лучшие спортсмены мира? — спросил Дзай Бацу.

— Это не лучшие спортсмены, — отрезал Жан-Франсуа. — Это — ничтожества, построившие свои карьеры обманом. Мы просто вывели их на чистую воду. И мы не потерпим ультиматумов! Чем бы это не грозило.

— Речь идет о престиже спорта, — заметил Дзай Бацу.

— Если заниматься его профанацией, о престиже речь не идет в принципе, — процедил Жан-Франсуа. — Она даже не о спорте. О состязаниях фармацевтических компаний и специалистов по составлению стероидных меню.

…После переломленной в локте карьеры тяжелоатлета, Григорий Яношев спорт не оставил. Любовь к нему выдержала череду больниц и операций, и, хотя об участии в состязаниях пришлось забыть, Яношев продолжил спортивную жизнь — в качестве тренера. Через полтора года его пригласили в Росспорт, еще через два — приняли в Исполнительный комитет, а когда ему, не без оснований, стали прочить пост в BOA — Всемирном Антидопинговом Агентстве, он, шокировав всех, создал и возглавил движение «За допинги».

…Приближался 2014 год и зимняя Олимпиада.

И принятие нового Антидопингового Кодекса, предложенного ВОА. Среди прочих, содержащего три оказавшихся смертельными пункта: о введение новых мероприятий по выявлению применения запрещенных препаратов, о расширении списка таковых и об абсолютной проверке.

—…И все же, спорт убил себя сам, — сказал Дзай Бацу. — В оправдание скажу — это было неизбежно.

С Яношевым они дружили еще с «прошлой жизни» — в юношестве оба занимались бодибилдингом и часто встречались на соревнованиях. Потом Дзай Бацу ушел в пауэрлифтинг. Генетика не позволяла ему успешно штурмовать сверкающие высоты культуризма, зато короткие кости рук и ног здорово помогали управляться с огромными весами. Яношев же увлекся тяжелой атлетикой, выбрав двоеборье. В последствии их пути разошлись еще дальше, один выбрал членство в BOA, надеясь повлиять на политику Агентства и хоть как-то смягчить ее, второй встал во главе движения «За допинги». Былую дружбу, разумеется, не афишировали, как и нынешнее сотрудничество.

Яношев и Дзай Бацу обсуждали решение главы ВОА, Жана-Франсуа Паунда о полном неприятии выдвинутого спортсменами ультиматума.

— Допинги в спорте присутствовали всегда, — продолжил Дзай Бацу. О чистоте достижений речи никогда не было. Просто на многое закрывали глаза.

Григорий кивнул. Ему ли не знать это!

— Но условия изменились. Сейчас без допингов жизнь спорта невозможна. Хотя есть те, кто этого не понимает.

Григорий поморщился.

— При чем здесь непонимание? — сказал он. — Запрещать стероиды в спорте — бессмысленно. В конце концов, от табака страдает больше людей, но сигарета не прибавляет сил… Но табачных гигантов это не останавливает. Никаких кодексов! Может, нам стоит поискать тех, кому покажется невыгодным новый Кодекс? Заинтересовать их? Тогда мы сможем как-то повлиять на Агентство.

— Возможно… Но Агентство полностью независимо. А главную скрипку играет Паунд. А он ненавидит спорт всей душой.

— С какого года Кодекс вступает в силу?

— С четырнадцатого, — сказал Дзай Бацу. — Как раз под зимнюю Олимпиаду.