Прекрасная тьма

— У меня не было выбора, — виновато посмотрела на меня Эмма. — Она не могла позволить тебе уйти. И я тоже. Не смогла.

— Это неправда, — затряс головой я, с трудом поднимаясь на ноги, — она никогда бы так не поступила.

Однако я понимал, что несу чушь. Именно так она бы и поступила. Они обе. Я знал это, потому что на их месте сделал бы то же самое. Но теперь это неважно.

За всю жизнь я ни разу не был так зол на Эмму, так разочарован.

— Ты знала, что книга ничего не дает просто так! Ты же сама говорила!

— Да, говорила.

— Лене придется заплатить за это, да и тебе тоже. И все из-за меня!

Мое сердце то ли разрывалось пополам, то ли собиралось взорваться и разлететься на тысячу частей. По щеке Эммы скатилась предательская слезинка. Вместо того чтобы перекреститься, она прижала два пальца ко лбу и закрыла глаза в безмолвной молитве.

— Она уже расплачивается за это! — задыхаясь, прокричал я.

Ее глаза. Выходка на ярмарке. Побег с Джоном Бридом. Слова сами пришли ко мне, и я выпалил:

— Она переходит на сторону Тьмы из-за меня!

— Если Лена переходит на сторону Тьмы, то не из-за книги. Книга заключила с ней другую сделку.

Эмма замолчала, не в силах договорить.

— Какую сделку?

— Она дала одну жизнь в обмен на другую. Мы знали, что будут последствия. Просто мы не знали, что книга выберет Мелхиседека.

Мэкон!

Быть того не может!

«Она дала одну жизнь в обмен на другую». «Другая сделка».

Моя жизнь в обмен на жизнь Мэкона.

Теперь я все понял! Понял, почему Лена так странно вела себя в последнее время, почему она замкнулась в себе, оттолкнув всех, кто любил ее, почему она винила себя в смерти Мэкона.

Потому что она действительно убила его.

Убила, чтобы спасти меня.

Я вспомнил заколдованную страницу, которую случайно обнаружил в ее дневнике. Что там было написано? Эмма? Сэрафина? Мэкон? Книга? Это была правдивая история событий той ночи. Вспомнил стихи на ее стене. Никто мертвый и Никто живой. Две стороны одной монеты. Мэкон и я.

«Все зеленое зыбко».

Тогда я подумал, что она перепутала строчку из стихотворения Фроста. [10] Но она оказалась права. Она говорила о себе самой.

Лене было больно видеть меня. Неудивительно, что она чувствовала себя виноватой. Неудивительно, что она сбежала. Сможет ли она когда-нибудь смотреть на меня, как раньше? Лена сделала это ради меня. Она ни в чем не виновата.

Во всем виноват я.

Все молчали. Пути назад не было, ни для кого из нас. Что сделано — то сделано. Я не должен был остаться в живых, но Лена и Эмма вытащили меня.

— Таков порядок вещей, и не в твоей власти изменить его, — сказала Твайла и прикрыла глаза, словно прислушиваясь к чему-то.

— Прости меня, — сказала Эмма, достала из кармана носовой платок и вытерла глаза, — прости, что не сказала тебе. Но я не жалею о том, что мы сделали. У нас не было другого выхода.

— Ты не понимаешь! Лена думает, что становится темной! Она сбежала с каким-то темным чародеем или инкубом! Из-за меня она в опасности!

— Чушь! Девочка сделала то, что должна была, потому что она любит тебя, — спокойно произнесла Арелия, собирая с земли подношения — кости, птичку и лунные камни. — Никто не может заставить Лену выбрать Тьму, Итан. Никто, кроме нее самой.

— Но она думает, что стала темной, потому что убила Мэкона! Думает, что уже сделала свой выбор!

— А на самом деле — нет, — произнесла Лив.

Она стояла чуть поодаль, чтобы не мешать нам.

— Значит, надо найти ее и все ей объяснить, — вдруг выдал Линк, сидящий неподалеку на старой каменной скамье.

Мой друг и вида не подал, что его смущает то, что я умер, а потом воскрес из мертвых. Как ни в чем не бывало. Я подошел к нему и сел рядом.

— Ты в порядке? — спросила Лив.

Лив. Мне было тяжело смотреть на нее. Я ревновал, обижался и втянул Лив в эту страшную историю просто потому, что решил, будто Лена разлюбила меня. Идиот, как я мог так ошибаться! Лена любила меня так сильно, что была готова на все, чтобы спасти меня.

Это я отказался от Лены, а не она от меня. Я обязан ей жизнью. Вот и все.

Я провел пальцами по деревянной спинке скамейки и нащупал вырезанные ножом слова:

Эта песня играла в Равенвуде в тот вечер, когда мы с Мэконом познакомились. Слишком явное совпадение, тем более для мира, где совпадений не бывает. Наверное, это знак. Но какой? Что я послужил причиной гибели Мэкона? Даже представить себе не могу, что ощутила Лена, когда поняла, что сохранила жизнь мне, но потеряла его. А если бы я так лишился своей мамы? Смог бы я потом смотреть на Лену и не видеть перед собой мертвое лицо мамы?

— Скоро вернусь, — пробормотал я, вскочил со скамейки и бросился бежать.

Я бежал по дубовой аллее, по которой мы пришли, глубоко вдыхая ночной воздух, чтобы чувствовать, что все еще могу дышать. Выбившись из сил, я остановился и посмотрел на усыпанное звездами небо.

Где сейчас Лена? Она смотрит на то же небо или на то, которое мне увидеть не дано?

Неужели наши луны действительно такие разные?

Я достал из кармана арклайт в надежде, что он укажет дорогу к ней. Но вместо этого он показал мне нечто другое…

Мэкон никогда не был похож на своего отца, Сайласа, и они оба прекрасно знали это. Он пошел в свою мать, Арелию — могущественную светлую чародейку, в которую его отец без памяти влюбился, когда учился в колледже в Новом Орлеане. Совсем как Мэкон, который влюбился в Джейн, когда учился в Дьюке. Сайлас тоже полюбил Арелию незадолго до трансформации, и тогда дед убедил Сайласа, что отношения со светлыми чародейками омерзительны и недостойны уважающего себя инкуба.

Деду Мэкона понадобилось несколько лет, чтобы разлучить его родителей. К тому времени у них родились дети: Мэкон, Охотник и Лиа. Матери пришлось воспользоваться способностями прорицательницы, чтобы спастись от впавшего в бешенство Сайласа, от его неконтролируемого голода. Она сбежала в Новый Орлеан, забрав с собой их дочь. Сайлас никогда бы не позволил ей забрать сыновей.

Единственным человеком, который мог помочь Мэкону, была его мать. Никто, кроме нее, не смог бы понять, что он влюбился в смертную девушку, ведь для кровососущего инкуба, коим он себя считал, это самый страшный грех.

Страшный грех для солдата ада.

Мэкон не предупредил мать о своем визите, зная, что она и так будет ожидать его. После долгого путешествия по тоннелям он вышел на поверхность в Новом Орлеане. Стояла жаркая летняя ночь, светлячки мерцали в темноте, в воздухе разливался тяжелый аромат магнолий. Она ждала его на крыльце, сидя в деревянном кресле-качалке с вязанием в руках. Они очень давно не виделись.

— Мама, мне нужна твоя помощь.

— Я знаю, — ответила она, откладывая крючок и нитки, и встала. — Все уже готово, дорогой.

Лишь одна вещь обладает достаточной силой, чтобы остановить инкуба.

Арклайт.

Сложный средневековый прибор, оружие, созданное для контроля и охоты на самых могущественных детей Тьмы — инкубов. Мэкон никогда раньше не видел его. Арклайтов остались считаные единицы, найти их было чрезвычайно сложно.

Но у его матери он был, и Мэкон пришел за ним.

Они прошли на кухню. Арелия открыла шкафчик над алтарем, где совершались подношения духам, и достала оттуда маленькую деревянную шкатулку. По периметру крышки была выгравирована надпись на ниадическом — древнем языке чародеев.

— Твой отец отдал мне его перед трансформацией. Этот арклайт передается в семье Равенвуд из поколения в поколение. Твой дедушка считает, что он принадлежал самому Абрахаму — думаю, это правда. На нем остались следы его ненависти и предательства.

Арелия открыла шкатулку, и Мэкон увидел черный как смоль шар. Он ощутил его силу, даже не прикасаясь к нему — силу, способную обречь его на вечное заточение в этой блестящей сфере.