Наемник

— И я хотел спросить вас, полковник, — вмешался второй вицепрезидент Хамнер. — Это ведь едва ли шотландская часть, почему же у них вообще есть волынки?

— Волынки стандартны во всех частях Кодоминиума, — пожал плечами Фалькенберг. — С тех пор как русские части КД начали принимать казацкие обычаи, полки западного блока нашли себе свои. В конце концов, десантные войска были сформированы из множества старых воинских частей. Иностранный легион, сайландеры. И многие люди любят волынку. Я, признаться, сам люблю.

— Разумеется, но не посреди ночи в моем городе, — сказал Хорган.

Джон открыто улыбнулся шефу полиции.

— Я постараюсь держать волынщиков по ночам в лагере. Я могу себе представить, что они плохи для морального состояния граждан. Но что касается удержания в лагере Десантников, то как мне это сделать? Они нужны нам все, до одного, а они — добровольцы. Они могут сесть на транспортный корабль КД и отчалить, тогда уедут остальные. И мы ничерта не можем с этим поделать.

— До спуска флага Кодоминиума осталось меньше месяца, — с удовлетворением сказал Брэдфорд. Он взглянул на знамя КД на флагштоке снаружи. Орел с красным щитом и черным серпом и молотом на груди; вокруг него красные и синие звезды. Брэдфорд удовлетворенно кивнул. Висеть ему не долго.

Этот флаг мало что значил для народа Хэдли. На Земле его было достаточно, чтобы вызвать беспорядки в националистических городах как в США, так и в Советском Союзе, в то время как в других странах он был символом альянса, не дававшего другим государствам подняться выше второразрядного статуса. Для Земли альянс Кодоминиума предоставлял мир за высокую цену, для многих — за слишком высокую.

Для Фалькенберга он представлял почти тридцатилетнюю службу, кончившуюся военным трибуналом.

Осталось еще две недели. Затем губернатор Кодоминиума отбудет восвояси и Хэдли официально станет независимой.

Вице-президент Брэдфорд навестил лагерь поговорить с рекрутами.

Он рассказал им о ценности верности правительству и о наградах, которые они все получат, как только Прогрессивная партия официально придет к власти. Лучшая оплата, больше свободы и возможность продвижения в увеличившейся армии, премиальные и легкая служба. Его речь была полна обещаний и Брэдфорд ею очень гордился.

Когда он кончил, Фалькенберг отвел вице-президента в отдельную комнату офицерской кают-компании и захлопнул дверь.

— Черт вас побери, н и к о г д а не делайте предложений моим солдатам без моего разрешения. — Лицо Джона Фалькенберга было белым от гнева.

— Я буду делать со своей армией, что мне угодно, полковник, — надменно ответил Брэдфорд. Улыбочка на его лице была совершенно лишена тепла. — Не рявкайте на меня, полковник Фалькенберг. Без моего влияния Будро вмиг бы вас уволил.

Затем его настроение изменилось и Брэдфорд достал из кармана фляжку бренди.

— Вот, полковник, давайте выпьем, — его улыбка была заменена чем— то более искренним, — мы должны работать вместе, Джон. Слишком много надо сделать. Сожалею, в будущем я буду советоваться с вами, но разве вы не думаете, что солдатам следовало бы узнать меня. Я же скоро буду президентом. — Он посмотрел на Фалькенберга, ища поддержки.

— Да, сэр. — Джон взял фляжку и поднял в тосте. — За нового президента Хэдли. Мне не следовало бы на вас рявкать, но не делайте предложений солдатам, не показавшим себя в бою. Если вы дадите людям причину думать, что они хороши, когда они плохи, то у вас никогда не будет армии, стоящей того, что ей платят.

— Но ведь они хорошо действовали на тренировке. Вы сами говорили.

— Разумеется, но не говорите этого им. Гоняйте их до тех пор, пока им будет нечего больше выдавать и дайте им понять, что это лишь елееле удовлетворительно. Тогда в один прекрасный день они выдадут больше, чем по их мнению у них за душой. Вот в тот день можете предлагать награды, только к тому времени вам уже не понадобиться это.

С неохотой соглашаясь, Брэдфорд кивнул.

— Если вы так говорите, тогда ладно. Но я бы подумал, что…

— Слушайте, — предложил Фалькенберг.

За окном промаршировали рекруты. Они пели и слова песни доносились в открытое окно.

Когда ты просадишь последний свой грош

На баб и в канаве проснешься,

Тогда на вербовочный пункт ты пойдешь

В десантники ты наймешься.

И скажешь сержанту, что ты молодец,

Что крупно ему повезло,

А он заплачет и спросит, подлец,

Кому причинил он зло.

За что, мол, он так обижен судьбой,

Отчего неудача такая,

Что прут на вербовочный пункт гурьбой

Дураки без конца и края.

И если уж крупно тебе повезет,

Он примет тебя в войска,

Паршивым солдатом тебя обзовет

Кормить тебя станет с ножа.

Бегом, арш! — Песня оборвалась, когда солдаты бросились бежать через центральный плац.

Брэдфорд отвернулся от окна.

— Такого рода вещи очень хороши даже для каторжиков, полковник. Но я настаиваю на сохранении также преданных мне людей. В будущем вы не станете увольнять прогрессистов без моего одобрения. Это понятно?

Фалькенберг кивнул. Он уже давно видел, что это надвигалось.

— В таком случае, сэр, может лучше будет сформировать отдельный батальон. Я сведу всех ваших людей в четвертый батальон и отдам их под начало назначенных вами офицеров. Это будет удовлетворительно?

— Если вы присмотрите за их тренировкой, да.

— Разумеется.

— Хорошо. — Улыбка Брэдфорда расширилась, но предназначена она была не для Фалькенберга. — Я также думаю, что вы будете консультироваться со мной насчет любых продвижений по службе в этом батальоне. Вы, конечно, согласны с этим?

— Да, сэр. Могут возникнуть некоторые проблемы с нахождением местных для заполнения мест старших младкомов. У вас есть потенциальные мониторы и капралы, но у них нет опыта, чтобы быть сержантами и центурионами.

— Я уверен, что вы найдете средства, — осторожно ответил Брэдфорд. — У меня есть некоторые довольно э… особые задачи для Четвертого батальона, полковник. Я бы предпочел, чтобы он был целиком укомплектован подобранными мною партийными активистами. Ваши люди должны быть там только для наблюдения за тренировкой, но не как командиры.