Несущий перемены

Звезда над Огненным домом. Притянутая, сброшенная с небес, беспомощная в любви, перед которой не в силах устоять любая другая звезда. Палатон почувствовал, как в нем просыпается надежда.

— Кто живет здесь?

— Никто. Дом заброшен уже несколько десятков лет. Мы не трогаем его — на случай, если он вернется.

— Кто?

— Как кто? Конечно, художник, который жил здесь, — Бака вновь с усилием закашлялась. — Пойдем. Сегодня холодно. Пожалуй, если ночью соберутся тучи, утром пойдет снег. Пойдем! — и она, прихрамывая, побежала увлекая его к теплому уюту дома Гонри и свежему дымящемуся брену.

Бака ушла, едва выпив чашку, а Гонри в тот вечер почти не разговаривал с ним. Оставив стакан вина на столе, он вышел, пробормотав неразборчивые извинения, но Палатон был только рад остаться в одиночестве. Он пересел со стула на низкую скамью и задумался, глядя на панель обогревателя — бездымного, еле светящегося в полумраке комнаты.

Неужели его мать знала, что сделала? Неужели оставила ему знак, кому отдала свое сердце — прежде, чем поняла все несчастье последствий своей любви? Пыталась ли она передать только начинающийся внутренний хаос в своем сердце и силу своей страсти или уже была влюблена в него? Палатон понимал, что никогда не узнает об этом наверняка. Он только думал, что утром должен отправиться в тот дом и узнать, нельзя ли найти жившего там чоя.

Йорана с тоской смотрела, как на город спускаются сумерки. Не получив никаких вестей, она еще сомневалась, не зная, прождала ли она слишком долго, не зная, лежит ли Рэнд где-нибудь мертвым или находится вне ее досягаемости и дворца. Несомненно, она могла бы поднять по тревоге службы всей планеты, вынуждена была бы известить Палатона, но не хотела объяснять ему по связи, что натворила. И еще меньше ей хотелось говорить причины своего беспокойства отрядам других округов. Это было бы еще одним проявлением слабости престола Чаролона.

— Что же мне делать? — спросила она у Ринди, который мирно сидел в кресле, утомившись от ходьбы и упражнений, предписанных для восстановления его сил.

Старик прищелкнул языком.

— Я скажу, что тебе делать, если ты объяснишь, что делать мне.

Она обернулась, присев на подоконник.

— Я думала, ты уже решил ехать.

Он закинул руки за голову.

— Паншинеа… — проговорил он, желая одним именем сказать очень многое.

Паншинеа. Сумасбродный, блестящий, себялюбивый, решительный, умный, иногда абсолютно не задумывающийся о последствиях своих действий. Йорана видела, как он призвал к себе Палатона и Недара, отправил Палатона в изгнание, вызвал его обратно, выгнал Недара, стравил их друг с другом, зная, что оба они — соперники его истощающейся силы. Недар понимал это, а Палатон — нет, и когда в конце концов облекся в мантию наследника, он сделал это только, чтобы обеспечить на Чо хоть какой-то порядок в отсутствие Паншинеа.

На Чо не может быть двух императоров.

— Если ты не поедешь, Ринди, может, он откажется возвращаться.

— Вряд ли, — ответил Риндалан. — Он назначит вместо меня кого-нибудь другого. Скорее всего, Гатона, и честно говоря, я бы предпочел, чтобы Гатон остался здесь, когда Пан вернется. От меня в таких делах трудно ждать помощи.

Йорана скрестила руки на груди.

— Но что я буду делать без тебя? Когда он вернется и вновь начнет красть чужую силу? Я больше не вынесу этого, Ринди, я не могу приводить ему юношей и видеть, как он высасывает из них бахдар — так, чтобы не истощиться самому. Я не могу!

Прелат приподнял бровь.

— Догадываюсь, — с расстановкой проговорил он, — что ты уже приняла свое решение.

Йорана почувствовала, что краснеет.

— Он совсем неплохой император, — возразила она.

— Просто не самый хороший из возможных, — Ринди сел с тяжким вздохом. — Мой дух жаждет, но плоть более чем слаба. Я уже засыпаю, Йорана, из меня получается плохой советчик.

— Но что мне сказать Палатону о Рэнде?

— Подожди до утра. Может, утром ты найдешь все ответы. Как бы я ни был стар, а ты — молода, даже тебе полагается знать, что утро вечера мудренее, — он побрел в спальню и остановился на пороге. Йорана впервые увидела, как искажено старостью его тело, силуэтом вырисовывающееся в дверном проеме. — Я не могу предвидеть будущее, но интуиция меня еще не подводила. Все будет хорошо.

Эрлорн стоял у постели Кативара, переминаясь на цыпочках от страха и возбуждения и боясь протянуть руку, чтобы разбудить хозяина, но в конце концов обнаружил, что сильная рука сама схватила его за запястье и потянула вниз. Его локоть громко хрустнул.

Кативар, оказалось, не спал.

— Что случилось? — с явным нетерпением спросил он.

— Суматоха в Баялаке, хозяин. Только что донесли — там появилась прорицательница, и священник Преображения заявил…

— Кто он? — перебил Кативар, вскакивая с постели.

Эрлорн потер выпущенную руку и поморщился.

— Судя по описаниям, Чирек.

Кативар замер с полуоткрытым ртом. Эта новость совпадала с его прежними подозрениями, однако он не мог сопоставить ее с собственными чувствами к этому ничтожному служащему. Чирек — Верховный прелат Преображения? Чирек — наследник двухвековой ереси? Наверняка это должен быть более сильный, властный, умный чоя — только не Чирек!

Но он не позволил мыслям о Чиреке затенять основную проблему. Если Преображение возможно, если бахдар может распространяться среди простолюдинов, тогда все его надежды на рахл уничтожены. Он слишком долго медлил.

И еще Рэнд, которого он так и не успел взять в заложники. Какое отношение имеет ко всему этому человек?

— Есть ли официальные сообщения?

— Нет. Просто слухи, и подтвердить их невозможно, — Эрлорн выжидательно стоял рядом. — Подумать только, прорицательница!

Кативар отмахнулся от слуги, высылая его из комнаты.

— Подробности! Разузнай все подробности и помни, — добавил он, — кому принадлежит твоя жизнь.

От неожиданности Эрлорн споткнулся и растянулся на полу, а Кативар переступил через него, выходя из спальни и застегивая рубашку.

— Выясни, где находится человек, — приказал он. — И поживее.

Глава 25

Инстинкт абдреликов пробудил ее, как обычно, молчаливый, но властный, и она послушалась — не вскочив с уютной постели, а просто открыв глаза. Ее дыхание не изменилось. Любой, кто увидел бы ее в эти минуты, решил бы, что она просто спит, не замечая, что волосы упали ей на лицо, а руки закинуты за голову. Они находились в Хаосе, и Алекса еще ощущала воздействие препаратов, принятых заранее. Алекса вглядывалась в темноту и думала о том, что разбудило ее.

Недар ходил по каюте, крохотному помещению по меркам чоя, но почти не производил шума. Она видела, как Недар открыл медицинский саквояж, переданный им, и достал пневматический шприц. Он проверил дозу и сделал себе укол в бедро.

Не шевелясь, она вгляделась в его лицо, чтобы понять, чем так дорог препарат этому чоя. Он откинулся к стене с почти блаженным выражением — Алекса отчетливо видела его на лице Недара. Прежде, чем это выражение исчезло, он открыл рот, не выпуская из ладони шприц. Бледно-голубая аура окутала его тело. У Алексы перехватило дыхание, но Недар не взглянул на нее, будучи слишком поглощенным своим состоянием. Он испустил еле слышный, довольный смешок.

Он бросил шприц в саквояж, казалось, не делая ни малейших усилий, даже не поднимая руки. Алекса заморгала, удивляясь, как он это сделал. Саквояж захлопнула та же незримая сила. Недар выпрямился.

Алекса быстро закрыла глаза и задышала глубоко и ровно. Она слышала, как Недар пересек каюту и склонился над ней, коснувшись ее плеча.

Она зашевелилась и со стоном перекатилась на другой бок.

— Мы приближаемся, — заметил Недар.

— Корабль уже сбавляет скорость?

— Пока нет.

— Откуда ты знаешь, что мы приближаемся? — сонно спросила она.

Недар сухо улыбнулся.