Один процент риска

Юрий Петрович Шпаков

Один процент риска

ОДИН ПРОЦЕНТ РИСКА

С ЮГА дул влажный ветер и нес теплые запахи талого снега и преющей земли. В углах каменной ограды института еще жалась хмурая стужа, еще щетинились в скверах почерневшие сугробы, но асфальт дорожек уже стал по-летнему сухим и светлым. Ошалелые воробьи отчаянно пищали в кустах.

Шла весна, и всюду чувствовалось ее торопливое, дразнящее дыхание. Но высокий человек в тяжелом синем пальто и низко надвинутой на глаза шляпе не замечал красоты первого по-настоящему весеннего дня. Он угрюмо смотрел под ноги, и его взгляд всюду натыкался на развороченные камни, глянцевитые головни и скрученную от нестерпимого жара стальную арматуру. Ему казалось, что всюду разлит горький, тревожный запах пожарища, который заглушает все остальное… Еще два дня назад на этом месте стояло аккуратное, приземистое здание. Оно было далеко от всех других корпусов института, пряталось за густыми кустами, и мало кто из сотрудников знал, что делалось в белом одноэтажном домике, около дверей которого постоянно дежурил молчаливый вахтер. А теперь лаборатории не существовало. Она превратилась в черные развалины, разметанные страшным взрывом.

Человек в синем пальто остановился в самом центре каменного хаоса, у круглой разинутой пасти огромной воронки. Он долго смотрел вниз, ощупывая взглядом каждую неровность. Он прекрасно понимал, что поиски нелепы, бесполезны. В ревущем аду, который бушевал здесь недавно, никак не могли уцелеть бумажные листки. Но отчаянная, исступленная надежда заставляла снова и снова опускать глаза к обломкам: а вдруг?

- Товарищ! Вы что там делаете?

Охранник в длинной шинели, появившийся откуда-то из-за переломанных, размочаленных кустов, энергично размахивал руками.

- Не положено тут находиться…

Спотыкаясь на камнях, он приблизился, заглянул нарушителю в лицо и сразу смущенно вытянулся.

- Извините, Александр Петрович. Не признал сразу. - Его полное, гладко выбритое лицо сморщилось, стало по-бабьи жалким.

- Горе-то какое! Почитай, на километр в округе все стекла вылетели. Хорошо, хоть ночью случилось, а то сколько народу могло погибнуть… Страсть, да и только!

- Да, да, - рассеянно сказал человек в синем пальто.

- А вы, никак, ищете что? Да разве в такой жарище чему уцелеть? Мне Семеныч, пожарник наш, рассказывал: сейф несгораемый - и тот будто спичечный коробок расплющило. Взрыв-то какой был!

- Верно, - сказал Александр Петрович. - Искать бесполезно. Надо идти…

Охранник опять глянул в его бледное, с глубокими тенями под глазами лицо и неожиданно для себя бережно коснулся пальцами синего рукава.

- Да вы не убивайтесь так. С кем беды не бывает? Как говорится, бог даст, и снова все сделаете. Лучше прежнего!

Александр Петрович странно посмотрел на него, будто только сейчас заметил. Горько усмехнулся, неопределенно пожал плечами и, не сказав больше ни слова, быстро зашагал к центральному корпусу.

- Переживает, - вздохнул охранник. - И то сказать - все труды насмарку. Столько лет работали люди! Ну, да дело поправимое. Головы на плечах остались, а это главное…

Не снимая пальто и шляпу, Александр Петрович поднялся на третий этаж. Вошел в приемную, коротко бросил секретарю: «Я занят», - плотно прикрыл за собой дверь. По-прежнему не раздеваясь, опустился в кресло перед столом, тяжело задумался.

«Снова все сделаете», - сказал этот охранник. Тоже, видать, беспокоится за судьбу их работы, хоть ничего о ней и не знает. И весь коллектив думает о том же. Но люди не представляют, какое богатство погибло в ту ужасную ночь. Лаборатория, уникальное оборудование - чепуха. Но синяя папка, которую он тогда запер в ящике письменного стола… В ней были бессонные ночи, внезапные озарения, мучительные поиски ускользавшей истины и, наконец, чеканные шаги близкой победы. Восемь лет нечеловеческих усилий - вот что скрывалось под синими картонными корочками. И теперь, когда оставались считанные дни до завершения титанического труда - нежданная дурацкая катастрофа. Комиссия уже установила причину. Напутал растяпа-лаборант - вместо нейтрального азота взял ацетилен. Наверное, снабженцы доставили баллон, на котором белая краска облезла, и никто не заметил ошибки. Ночью автомат включил продувку реактора и… Конечно, смешно думать, что папка могла уцелеть. Даже если бы не его рассеянность, если бы она лежала в сейфе. Все равно! В эпицентре было, пожалуй, погорячее, чем на поверхности Солнца. Даже пепла не осталось.

Но как же теперь? Разве в состоянии он вспомнить все, что было на трехстах страницах убористого текста? Абсолютно невозможно. Значит, опять предстоят каторжные годы напряженных поисков. Опять все сначала… Если бы он знал средство растормошить собственную память!

Смутное воспоминание шевельнулось в мозгу. Он еще пытался поймать расплывчатую мысль, а руки уже машинально тянулись к пачке газет на столе. Кажется, в этом номере… Да, вот она, та самая маленькая заметка. Глаза бежали по строчкам, и сердце стучало все нетерпеливее. Неужели это то единственное, что может его выручить? Неужели это выход?

- У меня корреспонденты вот где сидят!

Говоривший не без усилий поднял короткую, мясистую руку и выразительно постучал себя по голой блестящей макушке. Круглое лицо его сердито покраснело.

- Представляешь, сегодня троих отсюда выставил. Один даже из детского журнала. «Нашим юным читателям будет очень интересно узнать…» Тьфу! И дернула же меня нелегкая распинаться перед этим пронырой из шестой лаборатории… Знал бы, что он в редакцию побежит, на порог бы к себе не пустил.

Собеседник весело рассмеялся. Это был румяный здоровяк, дочерна загорелый, несмотря на то, что весна лишь начиналась. Никто из посторонних не поверил бы, что встретились два ровесника, сидевшие когда-то за одной партой. Толстый, неповоротливый хозяин кабинета выглядел по меньшей мере лет на десять старше. И гость, чувствуя это, невольно старался держаться так, чтобы не очень бросалась в глаза эта разница…

- Ты все же неправ, старина, - мягко сказал он. - Во-первых, не будь этой заметки, мы не встретились бы сейчас. А кроме того, газеты на то и существуют, чтобы сообщать новости. Ты же, насколько я понял, кое-что действительно сделал. Так зачем же возмущаться?

- Вот именно: кое-что! А меня теребят так, будто мы совершили переворот в науке. Только и слышишь: ах, профессор Сергунин! Открытие Сергунина! Просто уши вянут. Учти, что твой покорный слуга пуще смерти боится фанфар и барабанов. Работа-то у нас по существу не закончена. Да что там - только начинается, только первые проблески появились. Человеческий мозг-это тебе, батенька, не электронная машина. И весь шум вокруг наших весьма скромных успехов - для меня просто нож к горлу!

- Кстати, ты мне обещал рассказать о своей работе.

- Tu quoque, Brute! [1]

- Если уж ты перешел на латынь, могу ответить: homo sum [2]… - так, кажется? Серьезно, меня тоже разбирает любопытство. И на правах старого друга хочу узнать чуть больше, чем незадачливые журналисты.

- Ладно. Уговорил. Вы, геологи, народ дремучий, просвещать вас надо. Но предупреждаю: лекции не дождешься. Хотя видимся мы и не часто… Да, когда это было в последний раз?

- Почти десять лет назад. Ты был тогда скромным младшим научным сотрудником и…