Дикая охота. Полотно дорог (СИ)

На снег под ноги лег зеленоватый слабый отсвет, и Меред обернулась назад, сбавив шаг. Далеко на северо-востоке, разрезая чернильную непроглядную высь, разливалось отблесками северное сияние. Птица затаила дыхание: волшебство это случалось так редко, что всякий раз она считала его небесной милостью Хартанэ. В Келерии она несколько раз сама купалась в изумрудном свете, который был так близко, что ложился на плечи, на щеки, на волосы – и ныне сердце защемило сладкой тоской: Меред захотелось быть там, где над белыми склонами простиралось зеленое полотно, напоминающее русалочьи волосы, колышущиеся на тихих волнах спокойных рек. Тэарга тоже остановилась, обернувшись, и ее тонкий силуэт осветился.

- Можно считать это хорошим знаком, правда, Птица Меред? – спустя некоторое время прошелестела ведьма, и Меред вдруг ощутила, что все раздражение куда-то делось, уступив место покою и чему-то родному до боли.

- Наверное, - просто ответила она, глядя туда, где переливались волны сияния.

Оно не растаяло в небе ни тогда, когда они наконец отыскали небольшую рощицу у подножия холма, чуть в отдалении от главной дороги, ни тогда, когда разожгли небольшой костерок под сенью бересклетовых зарослей. Оно отражалось в тающей изморози на ветвях, когда Меред устраивала себе лежанку из сухих веток возле огня и устилала ее одеялом. Оно не исчезло, когда Птица, устав после долгого дня, смежила веки, пригреваясь под золотым боком пляшущего пламени, и осталось, когда ведьма, протянув руки к огню, улыбнулась, вытаскивая потоки теплого воздуха и оплетая ими Меред и себя саму. Оно полыхало ярко-ярко, когда сон опустился на тихую поляну, черным зверем мурлыча и баюкая их.

Северный свет, изумрудно-зеленый, словно травы по весне, отражался в синих стеклах Птичьей Башни – а они, все они, молодые и старые, опытные и совсем еще глупые, высыпали из замка, чтоб смотреть. Тишь холодной зимней ночи была глубже, чем воды синего океана, с берегов которого пришла Меред, и никто не хотел нарушать это чародейство. Они стояли, задрав головы, и просто глядели в небо, а вокруг разливался свет, плавными волнами ниспадая откуда-то с немыслимой высоты. Меред купалась в этом сиянии, тонкая и легкая – оно проходило сквозь нее, высвечивая самое сердце, высвечивая огненную искру Хартанэ в груди, и ей было тихо и хорошо. Рядом стояла Атеа, и золото ее волос сейчас было укрыто полупрозрачной вуалью, а на губах ее играла улыбка. Звездная пыль осыпалась на ее длинные ресницы, и девушка, казалось, вот-вот должна была рассмеяться, вскинуть руки и взлететь, подхваченная волнами северного сияния, такая красивая и древняя. Меред видела и других – все они были с ней, все они стояли рядом, и Птица ощущала неразрывную связь с ними, с каждой из них. Даэн смотрела в небо, чуть заметно улыбаясь, и в длинной черной косе, в крутых изгибах локонов, вытрепанных ветром, тонкой ниточкой путались изумрудные сполохи. Она вся казалась светящейся, сильной, и от того Мара, прижимающаяся к ней, была еще более легкой и прозрачной. Ветер вокруг них, тихий и какой-то нездешний, колыхал ее одежду и пряди волос так, словно она была в воде – так же медленно, плавно и… Меред не знала. Лишь видела – и тихонько молилась: Хартанэ, своим сестрам, женщине из Гарварны, самой себе… Маленькой девочке Ати, в чьих огромных зрачках застыла вечность и великое счастье. Дамале, чье лицо впервые осветилось искренней тихой улыбкой. Гаэре, поддерживающей Слепую Мэг под локоть – и обе ведьмы, древние, словно весь мир, такие несхожие, сейчас выглядели молодыми и вечными. Шеде, всклокоченной, желтоглазой, смешливой. Аллэи – в которой ныне ощущался великий покой и свет. И – еще кому-то, полупрозрачному, тонкому, замершему где-то на периферии, тому, чье лицо было спрятано в глубокой тени. Все они сейчас стояли рядом в зимней тишине, знакомые друг другу и нет, связанные Великим Полотном мира, и Хартанэ в звездной выси танцевала, и с Ее щедрых рук вниз спадали волны сияния, от сердца – к сердцу, из глаз – в глаза. И мир стал единым – и все в мире тоже стало единым. Так, как и должно было быть. Всегда.

Утро, морозное и острое, не сумело прогнать мерцающее ощущение сна. Меред то и дело ловила себя на том, что рука против воли тянется к сердцу, словно стремясь прикрыть трепещущий огонек Дара Хартанэ, а губы растягиваются в тихой мягкой улыбке. Ведьма молчала с самого рассвета, но теперь уже это молчание не казалось Птице таким напряженным и натянутым. Скорее всего, эльфийка всего лишь была погружена в собственные мысли – такая же далекая от Меред, как Лореотт от солнца. И это не было плохо. И Меред не хотелось нарушать эту тишину между ними: все происходило ровно так, как должно было происходить.

Когда солнце уже прошло половину своего пути по высокому небосклону, они наконец добрели до небольшого городка – придорожный указатель неподалеку от хлипкой стены гласил, что место это прозвано Купчим Долом. Пахло жженной древесиной, зерном, слышались окрики из-за каменной высокой кладки, где-то поблизости орал, словно резанный, петух. Меред отстраненно, с легким удивлением, заметила, что сегодня весь этот шум и гам раздражает ее не так сильно, как всегда. Видимо, Хартанэ и впрямь смилостивилась и благодатным сном смыла с нее все смурные мысли. Коротко взмолившись богине и поблагодарив ее за этот дар, Меред взглянула на Тэаргу.

- Здесь?

- Полагаю, да, - бесцветно ответила эльфийка. Лицо ее – та часть, которая была видна – не выражало ровным счетом ничего. Впрочем, Меред видела, как ее пальцы едва заметно, словно невзначай, играют с широким мягким краем рукава. Возможно, так проявлялось то самое «беспокойство», о котором говорила Тэаргавар.

За стеной раскинулся обыкновенный шумный город – Меред уже почти привыкла к ним. Не столичный – все дома были максимум в два этажа; никаких фонтанов и цветных витражей – лишь колодцы с расчищенными к ним дорожками да неприметные узоры на крылечных балках. Шумные дети, закутанные в теплые одежды так, что больше походили на колобков, с визгом и криком носились друг за другом, распугивая тощих дворовых кошек. За невысокими оградками трудились горожане: кто-то возился с дровами, и мерный стук разносился над крышами, кто-то переговаривался о делах насущных. Чуть дальше, ближе к центру, бытовой гвалт, похожий на деревенский, сменялся криками торговцев, чинными разговорами женщин, скоморошьими песнями – Меред слышала откуда-то тихие перезвоны струн, смех и чей-то голос, переливающийся и вторящий мелодии. Они с Тэаргой вышли на рыночную площадь, которая здесь была действительно огромной, не в пример тем, что Птица видела до того. Длинные ряды палаточек и деревянных прилавков под холщовыми крышами тянулись куда-то далеко вперед, и глаза разбегались от разнообразия украшений, сластей, оружия, тканей и прочего, прочего.

Не удивительно, что его назвали так - Купчий Дол. И ведь время-то не ярмарочное… Что же тут творится летом?

Меред даже растерялась – ощущение было таким, словно им нужно найти иголку в стоге сена. Она неуверенно тронула узелок Дара Хартанэ в груди, и тот расплелся, разбрасывая во все стороны золотые петли и нити, распускаясь и словно ища. Она теперь тоже ощущала легкое волнение и беспокойство – однако причина могла быть в том, что Тэарга ей сказала о возможном успехе здесь. Втайне Меред надеялась, что эльфийская женщина не ошиблась. Пока что ничто не менялось, все было как и в двух городках до того, и Птица не почувствовала никаких неожиданных перемен в собственных ощущениях.

Она повернулась к Тэаргавар, когда ведьма сама окликнула ее.

- Нам нужно разделиться. Я тоже буду искать. Так вероятность того, что мы скоро найдем ведунов, возрастет.

- Ну… хорошо, - девушка даже опешила: она-то думала, что ведьма теперь не отвяжется от нее вообще никогда. Подозрение всколыхнулось в груди, и пришла мысль проследить за Тэаргой, однако она быстро одернула себя: у нее было задание от Лорелей, и прежде всего нужно было выполнить его. Повертев головой по сторонам, Меред вопросительно взглянула на нее, - Мы встретимся где-то вечером? Или пути расходятся?