Подлинная история абсолютного оружия

Эдмунд Купер

Подлинная история абсолютного оружия

Сегодня 31 августа 1965 года, и мой труд завер­шен. Завтра, после пресс-конференции и прощального обеда, после выступления по телевидению и еще бог знает чего я, наконец-то, смогу (хочется на это надеяться) погрузиться в безвестность. Невозможно бесконечно видеть свое имя на первых полосах газет: я лично могут вытерпеть всего несколько часов. Потом известность становится своего рода испытанием на выносливость.

Бог знает, как это выдерживают звезды кино и телевидения или юные отпрыски, появляющиеся перед камерой получить причитающиеся им призы. Возможно, нервы у них покрепче, чем у меня, а может, это я такой впечатлительный. В любом случае, пять лет – более чем достаточно, и я рад, что все уже позади.

И не то, чтобы эти пять лет (даже не беря в расчет пристальное внимание прессы к моей персоне) были такими уж скучными. Трижды меня пытались убить, дважды – похитить. Мне даже предложили “бежать” в Советский Союз, где, как обещали, меня ждет счастливая жизнь пролетарского миллионера… разумеется, если в свободное время я буду для приличия вести исследования в области ядерной физики. Ну, и конечно, за последние пять лет я получил более полумиллиона писем, выражающих всю гамму чувств: от бесконечного презрения и отвращения к моей особе до поддержки и безоговорочного одобрения (Соотношение – пять к одному в пользу отвращения).

Но лучше я начну с, того, что хоть и не являлось началом в полном смысле этого слова, но для меня стало тем моментом, когда я, и никто иной, вышел на сцену и сделал первое па перед юпитерами истории.

В апреле 1960, когда я немного поработал в Харвеле и провел пару лет на милом маленьком островке в учреждении, даже на названии которого по сей день почему-то лежит гриф “совершенно секретно”, так вот, тогда я считался подающим большие надежды физи­ком-ядерщиком. Ну, возможно, не таким талантливым, как Вилхоф Раусен, или даже как Дженкинс в Кембридже, но все-таки… Во всяком случае, с точки зрения правительства я обладал качествами, делавшими меня куда более приемлемым для исполнения задуманного ими проекта, чем те, кого я только что назвал.

Считалось, что я честолюбив и не остановлюсь ни перед чем в достижении своей цели – ума не приложу, как я приобрел подобную репутацию. Возможно, все дело в слухах, что я, дескать, женился на племяннице министра науки только ради того, чтобы разработанная моей группой ракета “Голубой удар” была принята на вооружение для доставки к цели маленьких уютненьких ядерных боеголовочек. Должен, однако, признаться, что хотя я и вправду женился на одной из восхитительных племянниц министра науки, к тому времени “Голубой удар” уже занял достойное место в арсенале Англии. В общем, мне остается только недоуменно пожимать плечами.

Но как бы там ни было, для этой работы выбрали именно меня. И соответственно, однажды ясным весенним утром за чашкой чая у меня состоялся весьма плодотворный разговор с премьер-министром, министром науки и министром финансов.

Беседа проходила в дружеской, я бы даже сказал неформальной обстановке. М.Н. называл меня Ричардом и интересовался здоровьем моих несуществующих далей (у него так много племянниц!). П.М. называл меня Гамильтоном и хотел знать, увлекаюсь ли я стрельбой. А М.Ф., вообще никак меня не называя, пытался тактично выяснить, насколько меня интересуют деньги.

Но вот, наконец, после рекогносцировки премьер-министр перешел к делу.

– Гамильтон, – заявил он, – у нас есть для вас новая работа. Это, скажу прямо, будет самый важный и, не побоюсь этого слова, самый противоречивый, – он хищно усмехнулся, – научный проект нашего времени. Вы заинтересованы?

– Еще бы, – отвечал я. – Я прямо-таки сгораю от нетерпения услышать подробности.

– Если вы сумеете справиться с этим заданием, – снова эта странная усмешка, – то рыцарское звание станет наименьшей из ваших многочисленных наград.

Сэр Ричард Гамильтон. Подобная перспектива мне понравилась. Не то, чтобы я был снобом. Вовсе нет. Просто я почему-то всю жизнь испытываю удивительные трудности с метрдотелями. Рыцарское звание – это как раз то, что нужно, чтобы раз и навсегда избавить меня от затруднений в ресторанах.

– Вы сможете сами подобрать себе сотрудников, – говорил между тем министр науки, – и вы будете пользоваться “А плюс” приоритетом на материалы и оборудование.

– Скажите, сэр, – сказал я, немного подумав, – а какова классификация этой работы? Секретная она или нет?

– И такая, и такая одновременно, – ответил М.Н. – Цель проекта будет объявлена во всех средствах массовой информации, но конкретные детали работы – исследования, испытания, успехи и неудачи – должны храниться в строжайшей тайне.

– Значит, будут и сторожевые псы? – поинтересовался я.

– Будут, – кивнул П.М. и добавил, – они будут лаять со всех сторон.

– Но зато у вас будут неограниченные финансовые возможности, – вставил министр науки.

– Фигурально выражаясь, разумеется, – торопливо добавил министр финансов.

– Все, что мы от вас просим, – подвел итог М.Н., – это заверения, что у проекта есть надежда на успех.

Я смотрел на моих собеседников и не верил своим ушам. Даже принимая во внимание свойственную обычно политикам хитрость и определенные ограничения по бюджету, оборудованию и персоналу, которые, несомненно, обнаружатся в дальнейшем, то, что мне предлагали, больше всего походило на рай (в представлении ученого, конечно). Тут просто обязан был крыться какой-то подвох: так как я до сих пор не знал, что же именно они от меня хотят – значит, это он и есть.

– Господа, – сказал я, – прежде, чем мы продолжим беседу, позвольте вам заявить, что я безоговорочно принимаю ваше предложение. И обещаю сделать все, от меня зависящее, чтобы проект увенчался успе­хом.

Министры, похоже, несколько удивились моим сло­вам.

– Но вы даже не знаете, в чем он заключается! – воскликнул П.М.

– Учитывая предложенные вами условия, – отвечал я, – это может быть только проект по созданию так называемого Абсолютного Оружия.

Мои собеседники подскочили, словно ужаленные.

– Как вы об этом узнали?!

Они глядели на меня с нескрываемым подозре­нием.

Я, разумеется, ничего не знал, но не мог же я признаться, что просто-напросто догадался. Поэтому я пустился в объяснения в духе Шерлока Холмса.

– Ну, это довольно просто. Я неплохой физик-ядерщик, но, честно говоря, есть и получше. Значит, вы знаете, что те, кто лучше меня, не захотят принять участие в вашем проекте, вероятнее всего, из моральных соображений. Следовательно, речь идет о создании нового оружия. Однако на сегодняшний день уже существуют атомные боеголовки мульти-мегатонной мощности. В этой области, судя по всему, не требуется проведения крупно-масштабных научных исследований. Кроме того, стоимость таких исследований можно оценить довольно точно. Вы, однако, предлагаете мне “А плюс” приоритет и неограниченный бюджет. Значит, вам требуется нечто получше, чем бомбы, пусть даже мощностью в десятки или сотни мегатонн. Ничего, кроме Абсолютного Оружия, мне в голову просто не приходит.

– А оно возможно? – спросил П.М.

– Что бы вы сказали тридцать лет тому назад: возможны водородные бомбы или нет? – вопросом на вопрос ответил я.

– Американцы считают, что возможно, – уныло пробормотал министр науки. – Следовательно, русские тоже займутся этой проблемой всерьез. А значит, и мы должны что-то делать.

– Сэр, – я посмотрел на премьер-министра, – вы можете ответить мне на один вопрос? Скажите, какое практическое значение может иметь машина или оружие, которое, будучи использовано, уничтожит не только ваших противников, но и все человечество?

– Значение Абсолютного Оружия не поддается оценке, – премьер министр внезапно выглядел усталым и каким-то потухшим. – Оно не только доведет теорию равновесия сил до своего логического и совершенно абсурдного завершения, но и, вполне возможно, поднимет дипломатию от заурядного шантажа к высотам подлинных переговоров.