Стена

– За последние несколько дней через это пост прошли сотни людей, – объясняли часовые – их было трое – Уолдо. Такое огромное количество сильно подействовало на воображение часовых потому, что они постоянно повторяли это слово. – Сотни, сотни. Почему вы хотите для себя особых условий? Чем вы лучше других?

– У меня приказ самого Папы войны, – втолковывал Уолдо своим оппонентам. – Он у меня в вещмешке. Сейчас я покажу его вам. – Он достал бумагу и помахал ею перед носами часовых. – Сегодня вечером мы должны стать на бивуак, не заходя глубоко в Сетчатый Лес.

– У нас тоже приказ, – возразил один часовой.

– Загоните своих людей подальше в лес. Дорога пока еще видна, – сказал второй.

– По ней прошли сотни солдат, – сказал третий. – Ее наверняка натоптали так, что дальше некуда.

– Это уж точно, – подтвердил первый.

– Мы – эскадрилья змеев, – повысил голос Уолдо. – Вы что, не видите, что несут на своих плечах мои парни и девушки? С таким грузом нам не пройти через этот драный Сетчатый Лес!

– О, – сказал второй часовой укоризненным тоном. – Зачем ругаться так, господин капитан. Мы люди подневольные и делаем то, что нам велят.

– Мне приказано расположиться на опушке и ждать дальнейших инструкций. Вы не можете отменить данный мне приказ – вот подпись Папы.

– Может быть, в штабе имели в виду опушку леса ниже по стене? – предположил третий.

– У нас свое начальство, и оно нам головы поснимает, если что, – добавил первый.

Пока длились препирательства, Тигхи снял с плеча свою поклажу и стал всматриваться дальше, туда, где тропа терялась в платановой чащобе. Сплетавшиеся над головой ветки и сучья платанов очень походили на потолок, и юноша никак не мог отделаться от впечатления, что находится внутри какого-то помещения. Вот только этот странный запах… Тигхи попытался представить себе, как должна была выглядеть гигантская гусеница с когтями, и не мог не содрогнуться.

Какой-то флатар хлопнул Тигхи по затылку.

– У тебя такое лицо, будто ты никогда раньше не видел леса.

– Так оно и есть, – признался юноша. – Во всяком случае, так много деревьев в одном месте. А сами деревья я, конечно же, видел раньше.

– «Сами деревья я, конечно же, видел раньше», – передразнил Тигхи Ати, подражая его голосу.

Флатары, находившиеся поблизости, расхохотались, однако их смех был каким-то натянутым. Это лишний раз говорило о том, насколько напряжены нервы у всех товарищей Тигхи по платону.

Уолдо продолжал спорить с часовыми. Очевидно, в такой огромной армии подобные накладки неизбежны.

– Как далеко? – спросил Тигхи парней, стоявших позади него, показывая правой рукой на лес, в который они только что вошли. – Как далеко он распространяется?

Пилоты-девушки – их было около дюжины – старались держаться вместе. Как только было покончено с разбивкой бивуака, некоторые парни из тех, что посмелее, подобрались к ним поближе и попытались завязать разговор: однако все это происходило под оком бдительного Уолдо, и девушки никак не отреагировали на заигрывания. Встретив такой холодный прием, парни ретировались.

– Мой отец, – сказал Ати Тигхи, когда они укладывались спать, – мой отец – плотник. Ты знаешь, что это такое?

Тигхи покачал головой, слово было для него совершенно незнакомо.

– Он работает с деревом. Это, – Ати похлопал ладонью по стволу небольшого деревца, – плохое дерево. Думаешь, из него можно что-то сделать? Ты здорово ошибаешься. – Он нагнулся и взял в руки ветку, росшую почти параллельно нижней части ствола. В его руках ветка изогнулась, как травинка. – Нет, видишь, оно слишком мягкое.

Ати отпустил ветку, и та, хлестнув по воздуху, подрожала немного и приняла прежнее положение.

– Послушайте меня, дети, – обратился к ним Уолдо, – теперь мы укрылись в лесу, однако до опушки рукой подать, и поэтому мы все же почувствуем дыхание вечернего шторма. Привяжите своих змеев к сучьям, да покрепче. А затем возьмите ремни и привяжитесь сами к стволу ближайшего дерева и не отвязывайтесь, пока ветер не стихнет. Я покараулю первое время, а затем меня сменит пара флатаров, которых я разбужу.

Сняв с себя одеяльные скатки, флатары расстелили их. При этом они почти не разговаривали между собой, лишь изредка перебрасываясь парой коротких фраз. Непривычная обстановка и неизвестность давили на психику. Прежде всего людям страшно было даже думать о том, что они проведут ночь не в помещении, а под открытым небом. Вот если бы они находились внутри стены, в убежище, подобном тому, в котором провели предыдущую ночь, тогда другое дело. Такие мысли роились в голове у каждого флатара.

– Я боюсь, – прошептал Тигхи Ати.

В ответ тот резко кивнул, давая понять, что и так все ясно. Все свое внимание Ати сосредоточил на том, чтобы понадежнее прикрепить ремень, которым он обмотал свое тело, к стволу платана. Тигхи попытался привязаться к дереву рядом с Ати, однако древесина была такой мягкой, что ремень глубоко врезался в нее. Юноша дернул, податливая кора лопнула, и наружу полезло вязкое вещество, находившееся внутри еще не окрепшего платана. Нужен старый ствол, посуше и покрепче. Тигхи лихорадочно принялся за поиски. Все остальные юноши и девушки платона уже привязались, и он был последним. В конце концов Тигхи нашел подходящее дерево, сухое и твердое. Рядом стоял платан, к которому привязался Мулваине.

Не теряя времени, Тигхи принялся за дело, и довольно скоро его тело ощутило физическую связь с чем-то более прочным и надежным, чем оно само. Немного отдышавшись, он огляделся и поймал на себе взгляд Мулваине.

– Привет, – сказал он.

– Ты – варварское дерьмо, – ответил Мулваине совершенно беззлобно.

Их окружала тишина, которую нарушали лишь скрипы и шорохи Сетчатого Леса: начинался сумеречный шторм. Тигхи затеял разговор, чтобы отвлечься от страха, который заползал к нему в сердце.

– Отец Ати был плотником, – сказал он. – Мой отец был принцем. А кем был твой отец?

Сумерки сгущались, но Тигхи все же заметил, как Мулваине удивленно вскинул брови.

– Ты – варварское дерьмо, – произнес он снова, но в его словах не чувствовалось страсти. – Ты урод. Твоя ступня настолько безобразна, что, посмотрев на нее, хочется блевать. Никакая девушка ни за что на свете не ляжет с тобой. – И все же все эти оскорбления были сказаны обыденным дежурным тоном, и вскоре Мулваине потерял интерес к ругательствам, тем более что Тигхи не отвечал на них. – О чем ты спросил меня? – сказал он. – О моем отце?