Одиночество на земле (СИ)

Эстеларго удивился. Зрачки в глубине его васильковых глаз дрогнули.

— Я хочу посмотреть.

— Нельзя, — помотал головой Эстель. — Пока что — нельзя. Но скоро…

Он запнулся, почесал ухо — длинное, заостренное, как у эльфа.

— Как вы мне надоели, — нахмурился младший брат. — Постоянно повторяете, мол, скоро ты пойдешь с нами. А на деле что? Я сижу тут, охраняю ярус и переписываю старые песни.

— Прости. От меня ничего не зависит.

— От меня тоже, — со вздохом признал Эстеларго. — Я начинаю жалеть, что господин Амо нас принял. С графом Шэтуалем было бы намного проще. Бери да режь мясо, а потом собирай из него чудищ. Это гораздо приятнее, чем бегать по живому миру.

— Ты прав, — улыбнулся Эстель.

Братьев радовало лишь одно — события исчерпывались. Еще несколько фрагментов. Несколько строк, и можно будет отдохнуть, навестить друзей, прогуляться по родному ярусу…

Они еще долго сидели вместе. Обменивались короткими фразами, делились планами. Но к утру, когда солнце Врат Верности приготовилось вползать на небо, лекарь покинул свое логово. Проводил брата по узкому коридору, пожелал беречь себя и исчез, растворившись в тени.

Мгновение удушья и холода. Подошвы сапог касаются мостовой. Рядом высится памятник принцу Теалу. На его бронзовых волосах белеет снежная шапка, а из рукояти поднятого меча растет сосулька.

Эстель фыркнул, развернулся и пошел к городской стене. Там будет удобно работать — особенно если стража бдит в том же духе, что и всегда.

Он не ошибся. Сонная смена сидела в караулке — четыре человека, один пьян, один замерз до полусмерти. Инкуб оставил на пороге золотую монету — плату за разнос, ожидающий ребят в будущем. Быстро обошел постройку и, воровато пригнувшись, побежал наверх по выбитой в камне лестнице. Ноги скользили, перила обжигали ладони холодом. Эстель страдальчески морщился, но терпел.

— Чертова зима, — бурчал он. — Ненавижу зиму.

На верхушке стены, у острых стальных зубцов по внешнему краю, стоял еще один стражник. Он уловил движение, начал оборачиваться, но инкуб оказался быстрее. Выхватил из ножен на поясе стилет, вогнал его человеку в горло. Сбросил тело по ту сторону, на пустошь — раздался влажный хруст, едва слышный и не способный привлечь чужое внимание.

Прятать оружие Эстель не стал. Покачиваясь, добрался до угла, где дома внизу утопали в густом мраке, и присел на корточки. Перехватил стилет пальцами, как перо, и вывел в камне сложный рисунок — восемь витков, одиннадцать искр, схематическое солнце и купол. Встал, критически осмотрел свое творение и пошел дальше, насвистывая под нос.

Горизонт окрасился зеленым, облака потемнели и поплыли на юг. С высоты Эстель видел Волнистые Реки, бьющиеся о берег. Здесь, на Белых Берегах, они были величественны и прекрасны. В Велиссии, Гро-Марне, Зверогрите, Бертасле и Хасатинии все знали, что противоположный берег рядом, что есть мост, и можно перебраться в любой момент. Нижнее Белобрежье о подобном не ведало. Вот Реки — основа и союзник границ, — уходят в белесую дымку, в жутковатый туман, и что за ним прячется — неизвестно. Волны свирепствуют, бьются, и корабли не смеют с ними спорить. Парусами можно любоваться, живя в Морском Королевстве. А тут идиотов нет.

На следующем углу инкуб тоже оставил свои художества. И на следующем. И на следующем. Он закончил как раз вовремя, чтобы не позволить форту увидеть рассвет. Наполнил символы колдовством, переплел пальцы и выпустил из себя энергию. Преображаясь, она поползла от одной стены к другой, накрывая Шатлен чернильной пленкой. Пожирая тот слабый свет, что уже возник на улицах.

Прямо под Эстелем закричала женщина, тыча пальцем в застывшую на стене фигуру. На крик сбежались зеваки — человек пять, — и перепуганные стражники. Инкуб помахал им рукой, спрыгнул, но вместо того, чтобы разбиться в лепешку, легко приземлился на ноги.

— Доброе утро, — любезно сказал он.

Алебарды в руках мужчин рассыпались. Пленка сомкнулась, и форт утонул во тьме.

— Что за чертовщина?!

— Уже апокалипсис?

— Этот парень — ангел! Прогневили мы Богов, эх!..

В последнем голосе звучала ирония. Эстель улыбнулся, опустил ладонь со стилетом. Он собирался убить свидетелей, но, раз среди них есть такой шутник, пусть живут. Вобьют всем в мозги, что Шатлен стал жертвой неба, и избавят демона от лишних проблем.

Когда лекарь, посмеиваясь, шагнул прочь, в своей спальне проснулся Рикартиат. Вскочил, понял, что все это ему не снится, и бросился одеваться. Штаны, рубашка, куртка, шнуровка сапог… и конечно же биденхандер. Тяжелый двуручный меч в наспинных ножнах мерцал, словно молодой месяц. Извещая об опасности — и советуя ее избегать.

На ступенях между третьим и вторым ярусом стоял Альтвиг. Его глаза, принявшие мрак, изменились: в густой синеве возникли красные линии. Они окружали хищные вертикальные зеницы — такие же, как у Мрети.

Парни уставились друг на друга, и менестрель спросил:

— Чувствуешь?

— Да, — кивнул инквизитор. — В городе демон. Эстель.

— Скорее всего, так.

— Что за магию он использовал?

— Ну, — задумался менестрель, — нечто такое порой проворачивает Ишет. Называется «завеса». Выбираешь определенное место, накрываешь его пеленой темной энергии, и все. Она будет отражать страхи, надежды и мечты тех, кто окажется под ней. Но не в себе, а в реальности. Грубо говоря, Шатлен заполнят иллюзии. И если завеса достаточно сильна, нам всем не поздоровится.

— Ее можно разбить? — нахмурился Альтвиг.

— Да, если атаковать дар носителя. Он отвлечется и утратит контроль. Но мы противостоим демону, так что задача трудновата. Пойдешь со мной?

— Спрашиваешь.

Мреть улыбнулся. Затем снова посерьезнел:

— Знаешь, что меня пугает? Илаурэн не успела вернуться.

— Ваши переходные руны завесу не пробьют?

— Только отчасти. То есть она врежется в нее и завязнет. Как муха в паутине, черт возьми.

— В такой темноте, — неодобрительно процедил парень, — чертей лучше не вспоминать. Лично я не обрадуюсь, когда они отзовутся.

Рикартиат виновато развел руками. Он нервничал, сердце колотилось в груди, как бешеное. На каждом шагу оно словно подскакивало, причиняя боль.

Альтвиг первым вышел из дома, отшатнулся от неясной фигуры. Узнал ее, облегченно рассмеялся:

— Привет, Киямикира.

— Привет, ребята, — согласился инфист. — Тоже решили размяться? Да? Тогда я составлю вам компанию. Дивная ночка.

Улица недолго оставалась прежней. Стоило парням добраться до поворота, как оттуда выскочила шестилапая тварь с удлиненной мордой. Она взвыла, махнула когтями в ногте от лица Киямикиры. Села на задницу, проехала до забора и по-человечески простонала:

— За что мне все это?..

— А нам? — поддержал инфист.

— А вам, презренные людишки, — оскалилась нечисть, — всякая беда по заслугам!

Рикартиат дернул ладонью:

— Молчи, морок.

Тварь вспыхнула и пропала, оставив на дороге выжженный след. Снег поблизости почернел, и сквозь него проклюнулись тонкие ростки. За пару минут они выросли, распахнули листья, обзавелись бутонами, отцвели, сбросили лепестки и погибли, обратившись в пепел.

Мреть переступил через плетень, заглянул во двор ближайшего дома. Там, прижавшись к стене, сидела девочка лет шести. Заплаканная, черноволосая, она вскочила и убежала от человека. Поняла, что он жив и может стереть ее сущность, как только что стер крупного дакарага.

Менестрель покосился на Альтвига, мысленно попросил прощения и начертил в воздухе звезду. Острые грани зависли перед ним, налились алым сиянием.

— Именем ветра и тьмы, — начал парень, — именем голоса и звука, тишины и крика, боли и ласки, я приказываю: укажи мне путь!

Левый угол ослепительно полыхнул.

— Нам на запад, — обрадовался Мреть.

— Ого, — удивился Киямикира. — Мощно. Там же большинство храмов.

— Пустых храмов, — понимающе протянул Альтвиг. — Демону на них плевать. Без служителя обитель Бога — все равно что пустой орех. Вроде крепкий, но…