Темные Холмы (СИ)

- И все-таки ты не прав, - проговорила она после небольшой паузы, обращаясь к единственному оставшемуся собеседнику.

- В чем не прав, госпожа?

- Он справится. Я уверена.

***

Молнегорск. Квартира Саши.

Всю ночь я не сомкнул глаз. Голова гудела от множества мыслей, от большинства которых хотелось бежать без вести. За стеной, в спальне матери слышны были вздохи и всхлипы, но когда я зашел к ней, она притворилась спящей, и я не стал теребить ее.

Под утро я, наконец, задремал, но как только сомкнул глаза, зазвенел будильник. Проклиная учителя, который лишен чувства юмора, и из-за которого я лишился законного выходного, собрал волю в кулак, встал, и поплелся в ванную. Даже после умывания в зеркале отразилось потрепанное нечто, с опухшим лицом и темными кругами под глазами. В шутку шарахнулся в сторону и, показав своему отражению средний палец, вдруг заметил записку от мамы. Обычно мы крепили "послания" в центре зеркала, запихивая бумажку под среднюю скрепку, чтоб уж наверняка заметить, но, наверное, мать спешила, поэтому записка отпала и лежала в компании со скомканной салфеткой со следами помады, прислонившись к мусорному ведру.

"Сашенька, я на собеседовании по поводу работы. Скрести за меня пальцы, говорят, начальник тут сущий черт.

Целую, мама.

П. С.: Завтрак приготовь сам, я проспала", - постскриптум был более размашистым почерком, видимо о завтраке она вспомнила в последний момент и дописала уже перед тем, как уйти. Ну вот, теперь ей придется работать, а мне самому себе готовить завтраки. Кстати, когда она успела найти работу?

Кушать мне не сильно хотелось, а готовить хотелось еще меньше, но я, чтобы не огорчать маму добросовестно проверил все кастрюльки и заглянул в холодильник. Кастрюльки сияли первозданной чистотой, а в холодильнике в дверце, словно в насмешку, прикорнули пара яиц и одна сосиска в разорванной упаковке. На полке в гордом одиночестве восседала пузатая банка рассола. Утащив сосиску, быстро ее прикончил, стараясь не думать о том, что сначала ее надо было сварить.

Надев старые вещи, в которых обычно катался на велике с друзьями, я закинул рюкзак с принадлежностями для покраски за спину, вытащил транспорт на улицу и направился к месту встречи с другом. Он уже дважды позвонил и теперь грозился, что не будет дожидаться. Я поднажал и через пять минут Тимоха смог лицезреть мою потрепанную тушку. Мы медленно двинулись к точке сбора. Он хотел на меня наехать за опоздание, но потом внезапно поинтересовался:

- Что-то ты фигово выглядишь. Заболел? Последний раз ты так уныло выглядел после той школьной ангины.

Я усмехнулся:

- Какой заботливый, - испытав порыв все рассказать другу, я призадумался и передумал.

Тим отличный друг, мы с ним не разлей вода с третьего класса, после того, как подрались за Юльку. Но, как настоящие мужики, решили, что портить дружбу из-за девчонки как минимум глупо, и сошлись во мнении, пусть она сама выбирает. И какой бы выбор не был, мы это примем. Но Юлька упорно не делала выбор, одинаково улыбаясь и мне и Тихонову, и не отшивая и, в то же время, не подпуская близко. Ей были одинаково приятны ухаживания и симпатяжки Алекса, и богатенького Тима.

У родителей Тима была своя сеть супермаркетов по всей стране, поэтому парня можно было смело причислить к золотой молодежи. Любые новинки из всевозможных магазинов попадали к парню в первую очередь, но он относился к своим привилегиям весьма холодно, принимая подарки родителей как должное, но не придавая им значения и не зазнаваясь. Ну, есть у него нечто крутое и дорогое, и ладно. Иногда его равнодушие к богатству меня сильно поражало. Он даже не пожелал жить в столице и ходить в престижный лицей, а остался Молнегорске у своей бабки, весьма эксцентричной особы, работавшей в театре и до абсурда обожавшей своего единственного внука. Бабуля обожала шляпки с перьями, коих у нее было несметное количество и кольца с огромными камнями.

Она называла его "детка", и часто приходила встречать свою 'детку' из школы, или приносила ему обеды, от чего тот получил жуткое прозвище "Бабушкин сынок", но Тим и к этому относился со свойственным ему равнодушием. Он вообще не заморачивался на тему того, что думают о нем другие. Свою бабулю он обожал не меньше чем она его и боялся только своего отца - жуткого двухметрового дядьку, бывшего военного, у которого кулаки размером с детский горшок и голос не тише паровозного гудка. Впрочем, его боялись все, включая бывших сослуживцев, которые тоже были немаленькими и довольно устрашающими на вид. Не боялась его только мама Тима, но это не удивительно, иначе они не познакомились бы и не поженились.

Моя же семья не отличалась богатством, что не удивительно, учитывая недавние новости. Несмотря на скудные доходы, мать всегда умудрялась покупать мне модные вещи, при этом сэкономив. Поэтому выглядел я не хуже своего богатенького друга. Подозреваю, что мама уделяет столько времени моему внешнему виду из-за того, что в глубине души все-таки хотела дочь.

В общем, в связи с отсутствием набора подростковых прыщей, выпирающих костей и срывающегося голоса, коим обладали большинство моих одноклассников, мы с товарищем стали "первыми парнями на деревне".

Хоть за плечами у нас с Тимом было много лет дружбы, я никогда не спешил делиться своими проблемами, не люблю, когда меня жалеют, поэтому и в этот раз лишь отмахнулся:

- Я просто не выспался. Привык по субботам спать до обеда, а тут такая подстава. Как бабуля?

- Бабуля на премьере нового спектакля. Ей дали роль некой... Пассифлоры, - театр Тим посещал регулярно, но интересовался им еще меньше меня, поэтому благополучно забыл, о чем ему вчера весь вечер с восторгом вещала бабушка, - ну роль такая. Видимо крутая, так как бабуля в экстазе. Она вчера половину ночи декламировала, поэтому я тоже не выспался.

Не смотря на это, выглядел он до неприличия бодро. Я тихо позавидовал его энергичности.

- А нам еще полдня торчать у Стены на солнцепеке.

- Я бы прихватил пива, но продавщица в ларьке около дома сменилась, и эта новенькая потребовала у меня паспорт. Сама небось на пару лет старше всего, противная такая, вся прыщавая такая, а на носу вообще отакенный, - он развел руки в стороны показывая то ли габариты безобразия на носу, то ли степень своего негодования, - фу!