Туннелирование

Внезапно я резко обернулся.

— А ты, Тарси, ты уверена в том, что делаешь? В том, что это именно ты, а не кто-либо другой действует через тебя?

Она ответила не сразу. Помолчала, глядя в сторону, и я понял, что она плачет. Если она и не была моим врагом, я так легко мог сделать это сам. По всем законам этого мира я должен был это сделать, и ни у кого из нас не должно было остаться выбора. Либо сейчас я сделаю огромную глупость, либо и без того вся моя жизнь — сплошная ошибка. Но что, если я сам сделаю то, что должен сделать — уйдя отсюда, толкнув ее в пропасть одиночества и заслуженной ненависти.

— Нет, — ответила она. — Как я могу?

Никак. Разумеется. И никаких извинений быть не может.

— Тарси, — сказал я. — Я должен тебе кое-что показать.

«Я верю. Верю в то, что неважно, в чьих руках это окажется в итоге. Окажется в одних, окажется и в других. Рано или поздно. Неизбежно. Пусть каждый сам наступает на свои мины. На свое безумие. На то, что какие бы иллюзии это ни создавало, мы не способны что-либо изменить. А если даже и в силах, отчасти, то все равно ничто не изменится по-настоящему. Нам только кажется, что мы чем-то управляем. Возможно, это оно управляет нами… Тоже чепуха. На самом деле все просто движется по своим траекториям, заданным еще при Большом взрыве.

В чьих бы руках это ни оказалось, это не конец света и не конец эволюции. Это по-своему изменит каждого, кому достанется. И без того все на свете постоянно мутирует и изменяется, превращаясь во что-то иное. Так что и в самом худшем случае — все неважно».

Тарси покорно следовала рядом, не выказывая протеста или обиды, кроме тех тихих слез в капелле, обреченно и безразлично, наверняка одолеваемая не менее «веселыми» философскими мыслями. Она отлично знала, в каких монстров превращает паранойя вполне приличных людей. Уверен, некоторые из них изначально были куда лучше меня.

Коротким, наполовину потайным привычным путем я провел ее в кабинет, жестом предложил сесть, что она послушно исполнила, извлек «игральный кубик» и положил на проектор. Когда вокруг загудели светящиеся зеленоватые линии, я снова обратился к ней:

— Знаешь, что это такое?

Она отрицательно покачала головой.

— Это модель «Януса», — я выдержал небольшую паузу, прежде чем добавить: — действующая.

Вот теперь она чуть не подпрыгнула на месте.

— Что ты имеешь в виду?

— Что она действует. Хотя не могу сказать, что идеально.

— Зачем ты мне это говоришь и показываешь?

Я помолчал.

— Понятия не имею. Может, это результат какого-то внушения?

Да, не смешно. Ее бледное лицо, еще с дорожками слез, было непроницаемо.

Мне тоже не смешно, подумал я. Вот все прекрасно, мы оба стараемся, как можем, и все же смотрим друг на друга волком. Сквозь то, что является величайшей тайной в обитаемой вселенной, и это ничуть не помогает нам друг другу доверять.

— Как бы то ни было, я уже проверил, что она может. Не то чтобы все прошло гладко, но…

— Прекрати! — вдруг воскликнула она. — Хватит!

— Что такое? — удивился я.

Ее заметно трясло.

— Не обязательно издеваться!.. — она никак не могла унять дрожь. — Выключи это чертово световое шоу или, клянусь богом, я попытаюсь тебя убить, неважно, что потом со мной случится!..

— Почему?..

— Потому что этот концерт уже верх цинизма!

А-а… Она в самом деле решила, что я просто издеваюсь? В тот момент, когда я думал, что раскрываю душу. Какая ирония. И все логично и естественно. Мячик летит в одну сторону, потом в другую. А главное, я все равно не могу продемонстрировать машину в действии. Она не настолько исправна, чтобы рисковать… по крайней мере чужой шеей. Особенно, если это ее шея.

Я вздохнул, тоже сел в кресло и уронил голову на руки, тихо смеясь.

До меня донесся приглушенный судорожный всхлип.

— Прости, — сказал я, поднимая голову. — Мне кажется, я не вылезаю из стресса. И даже, «всё понимая», понимаю не всё, как и ты, потому что с тобой происходит то же самое. Я не издеваюсь, я думал, что только что дал тебе смертельное оружие против себя самого. Я был до смешного серьезен и трагичен. Не думай, что я не воспринял всерьез то, что ты сказала сегодня. Но это вывело меня из равновесия, потому что я все равно собирался показать тебе это. Показав сначала витражи. Потому что это — такая же реальность, невесомая, невещественная и поглощающая прорву энергии, потому что дворец на это способен. Море неконтролируемой неиспользуемой энергии. Плохо у нас вышло — я не ожидал, что меня так собьет в полете. И я еще не говорил об этом ни одной живой душе.

— Я все-таки не понимаю, — сказала она упрямо.

— Можешь верить или нет, можешь использовать это против меня, наверное, я этого заслуживаю. Тем более что не могу продемонстрировать ничего, кроме каких-то светящихся линий. Модель не откалибрована, побочные эффекты могут быть какими угодно, я в этом уже убедился. Но пока не появился буфер, я могу увидеть ближайшие события, не отстоящие от нас на полсотни лет. В любом случае это ничего не доказывает, даже ближайшие события несут в себе массу расхождений. Мы ничего не можем узнать наверняка. И все-таки, думаю, тебе бы хотелось это знать, кем бы она ни была — я не мог не проверить, что тогда произошло…

— С твоими родителями? — быстро спросила она, перебив меня.

— Нет, — ответил я после новой шокированной паузы. — Я не мог, по крайней мере не сейчас. — Я понял, что даже говорить об этом для меня затруднительно. — С кораблем твоей матери. Я проник в сознание…

— В ее сознание?

Я на мгновение сцепил зубы: «Да ты что, издеваешься? Мстишь мне?» Но сумел понять, что она просто волнуется.

— Нет. В чье-то отключенное. Думаю, это был полковник Крейг. Он не должен был ничего заметить даже при том, что мое сознание было какое-то время активно. Он находился в какой-то медицинской капсуле. — Я увидел краем глаза, как она бессознательно кивнула. Видно, припоминала такие капсулы.

— Я находился там в то время, когда должен был произойти взрыв. Немного дольше. Но взрыва не было. Потом я вернулся. Это все.

Тарси шумно выдохнула.

— Это ничего не доказывает, — повторил я.

— Но повышает вероятность, верно?

— Да, — я немного сфальшивил — ведь точно так же не было никакого взрыва в той реальности, где я наведался в свою собственную голову и чуть не застрял в том мире, может быть потому, что хотел этого. Но в последнем случае я бы предпочел, чтобы взрыв произошел, хотя Янус легко мог отправить меня и в царство моей собственной паранойи. Мы уже знаем, где он предпочитает в первую очередь брать недостающую ему информацию о том, куда мы собираемся отправиться.

— Но ты говоришь, что не можешь ничего продемонстрировать.

— Не могу. Система нестабильна. Чудо, что она вообще работает. Пока это только отличный способ потерять рассудок или отправиться куда-то и никогда больше не вернуться. А то, что я видел в последний раз — еще и вернулось ко мне по частям, не только в нужный момент, но и в прошлое, когда я не знал, что это такое, начиная с того момента, когда мое сознание было наиболее уязвимо. Понятия не имел, что это за галлюцинации, а оказалось, это от того, что я сделал только в будущем, своем совсем недавнем прошлом.

Она немного посидела молча. Потом протянула руки через стол.

— Я тебе верю.

Я выдохнул и взял ее руки в свои.

— Значит, у тебя есть «Янус», твой персональный, ручной, даже если пока необъезженный. И ты им пользовался, — продолжила она.

— Да. — Голос ее звучал как-то слишком ровно, а руки были холодными.

— Значит, ты вполне мог быть повинен в обоих случаях, даже не выходя из дворца.

Я уставился на нее, не в состоянии вопросить и такую банальность как: «Что?..»

— Мог. Вот, что ты мне пытаешься сказать. Оба случая слишком похожи. А ты, по-видимому, слишком безумен, по своему собственному желанию. Сделаешь ты это в будущем или уже сделал, чтобы оправдать все нестабильностью системы? Веришь ли ты в это сам или лжешь всем кругом, неважно, какая у тебя есть на это причина? Я помню, ты всегда умел лгать. — Она выдернула свои кисти из моих. — И что ты сделаешь со мной теперь?