Следы ладоней на Луне

Хартманн Уильям

Следы ладоней на Луне

Уильям Хартманн

Следы ладоней на Луне

Через три дня после прибытия на Базу Имбриум мы уже катили через серые равнины на своем, как мы его называли, жуке. Этакое металлическое насекомое, блестящее голубой эмалью и плексигласом, на высокой подвеске, с огромными колесами, тонкие спицы которых вызывали ассоциации с лапками паука-сенокосца. "Прочь от дома, прочь от дома, прочь", - негромко урчал мотор, и фонтанчики пыли вылетали из-под колес на крутых поворотах. Обзор через боковые окна был отменный.

Теперь, когда мы с Джеком наконец действительно оказались на Луне и видели за окнами настоящую лунную пустыню, казалось страшно далеким все то, что этому предшествовало - наши тренировки на Земле, учебники и конспекты, выпускные экзамены Джека в Отделении Астрологии Аризонского университета и мои экзамены по геологии. Умиротворяющий серый пейзаж за стеклами "жука" казался совершенным антиподом всей хаотической суете последнего времени - возбуждению от сознания, что мы включены в лунную исследовательскую программу, нетерпению при столкновении с бюрократическими проволочками, неразберихе и метаниям по залитому дождями. Вашингтону, округ Колумбия, поспешному перелету на стартовую площадку космодрома имени Кеннеди.

Джек Константин в своих пересказах превратил все это в сюрреалистический эпос. И в каждом новом изложении события становились все более и более ирреальными. Особенно Джек любил пересказывать этого... как его? Словом, какой-то помощник какого-то секретаря в госдепартаменте. Джек искусно имитировал его гнусавый выговор уроженца Восточного побережья:

- Не посрамите Америку, ребята, - говорил нам этот парень, - покажите миру, что даже на Луне наша система более эффективная, чем советская, что мы умеем работать не хуже, чем они в своей лаборатории имени Ленина.

Парень по-своему был очень мил: он проявлял искреннее усердие. В конце концов он жизнь положил, чтобы достичь нынешнего положения, сделать карьеру. Свою карьеру. Американскую карьеру.

Здание в Вашингтоне, куда нас вызвали, произвело глубокое впечатление на Джека. "Это помещение было не просто внутренним. Оно было очень внутренним! Ни одного окна! Представьте, эти типы пытаются управлять миром из помещения без окон! Бог ты мой, даже в строениях базы Имбриум есть окна!"

По мне, так вашингтонский инструктаж был вполне на уровне, если, конечно, оценивать его земными мерками. Теперь же, когда за стеклом простиралась настоящая поверхность Луны, все это казалось лишь отголоском истории. Чужой истории. Луна расставила свои собственные акценты. Луна не место, где делают карьеру. Ну Луне работают.

Джек нетерпеливо ерзал на сиденьи. Он побарабанил пальцами по стеклу:

- Поездка в этой штуке напоминает мне турпоход по Серой Границе.

Лично мне мы казались солдатами, направляющимися в большом грузовике к линии фронта, как это показывают в старых военных фильмах. Мы катили по наезженной дороге. Она выглядела как колонный путь, проторенный где-нибудь в Пустынях Юго-Запада, куда сейчас снова стали пускать туристов. Только вокруг все было не бурым, а серым. И огромные камни вместо кустов.

Нам было весело в "жуке" сидеть в скафандрах, что мы и делали. Только сняли шлемы и перчатки. Нас было десять, не считая водителя и механика. Я старался не обращать внимания на кольцевой металлический воротник, пытался расслабиться, просто следить за пейзажами и представлять себе их историю, более древнюю, чем история любого земного ландшафта. Солнце на черном небе находилось в странной позиции. Видимо, я сильно смахивал на восторженного туриста, с раскрытым ртом прильнувшего к окну. Плевать. Это мое первое настоящее путешествие по Луне.

Здесь не обязательно придерживаться уже проложенных путей - через эти равнины можно катить в любом направлении. Тем не менее, следов видно было немного. Водитель, когда мы его спросили, ответил, что, мол, по следу ехать лучше - камушки утоплены в грунт, дорога более гладкая и так далее. Но главная причина осталась невысказанной и только постепенно мы начали ее сознавать: каждый "жук" и каждый человек, движущийся по поверхности Луны, оставляет след, который так и сохраняется на десятки миллионов лет. Камни, мимо которых мы проезжали, лежали тихие и неподвижные, как монументы, встречая солнце при восходе и провожая при закате, с тех самых времен, когда улеглось лунотрясение от падения астероида, вызвавшего к жизни кратер Коперника. Вот этот кусок скалы, похожий на утку, он так и торчит здесь с тех самых пор, когда первые трилобиты слепо копошились в темном кембрийском иле под (чудо из чудес в солнечной системе!) слоем жидкой воды в несколько метров толщиной! Трилобиты были отсюда в четырехстах тысячах километров, в небе. Эти молчаливые скалы и камни смотрели на Землю все эти века - и были свидетелями всего, что там происходило. Казалось кощунством следить на этих равнинах без необходимости.

(Тут я вообразил недалекое будущее этих мест. Я представил, как по бескрайним равнинам носятся на своих багги и роллерах подростки, разрушая древние, миллионолетние кратера просто для развлечения - так же, как они разрушили искусственное лунное поле с кратерами, созданное в вулканической лаве под Флэгстаффом для тренировок первых астронавтов программы Аполло...)

Дорога извивалась, огибая кратеры диаметром в десятки, сотни тысячи метров. Нам видны были лишь внешние стены кратеров и цирков, и нас донимало острое желание подняться хоть на один из этих гребней и заглянуть внутрь. Отсутствие следов показывало, что большинство из них никем не посещалось. Может быть, какая-то их этих огромных чаш содержит в себе некую важную тайну, а мы едем мимо...

По большей части маленькие кратера, проплывающие прямо за окнами были неглубокими с пологими валами. Их заполнял песок, образовавшийся за зоны метеоритной бомбардировки. Попадались и более молодые образования: на склонах, из-под осыпавшегося гравия полосами выступали срезы пластов лавы. Вокруг таких кратеров поле покрывали многочисленные обломки скал, выброшенные взрывом в миг огненного рождения кратера. Я нетерпеливо постукивал пальцами по широкоформатной камере с цифровой записью, лежащей у меня на коленях. Кроме своей основной работы по уточнению субструктуры гигантских ударных бассейнов, я хотел еще заняться фотографированием структур лунной поверхности. Я лелеял мечту собрать лучшую коллекцию таких снимков. Мне хотелось добиться редкой комбинации эстетики и геологической информативности. И мне не терпелось выбраться наружу и найти хорошее место обзора, упущенное первооткрывателями в спешке и суете.

Джек Константин все еще был заинтригован тем фактом, что нас выпустили на поверхность так быстро после прибытия. Обычно для новичков устанавливался длительный "внутриутробный" период дозревания. "...тогда я иду к шефу потолковать насчет экранов - когда мне их пришлют? Говорю ему насчет огромной важности моей работы на маяке. Ну, сам понимаешь, чтобы не слишком перегнуть. Только, чтобы он заинтересовался. Ну и даю ему понять, что если экраны не прибудут, то мне ничего другого не останется, как повеситься..."

Джек говорил как заговорщик, приглушенным голосом, бросая взгляды на доктора Ирвила, директора базы. Ирвин сидел впереди, листал какой-то журнал и временами обменивался фразой-другой с водителем.

- Ну и что ответил Ирвин? - (Если сегодняшняя прогулка к Копернику планировалась заранее, думал я, то почему бы и нам не съездить? Что тут таинственного?)

- Ирвин сидит и моргает. Тут-то я и начинаю выдавать ему по первое число относительно моих сканирующих экранов, вместо которых пришла крупная партия какого-то засекреченного оборудования. Я ему рассказал, как мы с тобой спускались в складское помещение, которое вместо экранов прибыло.

- Ты сказал "засекреченного"? А с чего это ты взял?

- Засекреченного... секретного... не знаю. Раз они не хотят ничего говорить, значит, дело секретное, не так ли?