Серый Город (СИ)

Он вскидывает руку с мясницким тесаком, показывая, докуда он сыт кшеками.

— Кого это вы тут делите? — раздаётся от входа бархатистый голос, в котором слышится ледяное змеиное шипение.

На свет выходит женщина лет сорока, с омерзительно красивым лицом. Да, именно так думается Генке. Если красивое лицо вырубить топором, то получится именно такое. Грубая, отталкивающая прелесть и длинные грязные седые волосы. На ней мужские джинсы и куртка.

— А-а-а… у нас гость, — шипит она и облизывает верхнюю губу.

Мальчик с ужасом замечает, что язык у неё действительно раздвоен и в каждом кончике блестят гвоздики пирсинга. Глаза её ненормально блестят.

— Люблю юных мальчиков, — говорит она и ещё раз облизывает губу, доказывая Генке, что ему не привиделось.

Почему-то только после появления этой женщины до Генки окончательно доходит, что он крепко влип. Он прислоняется к столбу.

— Один гадёныш удрал, ускакал, как бешеный кшек.

— Не беда, — усмехается женщина.

— Он может рассказать, где мы.

— Кому? Пацанам? И они закидают нас желудями?! — Она грубо хохочет. — А взрослым он ничего говорить не будет, а если и скажет, мы всё равно в другой плоскости. Как и наши дорогие кшеки, — сюсюкая, заканчивает она, протягивая в сторону Генки пальцы, сложенные козой, словно собираясь пощекотать. — Никто нас не найдёт.

— Надо его продать, — по новой заводит небритый.

— Ну что ты, Семён, гундишь и гундишь, сожрякаем, и все дела! Косточки, сладкие, хрустящие косточки.

Дика всего аж передёргивает от наслаждения, когда он представляет, как хрустит сочной мальчишечьей косточкой.

— Остынь, верзила. Подождём. Чую, непростой мальчик к нам пожаловал. Забором от него веет, все руки и душа на занозах. Если обработать, в армии Штоца за такого можно не только деньги получить…

— Он чё, воин? — с сомнением спрашивает Дик.

— Ответь дяде, мальчик… Видишь, молчит, значит, воин.

— Воинов, Кара, слишком долго обламывать, возни много, — недовольно замечает Семён.

— Зато сколько удовольствия, — шипит Кара, запуская пятерню в Генкины волосы и сжимая. Тот стискивает зубы, от боли сами выступают слёзы. Она запрокидывает ему голову. — Больно?

Высовывает язык и подхватывает слезинку, проведя по щеке липким языком. Вонь табака с перегаром и чего-то тошнотворно-гнилостного забивает нос. Живот и горло сжимаются, обессиливая, Генка думает, что его сейчас вырвет. Она дёргает за волосы вниз, и он с облегчением падает на пол. Что угодно, только подальше от её вонючего дыхания.

— А ты говорил — долго, вот, уже и в ногах ползает. — Она тычет парня в бок грязным армейским ботинком. — Будешь милым послушным мальчиком — останешься жив, а нет… — Дик суетливо ёрзает на стуле, сглатывая слюну, — правильно, Дик, мы его скушаем. Как тебя зовут?

Генка молчит, и она надавливает каблуком на рёбра.

— Гена, — хрипит он, и давление ослабевает.

Носок ботинка скользит вниз, замирает.

— Знаешь, что я люблю делать с юными мальчиками? — Дик вновь корчится на стуле и хрюкает, так он хихикает. — Что я люблю, когда делают мне? — продолжает Кара, маслянисто блестя глазами. — Скоро ты всё узнаешь…

Семён всё это время с растущей ненавистью смотрит на мальчишку и жалеет, что не пристрелил его сразу.

Старик медленно шевелит веслом. Мишка, съёжившись на носу лодки, смотрит в воду. Под свинцовой толщей проплывают звёзды, яркие, завораживающие. Мальчику кажется, что они летят сквозь него. Лишь на мгновение, замедляясь внутри, чтобы сказать пару слов: «Привет! Как тебя зовут?» — «Миша». — «Прощай, Миша». От их «прощай» по всему телу пробегают мурашки, и мальчик зябко вздрагивает, закрывая глаза, но в наступающей темноте звёзды становятся только ярче, а их лучи, словно острыми шипами, рвут и ранят душу.

— Проснись! Проснись!

Мишка пробуждается, как от толчка. Его действительно трясут за плечо.

— Вставай, прибыли! — жизнерадостно говорит мужчина.

— А где старик?

— Какой старик?

— Который взял меня в лодку.

— А-а-а… Ушёл, теперь я за него.

— Вы его сын? Похожи очень.

— Скорее брат-близнец, — смеётся мужчина.

Мишка не понимает его веселья.

«Какой близнец? Ведь близнецы одного возраста, а этот вполовину моложе».

— Давай, выпрыгивай.

Мишка поднимается, раскачивая лодку, смотрит вверх. Над ними нависает громада моста. Пахнет сырым бетоном, выхлопными газами и какой-то гнилью. Нестерпимо хочется курить.

— Сигареты не будет?

Ухмыляясь, лодочник лезет в карман плаща. Мишка жадно наблюдает за его руками.

— Держи.

Мальчик берёт пачку и зажигалку. Достаёт трясущимися пальцами сигарету, закуривает. Затянувшись, расслабляется и выпускает дым. Вопросительно глядит на мужчину.

— Оставь себе, мне больше не нужны.

— Спасибо, — говорит Мишка, суёт пачку с зажигалкой в карман и спрыгивает на берег.

Оглядывается: лодка уже в нескольких метрах от берега. Мишка вдруг остро ощущает, что забыл на ней что-то очень важное. Бежит следом. Останавливается по пояс в ледяной воде, крик застревает в горле. Тоска сжимает сердце. Что он мог забыть? Но теперь не всё ли равно? Он поднимает руку с раскисшей сигаретой. Отбрасывает. Зачерпывает и плещет в лицо воду, смывая слёзы. Плечи дрожат, а из груди рвутся рыдания. Просто водой их не остановить. Он выходит на берег, падает на колени и сжимается во вздрагивающий комок неведомого горя. А на середине реки весёлый лодочник распевает залихватскую песню о юноше, не знающем горя и бед, что радостно встречает рассвет в кругу прелестных дам.

Песня обрывается, а затем что-то тяжёлое падает рядом с Мишкой. Он вздрагивает и выпрямляется, вытирая глаза. Рядом лежит чуть изогнутая палка метровой длины. Рука сама смыкается на ней.

«Меч! Генка! Ему ведь нужна моя помощь, а я здесь рыдаю!»

Мишка встаёт, стряхивая мутное оцепенение. Оглядывается, ища взглядом лодку. Не находит, но шепчет сквозь зубы: «Я ещё вернусь!» Лезет в карман, вытаскивает намокшие сигареты, размахивается и швыряет в темноту. Раздаётся чуть слышный всплеск. Зажигалку оставляет, пригодится. Снимает и выжимает одежду, натягивает на дрожащие от холода ноги и поднимается по плитам на дорогу. Машин нет. Мишка быстрым шагом направляется в сторону города. До дома около пяти километров.

========== 4. Дети серого дня ==========

Минут через пять Мишу освещают фары приближающейся машины. Длинная тень вырастает из-под ног. Мальчик останавливается на обочине, разворачивается и, щуря глаза от яркого света, поднимает руку. Машина пролетает мимо, обдавая волной пыльного воздуха и громкой музыки. Миша провожает её взглядом и, увидев, как загораются красные огни, бежит следом. Запыхавшись, останавливается у передней двери. Качающая пространство музыка стихает на словах: «Грейтесь, пока мы в силе…» Плавно опускается тонированное стекло.