Polo или зеленые оковы (СИ)

Отца ставили под лучи Рентгеновского аппарата. Его спутать ни с чем нельзя. Массивная установка, окруженная со всех сторон свинцом и увешанная толстыми черными кабелями на опорах, должна на всех планетах выглядеть одинаково. Пингвины делали снимки и смотрели за строением этого субъекта в люминесцирующие экраны. Они чертили на матовой белой коже Отца цветными маркерами линии и что-то щебетали.

Звуки, которые сыпались у них из клювов, напоминали речь лишь при отдаленном рассмотрении или после недавних излишеств. Чирикание, квохтанье, кудахтанье, но никак не речь.

Писарь Чумичка изо всех сил старался подражать Отцу, но в произношении этого нехитрого имени дальше «Атисьсь» он не пошел.

–Атись, так Атись,– соглашался Отец, когда цватпах тыкал ему в грудь своим крылом, унизанным мелкими коготками, силясь назвать его по имени.– Хоть горшком называй, только в печку не ставь.

–Нита-а-а,– выдавливал из своих недр Писарь Чумичка.

Познание языка цватпахам давалось с трудом, и мало помалу Писарь Чумичка к своему активу добавлял фразы, как то: «лоза-а-а казина-а-а» или «идъёт».

Отцу однажды принесли карту звездного неба и старались выяснить, откуда он взялся. Лысый странник сначала разводил руками, чем вводил в ступор цватпахов, у этих жирных ласточек подобный жест считался неприличным, затем наугад ткнул пальцем куда-то в звездное скопление вблизи с центром галактики. От этого цватпахи шумно стали что-то обсуждать и выказывать при этом некоторое недоверие. Однажды Отцу принесли его железки, отобранные у Трибуна еще на тихом и родном Плутоне. Отец несколько оживился при виде этого кибернетического мусора, стараясь во что бы то ни стало завладеть своим хозяйством. Цватпахи ему не дали приблизиться к коробке и на шаг, опасаясь, что в ней окажется оружие. Отчасти он были правы. В руках Отца и носовой платок мог стать бомбой. Они лишь издали доставали предметы и показывали их Отцу, жестами упрашивая его дать разъяснения об их назначении, но, по всей видимости, остались неудовлетворенными ответами, поскольку по жестам становилось очевидно, что все эти предметы должны прикладываться к паху или к двум гемисферам ниже спины.

–А не надо было стрелять в меня, когда я к вам летел, козлам неблагодарным. Теперь мучайтесь, гадайте.– Сквозь зубы ворчал Отец, сетуя на боевые ракеты, которыми встретили его Цватпахи на подлете к планете.

В ответ цватпахи что-то чирикали, видимо догадываясь о смысле его выражений. Бык Фанерный иногда усаживал Отца напротив себя перед небольшим столиком, вроде Японского для чайной церемонии, и рисовал непонятные рисунки, стараясь что-то выяснить для себя и дать понять что-то Отцу. Невольник всеми нейронами силился разобрать его схемы, но только разводил руками, вводя жирного начальника в транс, или начинал рисовать чертиков и разные непристойности. Эти рисунки, как выяснилось позже, изучались криптографами и лингвистами. Но даже знай это Отец заранее, смысл его художеств мало бы чем отличался от нынешних.

–Дебилы, дайте мне кровать и еду и я все вам расскажу.– Сказал однажды Отец и присовокупил к сказанному рисунок кровати со спящим мужиком.

Получилось криво, но сносно, однако вскоре у Отца в комнате появилась настоящая литая, неподъемная кровать, которую нельзя было оторвать от пола. Оставалась еда. Как можно инопланетянину объяснить, что Отец любит есть? Нарисовать им корову– поймут, что это его божество. Нарисовать курицу– обидятся. Отец нарисовал им огромных червей в миске и жирно перечеркнул их карандашом. Цватпахи замахали хвостами. С этих пор червей и личинок он не видел и дела в понимании друг друга пошли на поправку.

–Атисьсь, ни пинаисьсь,– однажды попросил Отца Писарь Чумичка, когда пристегивал его к креслу прочными пластиковыми ремнями.

–А что ты делать собираешься?– Спросил его Отец.

–Ни болна-а-а,– уверил его Писарь и захлопал крыльями, стараясь по возможности старательнее убедить Отца в безболезненности манипуляции.– Чирик, снимать.

–Я тебе дам чирик снимать, я с тебя чирик и шкуру спущу, вот только мне не понравится.– Кивнул Отец Писарю.

–Ни-и-и,– замотал головой Чумичка,– ни болна-а-а.

Отца, фиксированного ремнями в кресле, поместили в прозрачный бокс, по голому, лишенному растительности телу побежала полоска света. Томография, или что-то в этом духе, успокоился Отец, ладно, пусть сканируют, потерплю.

–Только смотрите у меня!– Погрозил Отец пальцем. Бык оживился, выказывая свое недовольство, замахал крыльями, давая понять Отцу, чтобы тот лежал смирно.

Дни летели. Отец начал привыкать к своему пернатому окружению и иногда даже ловил себя на мысли, что кувырки перестали его раздражать. Он привык к своей чугунной литой кровати со станиной, словно для пушки, перестал чувствовать уколы своей циновки, в которую укутывался во время сна. Понимание продвигалось. Великим подспорьем оказались способности цватпахов к телепатии. Писарь Чумичка ловил все на лету и день ото дня его становилось все легче понимать.

–Чумичка, мать твою растак…– начал, было, Отец однажды, когда Писарь Чумичка осторожно кувыркнулся в комнату.

–Пла-а-а мать ни нада так…– Оборвал его Чумичка.

–Ты клюв свой не криви, а то так и останешься. Ты вот что, дай-ка мне бумагу, нарисую кое-что.

Писарь Чумичка курлыкнул что-то Суслику и тот рысью кувырками метнулся из комнаты и через пару-тройку минут явился с листком бумаги и карандашом, зажатыми в крыльях.

–Смотри. Знаешь что это такое?– Спросил Отец и уставился на своего черно-белого переводчика.

Он нарисовал два больших круга, по краю пересекающих друг друга, окружил их несколькими орбитами электронов, затем пририсовал шесть кружков поменьше и один кружок средних размеров.

Цватпах весело завилял хвостом.

–Не понимаешь.– Кивнул Отец.– Сам смотри. Эти два кружка– это углерод, вот эти шесть, что поменьше– водород, а вот этот,– Отец ткнул в средних размеров круг на самом краю рисунка, отмеченный двумя черточками,– это– кислород.

Чумичка весело размахивал хвостом.

–Не понимаешь? Твою маму под хвост… Вы что тут меня с голоду уморить хотите?– Взревел Отец.

–Ни-и-и,– снова замахал хвостом Писарь Чумичка.– Ни нада-а-а.

–Что не надо? Что не надо? Зови сюда своего толстяка.– Отец указал на дверь.– Он у вас по ходу самый умный.

–Кав-во?– Участливо спросил Чумичка.

–Быка вашего жирного. Кого?– Фыркнул Отец.

Бык Фанерный не заставил себя долго ждать. Кувыркаясь жирный цватпах появился в комнате и примостился возле столика. Отец на корточках уселся рядом, указывая на рисунок.

–Понимаешь?– Кивнул Отец.

Между птицами завелся диалог. Они чирикали и вяло жестикулировали, большей частью хвостом. Наконец Бык к нему повернулся и нарисовал большой круг в окружении двух маленьких и кивнул в сторону канавы, в которой лился ручей.

–Вода! Однозначно вода. Ай да молодца, ай да бык. С тобой, брат не пропадешь. Аш два О. Молодец жиртрест.

–Засим эта-а-а?– Спросил Чумичка.

–Тебе не понять зачем. Это мое топливо. Понимаешь, у нас на Земле все мужики на этом топливе работают, иначе– смерть, понял? Дуй за эта-а-а.– Отец махнул рукой в сторону двери.

–А многа-а-а нада?– Спросил Чумичка.

–Литров двести, для начала, там разберемся,– улыбаясь ответил Отец. Писарь Чумичка застыл в непонимании.– Вот сколько.

Отец изобразил емкость, в которую мог бы поместиться сам с Быком, Сусликом, Чумичкой и Духами вместе взятыми.

–Столка-а-а нита.– Замахал хвостом Чумичка.

–Короче так, дружок, неси сколько есть, а потом гонца отрядишь за остальным, все понял?– Спросил Отец. Писарь Чумичка закивал.– Действуй.

Приказы не обсуждаются, но выполняются. Вскоре Отцу на откуп в небольшой фляге принесли желаемое.

–Ну все, братцы, держитесь.– Сказал Отец и жадно отхлебнул из фляги. Все нутро его обожгло, словно жидким свинцом, из глаз хлынули слезы, Отец закашлялся, судорогой перехватило живот. Отец припал к ручью возле истока, и, словно раненый лось, стал жадно пить. Затем он медленно поднялся с пола, уселся на кровати и расплылся в довольной улыбке.