Тень вечности

Клименко Владимир

Тень вечности

Владимир Клименко

ТЕНЬ ВЕЧНОСТИ

... пригорок. И шевелящаяся от массы всадников степь, словно ожила земля и разом выгнала на поверхность, как всходы травы, людскую протоплазму и дала ей движение. И орел, чертящий по невидимому лекалу бесконечные круги над своими владениями, пришел в ужас и жалобно закричал, как раненный в битве. И пыль, поднятая сотнями тысяч копыт, висела над степью и не могла опуститься, и меркло солнце, как в день затмения. Вот, что увидел Дибров перед собой. А на вершине холма, в окружении верной сотни, застыл в седле Тот, Кто Знал. Он знал, как заставить людей бросить обжитые места и отправиться в Великий Поход, он знал, как выигрывать битвы. Молча провожал он взглядом несметные толпы, уходящие на запад. Туда, куда еще не ходил никто. И тяжело колыхалось в такт судорогам, сотрясающим землю, тяжелое знамя, сшитое из шкур лис, рысей, соболей и горностаев, а также скальпов побежденных врагов. Страшное знамя Чингиса. И топот, топот...

Вагон очередной раз сильно тряхнуло на стыках, и Дибров проснулся. Дурной дневной сон. Солнце доставало до самых дальних уголков купе, и духота стояла такая, что невозможным казалось зажечь даже спичку - не хватит кислорода. Нельзя спать днем. Но что еще можно делать в поезде? От чтения быстро устают глаза - буквы прыгают, как блохи в цирке, разговаривать неохота, а пить водку, как многие пассажиры, едва вагон отойдет от платформы, Дибров не любил. - Проснулся, браток? Пивка? Сильно участливые попутчики хуже врагов. О своем соседе Дибров уже знал все. Едет с сыном в Тольятти перегонять машины. И раньше перегонял, и дальше этим заниматься думает. Дело прибыльное, но опасное. Вот и молчал бы, не делился с первым встречным, не хвастался заработком. - Я лучше минералки. Вода в початой бутылке стала теплой, выдохлась, но Дибров демонстративно, и все же морщась от отвращения, допил остатки. - Где едем? - Через полчаса Челябинск. Здоров ты спать. Дибров попытался вспомнить имя соседа и не вспомнил. До чего общительный мужик попался. Сел в Петропавловске и сразу развил бурную деятельность. Погнал сына за кипятком, собрал на стол, разложил копченое мясо, колбасу и начал знакомиться. Водка, конечно, нашлась тоже. Как Владимир ни отбивался, пришлось пригубить за встречу, за удачу, за то, что живы. Сам сосед сидел большой, довольный. Рубаха расстегнута до пупа, на голой шее цепь то ли из золота, то ли подделка. Сыну водки не дал - пусть пиво пьет, мал еще, а мы повторим. Повторили. Дибров прикинул, что после Челябинска ему еще ехать десять часов. Спать больше не хотелось, беседовать на общие темы тем более, и он пошел спасаться от соседа и разговоров в тамбур. Как так вышло, что он не приезжал в родной город шесть лет? Был здесь когда-то и родной дом. Но со смертью родителей все переменилось. Замотался, некогда. Некогда или денег нет. А если случались и время, и деньги, то мчался куда-нибудь подальше, но только не в U. И сейчас бы не поехал, да как будто что-то ударило в сердце - надо! И повод появился. Хотя какой это повод? Валька Дворников уже почти как год в летаргии. Слово-то какое! Летаргия, литургия... Что это, он в самом деле! Не покойник же! Жив. Но в летаргии... Что известно об этой самой летаргии? Да почти ничего. Болезненный сон, который еще иногда называют малой жизнью или мнимой смертью. В тяжелых случаях дыхание ослаблено, не ощущается пульс и сердцебиение можно услышать только через стетоскоп. Иногда этот приступ продолжается до многих дней. До многих, но ведь не до года! Что же такое с Валентином случилось? Еще врачи говорили, что погруженный в летаргию человек обычно сохраняет сознание, воспринимает и запоминает окружающее, но не реагирует на него. Кошмар! Лежать, как в параличе, все чувствовать и не сказать ни слова. Заточенный в самом себе. Тюрьма, хуже которой не придумаешь. Поезд все чаще потряхивало на стрелках, станция совсем близко. И Урал совсем рядом, но гор еще не видно. Примерно час после Челябинска будет так же ровно, как и в Западной Сибири - горы начнутся где-то возле Миасса. Все эти места изъезжены, исхожены. Еще со школы. Потом студенческие походы, потом вольное шатание по горам и рекам. Сплавы. Тогда еще почти никто не знал, что в конце пятидесятых рвануло в одном из номерных ядерных городков, заражена речка Теча, и очень удивлялись, наткнувшись в совсем диких местах на колючую проволоку, огораживающую неизвестно что. Теперь понятно. А тогда только гадали - ракетная часть, секретные шахты? Ну и подлазили под проволоку, конечно, собирали грибы-ягоды. С Валькой Дворниковым Дибров вместе учился на историческом в университете. Но тот еще в студенчестве увлекся археологией, таскался в каникулы по экспедициям. Хрупкий, как девчонка, он и лицом был смазлив - сокурсницы сохли по нему, не скрываясь. Эта же ангелоподобная внешность служила вечной насмешкой у парней. Валентин над своей красотой не трясся, в драку лез сразу, стоило лишь попрекнуть его женственностью, доставалось ему крепко. Но пара шрамов, как ни странно, лишь добавила ему обаяния. Дворников с Дибровым редко, но писали друг другу. Последнее письмо пришло в аккурат накануне той злополучной экспедиции, из которой Вальку в город доставили уже вертолетом - заснул. Дибров вытащил сигарету и даже щелкнул зажигалкой, но передумал - в Челябинске покурит на платформе, на свежем воздухе, стоять долго. Каким радостным получился бы приезд, если бы не несчастье с Валентином. Столько друзей! Он уже позвонил по междугороднему Андрею, потом дал телеграмму. Встретит обязательно. Андрей Тюрин тоже однокурсник. Вот бы закатились все вместе куда-нибудь на дачу, как в старые добрые времена. Поехали бы без жен, в чисто мужской компании, попили пива, половили рыбу, вспомнили студенческие годы. Уже потом в телефонном разговоре с Андреем Дибров понял, что есть в этой истории с Валькой какая-то недосказанность. Что-то там еще произошло, перед тем, как наступила летаргия. Тюрин глухо намекал, что было начато даже следствие, но потом его прекратили. Так что же случилось? Историки из их компании все, кроме Вальки, получились аховые. Владимир переехал почти десять лет назад в N-ск, преподавал в техникуме - сначала историю КПСС, пока рот не скривило от вранья, потом - новую историю. А через какое-то время и вовсе послал эту науку подальше, засунул в самый дальний ящик стола незаконченную диссертацию и в компании с бывшим физиком-ядерщиком занялся разведением аквариумных рыбок. Крутым бизнесменом так и не стал, но в общем-то на жизнь хватало. А сон, который ему приснился сегодня днем в поезде, снится уже не первый месяц. Дибров к нему привык, вжился, и даже перестал просыпаться, как раньше, с диком криком, когда в определенный момент вдруг ощущал на себе взгляд внезапно повернувшегося в его сторону черного всадника - Чингиса. - Это в тебе историческое образование бродит, - вяло шутила жена. Переучился. Переучился. Не фига подобного. Историк из него не вышел никакой. А, может, так и надо? После Челябинска сосед по купе угомонился, выпитое взяло свое, и, к великой радости Диброва, уснул, так что никто не мешал глядеть в окно на горы, мимо которых, извиваясь, как гигантский карнавальный дракон, мчался поезд. Названия станций звучали музыкой: Миасс, Златоуст, Бердяуш, Кропачево, Вязовая. Незаметно для себя Дибров стал насвистывать, а потом и негромко напевать:

- Ты холод любишь, я жару, Ты молча ходишь, я ору, Ору весь день напропалую. Ты север любишь, а я юг, Но все же мы с тобою, друг, Идем на Вязовую!

Потом быстро начало темнеть, и место крушения поездов "Адлер Новосибирск", "Новосибирск - Адлер" проезжали уже совсем ночью. Те, кто еще помнил эту трагедию, когда от взрыва скопившегося газа сгорели два громадных пассажирских состава, толпились у окон, пытаясь разглядеть скромный обелиск погибшим, а Дибров стал собираться - до U. оставалось не больше часа езды.