Финиш (СИ)

Валерий Петрович Брусков

Финиш

Восстановление сознания на этот раз проходило как-то слишком уж заторможено, и иногда даже слегка болезненно, с судорогами и покалываниями, пока в какой-то значимый для его реабилитации момент Трегубов не понял, что что-то идёт не так…

Он многократно погружался в анабиоз и выходил из него, поэтому давно научился отличать плавную программную реанимацию от аварийной армейской побудки.

Сегодня всё было каким-то особенным. Не первым и не вторым…

А что может быть третьим и средним? Что-то непредвиденное и непредсказуемое? Если так, тогда лишь тремя вариантами, скорее всего, уже не отделаться…

Слегка успокаивало отсутствие людской суматохи вокруг, и испуганного воя корабельных сирен. ЭТО не катастрофично, но, тем или иным, — тревожно. Во всяком случае, ПОКА…

Трегубов расслаблено лежал в своём криогенном саркофаге, чувствуя, как ему в тело впрыскиваются восстанавливающие коктейли. Консервирующая жидкость, заполнявшая персональную капсулу капитана корабля, медленно уходила из него, а по коже перемороженного анабиозом тела проходили всё более частые волны согревающего воздуха.

Он пробно сокращал мышцы торса, рук и ног, удовлетворяясь тем, что с каждым разом у него это получается всё лучше и лучше. Было ещё нельзя, но уже зачаточно хотелось вылезть из своей многолетней консервной банки, и слегка побегать. Хотя бы, по своей каюте…

Трегубов открыл глаза, понимая, что те, кто сейчас за ним наблюдают, заметят это.

…— Как вы, капитан?.. — услышал он по корабельному селектору голос Светлова.

— Слушать уже могу и даже со смыслом, а вот что-то делать — пока не уверен…

— Да делать, собственно, уже ничего и не нужно, капитан… Всё сделали за нас… Сделалось…

— Что-то случилось?..

— Да уж, основательно и окончательно-бесповоротно произошло, Евгений Александрович… Невообразимо… И нам сообща придётся со всем этим как-то разбираться…

— Как я понимаю, корабль не в аварийном состоянии?..

— С кораблём и теми, кто находится в нём, всё просто идеально. Даже на удивление, глядя… Чего не совсем скажешь о том, что творится за его пределами…

— Странный у нас какой-то разговор… — напряжённо сказал Трегубов. — На грани Добра и Зла… Мы ещё слегка живы, но уже почти — нет…

— Всё гораздо глубже… — как-то глухо почти выдавил из себя Светлов. — И бездоннее…

— Ждите, я скоро приду! — почти привычно жёстко сказал Трегубов. — Разбираться и с кораблём, и с вами — тоже! Что-то вы мне сегодня не нравитесь! Все!..

— Нет необходимости никуда спешить, Евгений Александрович. Некуда уже… Лучше я приду к вам с нужными подборками материалов. Когда прикажете?

— Думаю, через час буду вполне готов встретить гостей.

— На том и порешим! Вам пока противопоказана высокая активность, поэтому я приду один с текущей информацией, а потом вы придёте и возглавите управление кораблём.

— Жду!..

— Вы пока не лезьте в информационный блок, Евгения Александрович… — простительным тоном сказал Светлов.

— Это ещё почему?.. Это что, запрет?! Кому — мне?!!

— Нет, это совет… Электронные системы корабля, выражаясь фигурально и психологически, в истериках, и они могут повлиять на ваше, ещё не восстановившееся после анабиоза восприятие самым негативным образом. Обобщённая информация о произошедшем пока только в головах у нас, членов экипажа. Ею я с вами и поделюсь лично, и мне вы сможете задать вопросы, на которые я хотя бы попытаюсь ответить. Внятно…

— Увертюра, прямо скажем…

— Что есть, то есть, Евгений Александрович… Мягче в сложившейся ситуации ну никак не получается…

— Приходите и приносите всё самое жёсткое!

Трегубов чувствовал себя уже во вполне приличной форме, но понимал, что следует соблюдать канонические инструкции врачей, взятые ими не с потолка морга…

Он ещё минут пятнадцать недвижно полежал, потом плавно сел в уже пустом и высохшем саркофаге, спустил с него ноги, держась обеими руками за специальные поручни, сполз на пол своей каюты, пробуя отвыкшие от всего природные устройства для ходьбы, потом отпустил поручни, и сделал первый шаг к креслу, и висевшей над ним на вешалке одежде.

Получилось очень даже неплохо, что Трегубова воодушевило. Подстраховываясь поручнями на стене, он добрался до вешалки, оделся в полётный костюм, и сел в кресло передохнуть.

На это ушло ещё минут десять, которые Трегубов потратил и на то, чтобы выпить тоник из вместительного пакета, заботливо оставленного ему другими на столике рядом с креслом.

Стало ещё комфортнее физически, но не более того. Трегубов сидя проделал комплекс специальной восстановительной гимнастики, потом покинул мягкое кресло и походил по каюте, готовясь к визиту бортинженера, и к тому, что тот его чем-то серьёзно загрузит. А сделает это он, судя по всему, весьма основательно…

Бортинженер был прав с режимом начала активной деятельности мозга капитана корабля, поэтому Трегубов послушно не лез в электронные системы своего космического судна, чтобы спросонья действительно не устраивать в своей, пока недостаточно подготовленной после анабиоза голове, информационную мешанину. Сперваа пусть хорошо осведомлённые специалисты предложат ему для затравки умственного аппетита приготовленную ими манную кашку, а потом он сам перейдёт и к хорошо прожаренной ветчине. Лишь бы жареным не пахло слишком сильно.

Лишь бы…

…Когда пришёл Светлов, у Трегубова уже кипела вода в нагревателе — для чая или кофе на брудершафт по заказу гостя, и желанию хозяина каюты.

Светлов совершенно непредсказуемо явился с вместительной бутылкой вина в руке, которую не праздничным, но и не трагическим движением поставил на столик.

От Трегубова не скрылось настроение бортинженера, хорошо нарисованное на его лице чёрными и серыми тонами, но он не стал задавать вопроса относительно поводов для выпивки.

— Тосты за что-то — это потом, а пока выкладывай мне сжатую информацию. Что будешь пить? — Трегубов достал из шкафа две кружки. — Из моего, а не твоего?..

— Кофе… — попросил Светлов, почти падая в кресло напротив.

Он вытащил из внутреннего кармана своей куртки пультик дистанционного управления, и включил большой голографический монитор между потолком и полом каюты капитана.

Монитор был плотно забит таблицами, картинками и текстами.

— Смотрите, Евгений Александрович! Здесь — квинтэссенция…

Глядя на монитор, Трегубов отхлебнул глоток из своей кружки уже крепко заваренного кофе.

— Я пока не разморозил собственные мозги до нужной концентрации соображения, поэтому акцентируй моё внимание.

— Прежде всего — вакуум вокруг корабля…

— Уже вижу. Это что, шутки?

— Чьи?..

— Если не ваши, то Природы или даже Бога!

— Увы, Евгений Александрович, это слишком серьёзно даже для их совместного чёрного юмора…

— Энтропия вакуума нулевая, а его температура равна Абсолютному Нулю?..

— Именно так, и никак не иначе…

— Но это же невозможно! Вакуум, как особое, стабилизированное состояние энергии, всегда в динамике, а его температура на три реликтовых градуса выше минимально-максимальной! Осталось после Большого Взрыва.

— Мы без вас рассуждали примерно так же.

Светлов что-то нажал на пульте, и монитор скачкообразно начал показывать ровные чёрны поля.

— Это что? — спросил Трегубов.

— То, что нас сейчас окружает…

— Полный мрак? Ни звёзд, ни туманностей, ни планет, ни галактик? Мы что, всё ещё находимся в пространственном «ноле»? Без анабиоза?

— Смешно… — уныло сказал Светлов.

— Такое можно увидеть в какой-нибудь межгалактической дыре, или в плотном пылевом облаке. Что у нас?