Суд Проклятых

Астарта 2. Суд Проклятых

Марк Александрович Романов

© Марк Александрович Романов, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Пролог

Сердце, сердце, ты не бесконечно…

Что ты делаешь со мной, почему не остановишься, не перестанешь биться в груди, умолкая, унося с собой эту боль и обречённость? От чего продолжаешь отмерять мои бесконечные дни, минуты и секунды жизни, разливаясь болью и сожалением с каждым ударом?

Сердце, сердце… Ты же осталось таким же. Таким же, как и в тот день, когда я возомнил себя богом, решил, что знаю, как лучше будет для миллиардов, триллионов, десятков и сотен тысяч нерождённых.

Ты билось так же ровно, спокойно, надрывно и яростно, когда я решил стать почти богом. Когда я шагнул за невидимую черту, навсегда отсекая себя от остального человечества, обращая его лишь в необходимые мне, новому богу, инструменты.

Но я не бог. И никогда не был им. Я остался живым человеком, который рухнул с Олимпа всей массой нерастраченных ожиданий и несбывшихся мечтаний. Я падал, недоумевая, почему, от чего, как это могло случиться со мной? Таким всезнающим, таким умным и таким хитрым, таким предусмотрительным и самоуверенным, возомнившим однажды, что могу решать не только за себя, но и за всё человечество на протяжении семи веков.

На самом же деле я не мог решать даже за себя. Тем более – за себя. Мне протянули руку, но я отверг её, хлестнув по ней ребром ладони. Мне подставили плечо, но я гордо вздёрнул голову, отвергая помощь. Мне бросили спасательный круг, но я предпочёл уйти под воды с головой, захлебнуться в ней, умереть и возродиться снова.

Без памяти, без надежд и без себя самого. Я стал чист, словно идеальные кристаллики кварцевого песка, что нестерпимо резали мне глаза своим золотистым светом.

Сердце, сердце… Ты не бесконечно. Ты не можешь вместить в себя всю ненависть и всю любовь, всё моё сожаление и раскаяние, все мои страхи и порывы. Ты молчишь на мои вопросы, устав кричать внутри, захлёбываясь горячей кровью, истекая ею, как талым снегом в горячей ладони. Ты оставило попытки достучаться до меня, предупредить и остановить, ты окончательно разорвалось на кусочки, каждый из которых теперь несёт в себе всё то, что ты не смогло удержать целиком.

И теперь, стоя здесь, в этих беспощадных песках, ощущая твоё тихое биение, я вспоминаю о тех временах, когда ты говорило со мной, но я тебя не слушал.

Бедное ты моё сердце, что взяло на себя роль проданной, утопленной в крови и грязи души. Ты взяло ответственность на себя, желая спрятать, сохранить хотя бы кусочек бессмертной души человека, который не достоин был прожить и одну жизнь, а его наградили бессмертием. И памятью…

Обрекая на ежедневные воспоминания, услужливо предоставляя картины прошлого, мне подарили самое великое из желаний всего человечества – жизнь.

Но так и не рассказали, как жить, когда больше не видишь смысла, не знаешь, за что умирать, не представляешь, куда идти.

И теперь мне не протянут руки, не подставят плеча, не бросят верёвку и не пойдут за мной, ибо я стал никем. Последним, кто может решать, но лишь тогда, когда моё решение уже ничего не изменит.

Я прихожу рядом со смертью и жизнью. Стоя между ними, как натянутая струна, что звенит на ветру.

И теперь я знаю, что отличало меня от капитана Моргана. За ним шли из любви и дружбы, а за мной – лишь по приказу.

И я приказываю себе жить, и помнить, и идти. Без веры, что смогу исправить, но с надеждой, что смогу попытаться.

Если мне поверят. Если услышат. Если рискнут.

И если за мной вернётся однажды хотя бы один человек, просто так, просто из личных побуждений, от чувства долга или желания найти меня, если это случится, я буду знать, что начало пути положено.

И буду знать, что это только начало…

Глава 1. Ни любви, ни жизни

1.1. Ни любви, ни жизни

«Я вас ненавижу, ненавижу, ненавижу!»

Эта мысль крутилась по кругу в голове, не желая уступать место каким-либо другим мыслям или образам. Внутренний крик достигал своего крещендо, обрывался и снова начинал терзать душу изнутри, острыми щипцами срывая робкий покой, начинавший теплиться после спада напряжения.

Он не знал, сколько ещё выдержит. Чёртова канитель последних событий, отрешённость от происходящего, вывернутые наизнанку мысли и желания. Его будто выпотрошили, высыпав на песок все внутренности, оказавшиеся на проверку только осколками разноцветного витража.

«Зачем вы это сделали со мной? Что вам от меня нужно? Что, что, чего вы хотите?!»

Временная смена вектора не принесла желаемого облегчения, и разум снова возопил о ненависти. Настолько жгучей и невыносимой в своём бессилии что-либо изменить, что он стиснул зубы. Последний раз такое случалось очень давно.

Кажется, в первый раз, когда его серьёзно ранили, и он увидел свою кровь, текущую между пальцами из рваной раны на животе. Единственное, что тогда спасло его от паники, было острым страхом увидеть выпавшие прямо в руки собственные потроха. Автохирург починил тело, но он лично заявил о желании оставить на животе тонкий изогнутый шрам. Как напоминание о пережитом, о собственном малодушии, о страхе и о своей уязвимости.

Он был смертным, и никогда не следовало забывать об этом. Даже тогда, когда ему выпало стать ненадолго богом, он, как показала дальнейшая практика, оставался смертным.

Сейчас спасения не было. Звёздная пыль, или проклятый, ненавистный песок, кружили повсюду облаком, не давая возможности что-либо рассмотреть дальше вытянутой руки.

«Кто ты, кто ты такой теперь? – новая мысль немного остудила разум, но продолжала нагревать истрёпанные нервы. – Кто ты такой? Как твоё имя?»

Ничего. Никакого ответа, никаких звуков. Только мерцающая пыль вокруг и звенящая тишина, от которой мысленные вопросы, казалось, звучали надрывно и оглушительно громогласно.

«Что у тебя есть, кому ты нужен, кто ты такой? Ты, дрейфующий в тканях живого существа по имени Вселенная? Кто ты, мелкая песчинка, решившая сломать привычный уклад жизни своего бога, всех богов, самой ткани пространства? Как твоё имя?»

Он понял, что уже не желает думать о ненависти. Теперь ему стало интересно размышлять о себе.

«Имя… я обязан вспомнить своё имя, – думал он, вглядываясь в осколки, разноцветным облаком роившиеся рядом с ним. – Здесь должен быть ответ».

Он протянул руку, или только подумал об этом, и взял в руку грязно-бурый кусок стекла. Это была кровь. Запёкшаяся, потемневшая, сожжённая до оплавленного куска. Кровь…. Своя ли, чужая ли – этого он не знал. Единственное, что он видел, таких осколков с оплавленными краями было гораздо больше остальных кусочков мозаики души.

Теперь настала очередь коричневого цвета. Покой, старость, мудрость, единение с собой. Мало, очень мало, считанные крупицы, и они всегда плавно перетекали, смешиваясь до размытых границ, в бурые пятна прошлых поступков.

Никаких имён, никаких званий, никаких мыслей. Где-то в глубине сознания попыталась снова воспрянуть задавленная интересом мысль о ненависти и панический крик о собственной несостоятельности. Но их быстро уняла внезапно пробудившаяся сила воли.