Мрачный ангел (СИ)

Он здесь не на…, он здесь чужестранец. И, то ли потому, что он понял: все люди есть люди, или от нервного или душевного истощения, или от раздражающих его, доходящих до абсурда законов, он стал нервозен или смел, — гоняет местных и неместных. Работая в сфере обслуживания, приходится иметь за день столько случаев контакта с немцами и ненемцами, что он не делает различий. Если кто-то перебарщивает со своей тупостью, то это выводит его из себя; но только если перебарщивает, — потому как тупость здесь заложена почти в каждом. Большинство здесь — маразматики, отупевшие или даже деградировавшие от средне-хорошей жизни. А если жизнь здесь была бы очень хорошей, — что было бы с их мозгами тогда? Они сейчас уже думают лишь о собственном доме: как бы его построить или заиметь. А те, у кого он уже есть (а их тут хоть отбавляй) думают лишь о том, что бы по дому сделать. Если у кого-то случится неприятность: треснет штукатурка на каменном заборе, то всё внимание туда. Будут куплены специальные инструменты, будет неделю отбиваться штукатурка, потом неделю штукатурится всё заново, и неделю красится. Разве ж хозяин собственного дома возьмёт в руки книгу, пойдёт в музей или театр!? Что вы! Что вы! У него же трещина в штукатурке на заборе! А когда он с ней разделается, то начнёт искать что-нибудь: водосток пора красить, траву надо стричь или окна лишний раз помыть. Всё что угодно, но лишь бы не работать головой. Воистину — дурная голова рукам покоя не даёт.

Разрушился созданный им в Союзе крутой, величественно-райский образ Западной Германии. Это же — деревня, болото!!! Запад всегда ассоциировался у живущих там, где-то на востоке с образом свободы, с почти что земным раем. И вот он — «рай» — удушливый смрад дебильных законов, правил, предписаний, параграфов, и дополнений к ним.

А если о свободе, то, какая свобода?! Шагу нельзя сделать в сторону, если нет каких-то законодательных установок на эту тему. Негласный закон: что не запрещено — то разрешено не для Германии. Здесь помимо отсутствия запрещения, должно быть и официальное разрешение. Или вот взять торговлю: если ты имеешь свой магазин и хочешь торговать без выходных — нельзя! В субботу лишь до 16-ти часов, а в воскресенье вообще запрещено! А хотя бы то, что в многоквартирном доме в ночное время разрешено пользоваться душем не более получаса! И ограничения элементарных физических свобод, можно перечислять до бесконечности. Единственное, что пока ещё не сожрано узкими рамками — это скорость на автобанах для легковых машин и мотоциклов. Западная Германия, свобода, — иллюзия, не более!

А эти чёртовы церкви, натыканные на каждом углу, и начиная с шести утра и до позднего вечера долбящие, как молотом по голове, каждый час и каждый день! Трудно найти в городе место, куда бы ни достигал более или менее сильный колокольный звон.

Он выпил ещё, закончив бутылку. Но, захотев сменить тему, он, вдруг, зацепил за хвост, одну удаляющуюся мысль: что у людей, которые считают, что они здесь дома, видимо вообще отсутствует понятие Родина. Прибыв сюда, — они дома. Завтра, если случится эмигрировать, например, в Америку, — она станет их домом. Хамелеоны! Простонав, он принялся за вторую литровую бутылку.

Выпив один за другим два стакана, он почувствовал набежавшую волну творческого зуда, который был поражён стрелой бессильной злобы. Надо как можно сильнее выжать губку-душу. Может потом на дольше душевного равновесия хватит. Он схватил дрожащей рукой ручку и излил на бумагу свой порыв, назвав его «Белый стих».

Вовнутрь вплёскивается ещё один стаканчик вина, как дополнительный ковш воды на камни в парилке. И, то ли это было уже достижение предельного рубежа, то ли выпитое наконец-то стало «усваиваться», — но он почувствовал неожиданно ворвавшийся в него жар и окутавшую его духоту. Порывистым движением он подошёл к балконной двери и открыл её.

Прохлада ударила в лицо — увиденное в сознание. Сковал паралич. На балконе стоял человек. Он стоял, не шевелясь, смотря отрешённо грустными глазами. Через мгновение хозяин квартиры отпрянул в глубь комнаты, лишившись дара речи. Незнакомец тоже молчал.

Первые отблески понимания донесли до захмелевшего рассудка реакцию на цвет. Человек на балконе был одет во что-то светлое. Может быть в белый костюм. Чарующие и раздражающие, нежащие и терзающие, плывущие и разрывающие, усыпляющие и издевающиеся чувства, смешавшись, вспыхнули и взорвались, обрызгав сознание каплями понимания: «Сосед забрался со своего балкона, что слева. Что-то у них, видимо, случилось. Хотя… это практически невозможно. Тогда, он спустился с верхнего… Какого верхнего? Надо мной нет балкона. По-че-му он молчит? Он вторгся ко мне, и, первое, с чего он должен начать, так это с извинений. Последнее, что остаётся предположить, — он поднялся с нижнего. Возможно, возможно, что это возможно. Но почему он молчит? Да, но почему молчу я? Я — это понятно — растерялся. Но он?! Его молчание, это — наглость!»

— Э-э-э-э… — протянул хозяин.

— Не думай, — я не сосед, и я не забрался: сбоку, сверху или снизу, — заговорил гость. — Услышав вконец отчаянный крик твоей души, я пришёл, — пришёл помочь тебе. Я — Мрачный ангел.

Возникла пауза. Оба молчали, глядя друг на друга. Вскоре шёпот хозяина нарушил её.

— Не понимаю… Ангел?… Мрачный ангел?… Почему?

— Почему мрачный? Потому мрачный, что являюсь в самые мрачные минуты для человеческой души и помогаю…

— Э-э… для души?

— Да. Твоя душа буквально несколько минут назад разрывалась, кричала и взывала. Когда страдание твоего рассудка и одновременно души дошло до апогея, я услышал, и по долгу моего предназначения пришёл, пришёл чтобы помочь твоей душе.

— Душе… почему душе? Мне? Моя душа — это я.

— Ты или не ты… я пришёл помочь душе.

— Моей?

— Твоей?… Хм. Это звучит для меня несколько странно.

— Почему?

Вместо ответа ангел развёл как бы в растерянности руками и обвёл глазами балкон.

— Ах, конечно! Заходите, — спохватился хозяин.

Мрачный ангел переступил порог лишь на шаг и замер, сомкнув внизу руки. Хозяин обители путался в мыслях, не зная, что с его стороны надо предпринять.

— Ты удивлён моим удивлением? — заговорил гость. — Я уже привык к тому, что физические тела считают души своими душами.

— Не понимаю.

— Понимаешь. Просто тормозишь свою мысль. Так, ты согласен с тем, что видишь меня?

— И да, и нет.

— Думаешь, что много выпил и всё это тебе лишь кажется. Как вы там навыдумывали: галлюцинации, онейроид, делирий. А если это явь?

— Вы дали мне хорошую подсказку! Я — пьян!

— Хочешь в это верить?

— Но я действительно пьян!

— Наивное дитя или хитрый лис. Пытаешься спровоцировать меня на подробные объяснения.

— Мне кажется, что это сон. Но, этот сон наяву — это делирий. — Что такое делирий? — он подошёл к своей библиотеке и взял энциклопедический словарь. «Делирий — вид помрачнения сознания; проявляется ложной ориентировкой в окружающем, сценоподобными зрительными, реже слуховыми галлюцинациями, яркими бредовыми представлениями, двигательным возбуждением. После делирия отмечается частичная амнезия»…