Скрамасакс (СИ)

Глава 4.

Отчитка.

Тут-то меня из ступора и вырвал жуткий, душераздирающий крик, доносился он из яранги, куда батюшка поволок нашего башкира. Вся команда припустила на выручку, голос, конечно, принадлежал не Серафиму, но и не Таймасу - хрен знает, может ли такой тембр вообще быть у человека. У Сирина, во время нашей первой встречи, когда я полоснул его ножом, вопль был схожим.

Поскольку нахожусь всех дальше, то и прибегаю, соответственно, самым последним.

Вломившись под крышу, обнаруживаю следующую картину: в неровном свете очага, мальчишка и грек изо всех сил пытаются удержать извивающегося башкира, а старец прижимает к его лбу нательный свой крест. Из-под распятия вырываются протуберанцы тёмной энергии, такой вид силы, я вижу впервые. Товарищи с трудом удерживают Таймаса, спешу им помочь, наваливаюсь на того всей своей массой. Наконец-то, он закатывает глаза, изо рта течёт густая, белая пена и предатель затихает.

- Всё, отпустите его, он больше не опасен - сквозь громкое дыхание друзей и бешеный стук собственного сердца, до сознания доносится голос Серафима. Мы с Атанасом дружно ослабляем хватку и поднимаемся, а вот пацан, похоже, ничего не слышит и продолжает сжимать в объятиях окостеневшее тело башкира. Казалось бы, человек потерявший сознание должен быть полностью расслабленным, а тут же невероятное напряженье всех мышц.

Мальчишку силком еле отрываем от затихшего Таймаса. Я разворачиваю пацана лицом к себе и, встряхнув за плечи, вглядываюсь тому в глаза - они стеклянные. Приходится пару раз хлестнуть его по щекам - реакции ноль.... Только после того, как старец прикладывает пацану ко лбу священнический крест, Аника резко приходит в себя, взгляд становится осмысленным и он пытается ударить меня в челюсть. Ничего не выходит. Перехват летящего кулака, поворот зажатой кисти и горе боксёр стоит в неудобной позе, на носочках, с неестественно вывернутой рукой. Секундное замешательство, нарушаемое лишь потрескиванием дров, прерывает сдавленный хрип - ааа... больно же, отпусти, я в норме...

- Точно...? - переспрашиваю и кошусь на нашего экзорциста. Старик кивает, мальчишка сипит - точно, точно... - пожимаю плечами и отпускаю захват. Потеряв равновесие, пацан пытается нырнуть лицом в пол, но мне удаётся его поймать за шкирку и поставить на ноги.

Аника затравленно озирается и встретившись взглядом с Серафимом, того спрашивает - что это было...? Вся компания вопросительно смотрит на старика, он пожимает плечами и, игнорируя вопрос, говорит, указывая пальцем в затихшего башкира - тащите его на свежий воздух, надо привязать к дереву, пока не очухался - ещё ничего не закончилось....

При ясно-морозном небе, восток робко окрасился розовым. Яранга разобрана, трупы утоплены, всё ещё находящееся без сознания окостеневшее тело предателя, надёжно привязано к кривой сосне и смотрит стеклянными, вытаращенными глазами на восход светила. Выражение его лица, я сначала принял, вообще, за маску смерти, но нет, сердце бьётся и грудь, хоть и еле-еле, а вздымается.

Пока пришедший в себя Аника, под чутким руководством капитана, прибирался в лагере, батюшка помог мне с трупами. Когда тело последнего из врагов, уходит на дно, старик, тяжело вздохнув, замечает - даже и сделать для них больше ничего не сделаешь - язычники, ни отпеть, ни предать земле....

- Ну, что ж - вновь вздыхает он - утро уже, надо дело доделать, пойдём - помолимся. - Сказав это, старец направляется к дереву, мы следуем за ним.

Встав возле облачившегося для богослужения священника и искоса поглядывая на пленника, мы обратились в слух.

Серафим начал - облецитеся во вся оружия Божия... - я внутренне собираюсь, поняв, что стал участником ритуала по изгнанию беса.

- Станите, убо препоясани чресла ваша истиною и оболкшеся в броня правды... - кажется, что сама природа, затихла, вслушиваясь в речитатив старика.

- Над всеми же восприимше щит веры, в нем же возможете вся стрелы лукавого разженныя угасити... и меч духовный, иже есть глагол Божий... - монотонно льются слова.

Сразу же вспоминается его молитва, посредством которой меня перенесло в райские чертоги, и я пытаюсь достичь познанного тогда состояния, но через какое-то время, понимаю - ничего не выйдет - наверное, случай не тот....

Слова завораживают - ...заклинаю тя, злоначальника хульнаго.... - Таймас рычит, невольно вздрагиваю, мальчишка, видимо вспомнив произошедшее с ним не так давно, весь скукоживается и с силой жмурит глаза. Вначале, молитвословия струились маленьким ручейком, но постепенно он креп и вот, это уже мощный горный поток, смывающий всё на своём пути....

- ... изыди и разлучися от сего раба Божия... - рык усиливается, постепенно переходя в жуткий вой.

Остекленевшие, выпученные глаза башкира, налились кровью и завращались с бешеной скоростью. На висках, шее и обнажённых участках рук, вены вспучились, запульсировав в такт со зрачками, густая пена, вновь потекла из открытого в крике рта, чуть приглушив громкость.

Зрелище жуткое, но в отличие от зажмурившихся товарищей, я не могу оторвать взгляд.

В этот момент, чувствую прикосновение, словно кто-то липкий задевает меня. Волосы встают дыбом, я выхватываю катану и, приняв боевую стойку, ныряю в изменённое состояние. После чего, просто охреневаю. В воздухе, вокруг нас, витает нечто бесформенное, словно марево в знойный день. Оно, темнея прямо на глазах, вытягивает чёрный туман из тела Таймаса. А из меня и моих спутников струятся потоки энергии в сторону рычащего башкира и, по всей видимости, занимают освободившееся там место.

Бесформенное и бесцветное нечто, постепенно чернеет, а в какой-то момент, тьма, вновь касается тела, на этот раз мне достаётся по шее. Мрак гуще, комок тошноты подкатывает к горлу. Защищаясь, на автомате, взмахиваю мечом, и попадаю в самый сгусток. Искры энергии, выходя из катаны, пробегают по черноте весёлыми огоньками. Нечто, моментально очистившись, вновь обретает свою первоначальную бесцветность. Марево вновь касается кожи, и сейчас, ощущения, скорее приятные - просто волна тепла...

- Изыди... - грозно произносит старец, припечатывая крестом лоб, извивающемуся в конвульсиях башкиру.

- Изыди... Изыди... Изыди... - Таймас последний раз, уже как-то жалобно взвизгивает и его полностью расслабленное тело, повисает на тугих верёвках.

- ...во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь. - Заканчивает старец.

Отчитка - чинопоследование православного экзорцисма, подошла к концу, я, облегчённо вздохнув, тут же сажусь прямо в снег, товарищи следуют моему примеру. Сил не осталось, выжит словно лимон, спутники видимо пребывают в таком же состоянии - и не делал ведь ничего, просто стоял и слушал, а ощущение - словно сутки разгружал вагоны....

Серафим остаётся на ногах, окидывает нашу уставшую троицу, задумчивым взглядом, тяжело вздыхает и медленно подойдя к пленнику, того освобождает от пут. Тело, потеряв опору, скользит вниз и застывает, скукожившись в позе эмбриона. Пару раз нервно дёргается и вновь затихает, на этот раз уже окончательно.

Старик прислоняется спиной к дереву, отирает выступившие на лбу, капли пота и, расслабившись, сползает по стволу на землю.

Утро полностью вошло в свои права, весело светит холодное, низкое, зимнее солнце. Суровая северная природа, застыла и затихла в своей извечной монументальности. Ни ветерка, ни звука, лишь тела пяти человек чернеют в снегу, весь же остальной пейзаж, после ночного ненастья, полностью окутан белым покровом. Позёмка прикрыла все последствия ночного боя и лучики света, отражаясь от граней снежных крупиц, больно режут по сощуренным глазам.

- Ну и что это было...? - первым нарушает молчание Аника.

- Всё позже - устало отвечает Серафим, потом указывает на затихшего Таймаса и добавляет - тащите этого в ярангу, а то замёрзнет. Да и нам туда же, подкрепиться не помешает, силы потрачены преизрядные.