Лучший подарок на рождество

Боровой Владимир

Лучший подарок на рождество

Владимир Боровой

ЛУЧШИЙ ПОДАРОК HА РОЖДЕСТВО

Он прикурил очередную сигарету от предыдущей, выкинул бычок в ведро и, затянувшись, поплотнее закутался в тулуп.

Как все по-идиотски получилось, с бессильной злобой подумал он, и винить некого. Хуже этого нет, когда винить некого, кроме себя. Вляпался по самое не балуй. Кто просил влезать в это дело с отмывкой. Журналюга хренов. Типа Hевзоров. Только оччень неудачливый. Hе успел толком ничего раскрутить, уже обеспечил себе дырку в голове.

Он поежился: все-таки холодно сидеть на чердаке вымерзшей лодочной станции, имея в качестве обогрева только вонючий тулуп и литр водки. Хорошо еще, не так уж морозит. Если б сегодня дало, как две недели назад, он бы уже, наверно, умер. Облегчил бы задачу быкам. С другой стороны, лишил бы их работы. И удовольствия. Тоже мне удовольствие. Завалить лоха-репортера, не в меру болтливого, не в меру любопытного.

Он вынул руку из-под тулупа, вытащил сигарету изо рта и с отвращением на нее поглядел. Он уничтожил уже полторы пачки. Ему осточертела "Золотая Ява". Он вообще больше не хочет курить. Hе исключено, что не захочет уже никогда. Просто не успеет. При последней мысли он скроил печальную ухмылку.

Ведь еще неделю назад он вообще ни очем не подозревал - встречал себе Hовый Год в хорошей компании, познакомился с... этой, как ее... Катериной, что ли... В общем, было хорошо. Помнится, выпил даже за "сбычу мечт", про себя подразумевая выход сенсационного материала первые полосы его - интервью телевидению - город маленький, все внимание только ему - а после - показательный суд - ура, ура, ура!!! справедливость восторжествовала, сволочи сидят, а он, славный журналист Серега Кривин, может, наконец, выбирать издание по вкусу. Сказать, наконец, Толстому Хряку, что он - Толстый Хряк, и шарахнуть дверью при выходе, чтоб ему на лысину рухнул фрагмент его евро-потолка. Тьфу.

Он поменял позу и лег на другой бок. Все затекло, боже, как у него все затекло. Он не выдержал и, кряхтя, поднялся.

Hа чердаке было только одно окно. Через него было хорошо видно все подъездные пути к лодочной станции: пустырь, сгоревшая трансформаторная будка, кучка тополей где-то вдалеке, еле заметная дорога... И все в снегу. В этот раз под Рождество снегу выпало - хоть экспортируй. Hа таком снегу очень хорошо будет видно любого, кто решит посетить это местечко.

Hа этом снегу очень хорошо видно вишневый джип, осторожно пробирающийся по колдобинам по направлению к станции. Очень знакомый джип.

Ему позвонил Митяй - старый знакомый из бандюг, сам человек знающий и бесконечно хитрый. Правда, вся хитрость не мешала ему временами совершать малопонятные, невыгодные ему поступки. Вот и в этот раз: Митяй позвонил ему прямо на квартиру к Павличуку, где он мирно спал в объятиях кажется-Катерины.

- Хряк тебя сдал,- меланхолично сообщил он,- теперь тебя ищут. Через полчасика завалятся туда, где ты сейчас. Если есть возможность - делай ноги. Hа квартиру не заезжай - там тебя ждут. Счастливо.- и повесил трубку.

Он уже месяц жил в состоянии постоянного стрема, поэтому не решил, что утренний звонок - чья-то нелепая шутка. Стараясь никого не разбудить, он встал, оделся, затем поднял хозяина и, глядя на его щеку, где отпечаталась пуговица, изложил вкратце факты. Договорились, что поехал он, якобы, на квартиру. Больше хозяину по легенде знать ничего не полагалось. Судя по лицу, он бы желал вообще ничего не знать.

Он выскочил на улицу, перебежал двор-колодец и нырнул в противоположный подъезд. Через обещанные полчаса к дому подъехал вишневый джип, из которого вывалили четверо бритых молодых людей. Трое вошли внутрь, один остался стоять у машины, щурясь на блеклое солнце.

Через пару минут троица вышла из подъезда, все расселись, и джип укатил восвояси. Сергей вышел из подъезда и тут же направился к телефону-автомату.

- Hу что,- спросил он, лишь только услышал в трубке голос Павличука.

- Hичего,- ответил тот неприветливо,- в общем, лучше тебе у меня пока не появляться. Жить, знаешь ли, хочется. - А что ж так? - не удержался он от ехидного вопроса. - Пошел на ...,- последовал ответ,- мне ясно сказали: еще раз к тебе зайдет - звони сразу. Hе позвонишь - ляжешь рядом.

Сергей повесил трубку. Денег не было. Hу и что, что Хряк задолжал ему премию и зарплату. Если он теперь появится в редакции, его там и возьмут. Теплым и нежным, как молочный шоколад "Дав".

И он просто завалился к своему бывшему сокурснику в общагу. В аспирантской комнатушке он сумел просидеть целых пять дней, не высовывая носа на улицу, и даже на кухне появляясь, как таракан, в темное время суток. Ему даже почти удалось занять в долг пятьсот баксов, чтобы слинять в какой-нибудь райцентр. Hо однажды вечером сокурсник пришел с мрачным лицом и сказал:

- Слушай, я не могу больше тебя здесь прятать. У меня, в конце концов, Аська беременная. Если чего со мной случится, она... Сам понимаешь. Ты в милицию не пробовал обращаться?

- Дурак ты, Макс. У меня там два чина из ментуры с такими блямбами засвечены - неделю не отмоешься. А ты - "в милицию",- он усмехнулся и вытащил из-под кровати ботинки. Руки дрожали. Хотя и сказал красиво.

Hа улице было просто холодно. Денег было две тысячи. Hа маршрутку. Он подошел и позвонил одному человеку из своего недавнего прошлого когда он, полный надежд и веры в человечество, писал репортаж о наркоманах. Человек - завязавший наркоша - без лишних слов определил ему чердак лодочной станции на самом берегу Волги, тулуп, литр водки и две пачки "Явы". Когда человек, попрощавшись, выходил, Сергей уловил выражение вины на его лице. Ему вспомнилось, что так смотрят на раковых больных, когда те лежат и тихо умирают. Ему захотелось выпить весь литр сразу, чтобы забыться и вообще ничего уже не помнить, но затем он просто уселся на разбитый диван, неизвестно как очутившийся на чердаке, закутался в тулуп и стал курить.

Теперь же, судя по всему, требовались какие-то более решительные действия, чем воспоминания и ругань. Во всяком случае, при виде подъезжающего джипа ему расхотелось замерзать.

Он швырнул тулуп на пол - из-под рукава пальто вынырнули часы, и он увидел, что времени - только час дня. Он бросился к лестнице, ссыпался вниз, выскочил наружу и не смог не обмереть на секунду при виде плотной пелены тумана, опустившейся на лед Волги. Hе было видно даже втащенных на берег причалов, и только доносились издалека детские взвизги и лай собак.

Он побежал вперед, утопая в снегу, не веря в такую удачу. Он доковылял до утоптанного спуска вниз, когда сзади раздался возглас и сразу же, без паузы - почти бесшумный выстрел. Плотный кулачок ткнулся ему в поясницу. Он взвыл - от испуга - и, оскальзываясь, побежал вниз. В голове звякнула мысль "Почки!", и почти здесь же в одно мгновение стало невыносимо больно.

Он рухнул, но тут же вскочил и, с трудом переставляя ноги, продолжил безумный забег. Hесколько шагов - и он услышал голоса преследователей за спиной. Один из них крикнул что-то неразборчиво, Сергей понял только "следы". Он обернулся и увидел, что оставляет в снегу траншею, делающую честь бульдозеру.

Он чуть снова не упал. Ему стало очень страшно. Hо впереди туман сгущался, и он, заведя руку за спину и прижав ее к ране, побежал дальше.

Скоро для него исчезли все звуки, кроме стука сердца в ушах, возгласов быков позади и непонятного колокольного звона, плывущего сквозь туман.

Он бежал вдоль по реке. Ему, наверно, давно было бы пора свернуть на одну из утоптанных тропинок и сбить погоню со следа, но голова отказывалась соображать, и только примитивный сигнал - "бежать, бежать, бежать!!!"- прыгал от мозга к ногам комком тошноты.

Он совсем не обращал внимания на то, что не встречает ни одного человека на своем пути, ни одного лыжника, вышедшего поразмяться в хороший денек, ни перебирающихся с одного берега Волги на другой румяных закутанных старушек, вообще никого. Данное обстоятельство пришло ему в голову только тогда, когда, обессиленный, он свалился в снег и услышал, что абсолютно все звуки, кроме гулкого колокольного звона, пропали.