Дикари Ойкумены.Трилогия

Тумидус ударил кулаком в ладонь:

– Проклятье! Нет, я всетаки десантура…

Глава одиннадцатая

Лайба на орбите

I

«…На обед нам сегодня давали суп гороховый с грудинкой и гренками. Не такой, как варишь ты, мама, но тоже очень вкусный. Помнишь, я вечно клянчил у тебя гороховый суп? А ты говорила, что это тяжелая, вредная еда… Оказалось, не такая уж и тяжелая. Я съел большую тарелку и не отказался бы от добавки. Но вместо добавки супа мне дали свиную отбивную с зеленым горошком. И компот из вишен. Короче, не беспокойся за мой растущий организм. На побывку я приеду толстый претолстый, с двумя подбородками…»

Компот, подумал Марк. Из вишен, значит.

Хорошо служить на Прецилле.

Вместо компота он за обедом пил клюквенный морс. Вместо горохового супа хлебал уху из трески. Тоже, кстати, ничего, с перчиком. Свинину заменила лапша с курятиной. Добавки дали бы без проблем, только Марк наелся так, что едва дышал. После уроков навигации в компании Кия и Тарары его неизменно «пробивало на хавчик». Марк сам удивлялся: три часа сидишь в кресле, а кажется, что бревна ворочал. В столовку бегом бежишь; пока ждешь своей очереди, точишь хлебушек с горчичкой…

Навигация давалась ему тяжело. Кий словно издевался, зараза! Сектора для прокладки маршрутов выбирались все дальше и дальше, на крайних рубежах Ойкумены. Марк ломился вслепую, как медведь сквозь бурелом. Смена реперных ориентиров системы, еще одна смена – лети туда, не знаю куда. Расчет координат либурны по четырем пульсарам; по трем, определив время задержек импульсов первых двух относительно третьего; по двум и мнимому «маяку»; по одному и двум мнимым…

«Давай! – торопил Тарара. – Гони, улитка!»

Кий ухмылялся.

Экстренный выход в РПТманевр. На разгон – полторы минуты. Две – в пределах допустимого. Три – критично. Марк посчитал – ужаснулся. Форсированный двигун либурны позволял рвануть в требуемом режиме хоть с места, но проблема упиралась не в двигун. Компенсаторы инерции не справлялись с такой задачей полностью. Получалось, что все время разгона экипаж проведет при перегрузке в пятьшесть «g» минимум.

«Зачем? – спросил он. – Что за спешка?»

«Флуктуация. – Тарара чистил ногти кривым ножичком. – Хищная, аж пищит. Вынырнула неожиданно, бой нежелателен. Спасаемся бегством. На тебя, брат, вся надежда…»

«Где мы находимся?»

Тарара разъяснил, где.

«Если флуктуация, – упорствовал Марк, – может объявиться с такой внезапностью… Сектор что, не проработан разведчиками Лиги? Антисами? Здесь нет регулярных трасс?!»

«Трассы, – с тоской, непонятной Марку, протянул Кий. – Как же я люблю, мать их, регулярные трассы… Ты считай, Кнут, считай. Полторы минуты на разгон. Надо рвать когти, а ты языком треплешь. Считай, душа моя…»

«И так, – добавил Тарара, – чтобы нас не угробить…»

Марк считал. Потом уроки навигации заканчивались – и начинались уроки пилотирования. Запершись в тренажере, пилот Кнут вел либурну по маршруту, который часом раньше проложил третий навигатор Кнут. Лети туда, не знаю куда…

«Мать их, душа моя», – добавлял он в особых случаях.

У Кия научился.

«…Зима здесь в целом теплая, но сырая. Не волнуйся, мама, нам выдали шерстяные кальсоны. Ага, из натуральной шерсти. Представляешь? Я надеваю их под форменные брюки. Простужаться нельзя, служба. Помнишь, ты пыталась надеть на меня кальсоны, когда я ходил в первый класс? Конечно помнишь. Ты еще говорила, что я упертый, весь в отца: если чего то не хочу, хоть палкой бей, не заставишь. Ну, про палку ты преувеличивала. Разве что мокрое полотенце…

Передай папе от меня привет…»

Марк вычеркнул «в целом». Оставил просто: «…зима здесь теплая…» Иначе получалось слишком наворочено, не в его стиле. И поставил точку, сделав из одного предложения два: «Ты еще говорила, что я упертый, весь в отца. Если чегото не хочу, хоть палкой бей, не заставишь».

Перечитал.

Да, так нормально.

Он не знал, какой особист составляет за него письма домой. Флотская гиперпочта Прецилла не позволяла военнослужащим говорить с родными – слишком дорого даже для младшего командного состава. Щедрости начальства хватало на самые простые, самые дешевые пересылки. Текст письма плюс дватри снимка. На снимках обердекурион Тумидус неизменно был молодцеват и улыбчив. Изпод резинки берета выбивался отросший чуб. Грудь колесом, равнение на середину. Марк на плацу, марширует в первой шеренге. Марк на скале: встал над морем, подбоченился. Марк на стрельбищах, садит с колена.

Смотри, мама, гордись, папа.

Кадров, где Марк всаживал бы копье в извивающегося туземца или, скажем, сплавлялся вниз по ревущей Дамбадзо, маме не посылали.

С письмами дело обстояло сложнее. В обязанности Марка входила правка стилистики: как ни старался далекий особист, местами текст выглядел неестественно. В свободное время унтерцентурион Кнут забивался в угол каюткомпании и по три раза перечитывал письма обердекуриона Тумидуса, исправляя то одно, то другое. Это напоминало шизофрению: разговор с самим собой. Чистый текст Марк сбрасывал обратно на Прецилл и был уверен, что вскоре письмо дойдет до адресата.

«Гиперпочта? Ха! Знала бы мама, что „Дикарь“ последний месяц стоит на Октуберане… До Нума – четыре часа лету. Сбежать в самоволку, взять билет на рейсовый аэробус: здравствуй, мама!»

Марк мечтал о таком, заранее понимая: никуда он не сбежит. Разве что ночью, во сне. Когда ему снилась самоволка, он просыпался в холодном поту и долго лежал, вслушиваясь в храп Кия. Марку чудилось, что мать не узнает сына. «Кто вы? – спросит Валерия Тумидус у чужака, лжеца, самозванца. – Кто вы, унтерцентурион? Мой сын, мой Марк служит на Прецилле в чине обердекуриона. А вас я, извините, не знаю…»

Он считал дни до того момента, когда оба Марка – центурион на «Дикаре» и декурион на Прецилле – сравняются хотя бы в звании. Знать бы почему, но Марку казалось, что это сведет раздвоение личности к минимуму.

«…Как дед? Надеюсь, он здоров. Скажи ему, что шамберьер со мной как талисман. Конечно, я не могу носить кнут при себе. Но я изредка беру шамберьер у интенданта, где кнут лежит на хранении, и вспоминаю деда…»

Из всего абзаца Марк оставил: «…как дед? Надеюсь, он здоров». Остальное вычеркнул без жалости. Похоже, на особиста нашел сентиментальный стих. Или фрагментом о шамберьере он на чтото намекал Марку, только Марк не понял, на что именно.

Поразмыслив, Марк приписал: «Передай от меня Паку, что он лучшая в мире обезьяна. Будь спокойна, Пак не обидится. Или, если ты попрежнему стараешься Пака избегать, скажи деду. Он передаст без проблем».

Марк знал, что особист вычитывает текст еще раз, после правок. На всякий случай, чтобы не пропустить лишнего. Ну, Пак нигде не лишний… Марк был уверен, что в следующих письмах обязательно появится Пак. Особист с лету ловил такие фишки.

«…Скажи отцу: в смысле размещения рабов я ему доверяю полностью. Если считает, что нужно треть перевести на оборонку, пусть так и делает. Доверенность на его имя я выслал с прошлым письмом. Надеюсь, вы все получили благополучно…»

Рабы, подумал Марк. Почему их забрали?

Он размышлял не о своих рабах – акциях, удачно вложенных Юлием Тумидусом. Марк не кривил душой, когда говорил, что доверяет отцу. Его беспокоило другое. На прошлой неделе он собственными глазами видел, как рабов с «Дикаря» в полном составе вывели из энергоотсека, погрузили в три аэробуса и кудато увезли. Медосмотр, предположил Марк. Перед дальним рейсом. К вечеру рабов не вернули на корабль – не вернули и завтра, и послезавтра, и вообще. Вместо этого на обезрабленную либурну привезли термоядерное топливо. Двигун прекрасно работал на любом виде энергии, и все равно это выходило за рамки привычного.

«Что с нашими рабами?» – спросил Марк у Тарары.