Пространство Откровения

— Я имела в виду именно то, что сказала. Существуют системы, которые контролируют каждое орудие из Тайника. Одна из них только что обнаружила поступление энергии в «свое» орудие.

Вольева умолчала, что это она установила мониторинг и что сделала это в первую очередь из-за того механизма, который, как ей показалось, начал передвигаться. Вольева до сих пор надеялась, что это перемещение было всего лишь галлюцинацией, вызванной одиноким дежурством. Теперь же она знала — это не так. Но как же оно может само двигаться? Вопрос вполне разумный. А вот сколько-нибудь разумного ответа на него не было.

— Я просто надеюсь, что произошел какой-то сбой в системах мониторинга, — сказала она только для того, чтобы хоть что-то ответить. — А не в самом боевом механизме.

— Но зачем ему это может понадобиться — готовиться к бою?

— Не знаю! Неужели ты не заметила, что я ко всему этому отношусь, мягко говоря, без особого спокойствия?

Кабина радиального лифта резко сбросила скорость и после серии сильных толчков и рывков перешла в продольную шахту. Теперь она падала с такой скоростью, что тела Вольевой и Хоури, казалось, потеряли свой вес.

— Куда мы направляемся?

— В зал для боевых машин из Тайника, разумеется! — Вольева с бешенством глянула на своего рекрута. — Я не знаю, что там происходит, Хоури, но что бы это ни было, я хочу увидеть это собственными глазами. Я хочу увидеть сама, что там случилось.

— Орудие готовится к бою, что же еще?

— Не знаю, — Вольева старалась быть максимально спокойной. — Я пробовала порыться в протоколах старых наблюдений, но ничего подобного не обнаружила. Такой ситуации я не ожидала.

— Но так же не может продолжаться! Не может же оно само отыскать себе цель и нанести по ней удар?

Вольева взглянула на свой браслет. Может быть, цифры показаний не верны, может, произошло замыкание в системе мониторинга… Она надеялась, что дело именно в этом, так как то, что сейчас сообщал ей браслет, было очень скверными новостями.

Орудие из Тайника двигалось.

Фолкэндер сдержал свое обещание: операции, которые он проделывал над глазами Силвеста, редко были приятны, чаще — весьма болезненны, а иногда делали пациента жертвой настоящей агонии. В течение нескольких дней хирург Слуки истощал мешок своего умения, обещая Силвесту вернуть ему такие важные функции, как цветное зрение, возможность ощущать перспективу и плавные движения, но пока ему так и не удалось убедить больного в том, что врач обладает нужными для этого техническими средствами и необходимым опытом. Силвест же объяснял Фолкэндеру, что его глаза с самого начала не были идеальны. У Кэлвина не хватало необходимых инструментов. Но даже то примитивное зрение, которое дал ему Кэлвин, было лучше, нежели тот унылый, бесцветный, двигающийся рывками мир, в котором он сейчас оказался. И тем не менее Силвест уже не в первый раз выражал мнение, что страдания, связанные с ремонтом глаз, не стоят тех результатов, которых хотел добиться хирург.

— Я думаю, вам лучше бросить это дело, — говорил он.

— Я вылечил Слуку, — отвечал Фолкэндер, а в поле зрения Силвеста плясало чудовищно окрашенное слоистое и плоское изображение дергающейся человеческой фигуры. — Вы — ничуть не более сложная проблема.

— Ну и что будет, если вы вернете мне зрение? Свою жену я не увижу, так как этого не разрешает Слука. А стена в камере — это всего лишь стена в камере, как бы отчетливо ты ее ни видел, — он замолчал, так как волна боли хлестнула его по вискам. — А если по правде, то, возможно, слепота даже лучше. В этом случае реальность не обязательно будет лупить тебя по зрительному нерву каждый раз, когда ты открываешь глаза.

— Нет у вас глаз, доктор Силвест! — Фолкэндер дернул что-то, и поле зрения Силвеста покрылось очень болезненными розовыми розетками. — А поэтому, прошу вас, бросьте вы жалеть себя. Вам это не идет. Кроме того, вполне возможно, что вам не придется так долго пялиться именно на эти тюремные стены.

Силвест заинтересовался.

— Что имеется в виду?

— Имеется в виду, что скоро многое придет в движение, если то, что я слыхал, — хоть наполовину правда.

— Какая информационная насыщенность!

— Я слышал, что у нас вскоре могут появиться гости, — сказал Фолкэндер, дополняя свой ответ новым болезненным уколом.

— Хватит вам говорить загадками. Когда вы говорите «у нас», то кого вы имеете в виду? И что за гости?

— Все, что до меня доходит, — слухи, доктор Силвест. Я уверен, что в должное время Слука сама расскажет вам обо всем.

— Не рассчитывайте на это, — пробурчал Силвест, который не питал особых иллюзий насчет мнения Слуки о его — Силвеста — полезности. Со времени прибытия в Мантель он пришел к прочному убеждению, что Слука держит его здесь только потому, что он служит ей чем-то вроде кратковременного развлечения. Он для нее лишь сказочный зверь, полуприрученный, но весьма сомнительной полезности и еще меньшей необходимости. Он не думал, что она доверится ему, если дело будет сколько-нибудь важным, а если и доверится, то только по одной из двух причин: или ей будет мало собственной стены для разговора, или она изобрела новое средство допекать его словесной пыткой. Уже несколько раз она намекала на идею погрузить его в глубокий сон на то время, пока она придумает для него какую-либо форму практического использования. «Я была права, когда поймала вас, — говорила она, — и я не утверждаю, что вы вообще бесполезны. Просто мне пока не приходит в голову, как вас лучше использовать. Но зато я не вижу смысла позволять кому-то другому использовать вас в своих интересах». Из этой точки зрения Силвест сделал здравый вывод, что Слуке достаточно безразлично, будет он жить или нет. Живым он доставлял ей развлечение и в перспективе мог даже принести какую-то пользу, если баланс сил в колонии изменится. С другой стороны, его немедленное убийство вряд ли вызвало бы серьезные неприятности. Более того, оно придало бы Силвесту новое качество: он уже никогда не мог бы восстать против Слуки.

В свое время пришел конец и болям, которые он терпел во имя будущего. Он вернулся в мир спокойного света и почти приемлемых расцветок. Силвест часто подносил руку к глазам, медленно поворачивая из стороны в сторону, наслаждаясь ее прочностью и объемностью. На коже виднелись линии и складки, о которых он напрочь забыл, хотя прошли лишь десятки дней или несколько недель с тех пор, как его ослепили в туннелях амарантянского города.

— Совсем как новенькие, — сказал Фолкэндер, складывая свои инструменты в автоклав. Странная перчатка с металлическими щупальцами отправилась туда в последнюю очередь. Когда Фолкэндер снимал ее со своих женственных пальцев, она сжималась и дергалась, будто выброшенная на песок медуза.

— Усилить освещение, — приказала Вольева своему браслету, когда лифт доставил их в тот отсек, где хранилось оружие из Тайника.

Ощущение собственного веса вернулось к ним сразу же, как только кабина лифта стала сбрасывать скорость. Когда лифт остановился в зале, свет тут же вспыхнул, освещая колоссальные формы странного назначения.

— Где он? — спросила Хоури.

— Подожди, — отозвалась Вольева. — Мне надо сориентироваться.

— Я не вижу, чтоб что-то двигалось.

— Я — тоже… пока.

Вольева прижалась к стеклянной стенке кабины и, склонив голову набок, пыталась заглянуть за угол того орудия, которое казалось самым огромным. Ругаясь про себя последними словами, она заставила кабину спуститься еще на двадцать — тридцать метров и нашла такое положение, при котором пульсация красного света в кабине прекратилась, равно как и вой сирены.

— Взгляни, — сказала Хоури, когда наступило подобие тишины. — Не двигается ли там что-то?

— Где?

Она ткнула пальцем почти вертикально вниз. Вольева еще сильнее склонила голову, а затем снова отдала приказ:

— Вспомогательное освещение в квадрант пять помещения Тайника, — затем обратилась к Хоури: — Давай посмотрим, что надо этой свинье.