Надежда узника

– Ложитесь на кровать, а я займу кушетку, – гостеприимно предложил Алекс.

Как я сразу не сообразил, что у него всего лишь одна кровать?! А эта кушетка такая узкая! Нет, так не пойдет…

– На кушетке буду спать я.

– Нет, это невозможно! – попытался возражать Алекс. Но я был непреклонен.

– Нет, я ни за что не лягу на твою кровать, Алекс. – В таком деле о субординации надо забыть. Нехорошо доставлять человеку неудобства в его собственном доме.

– Пожалуйста, сэр, – умолял Алекс. – Не беспокойтесь обо мне, эта кушетка мягкая, очень удобная. В самом деле. – В доказательство своих слов он похлопал по ней, демонстрируя ее мягкость. Заметив, что я не собираюсь уступать, он поспешно затараторил, не давая мне вставить ни слова:

– Да я же всю ночь не усну, если загоню вас на кушетку! Здесь лягу я. Ради бога! Пожалуйста!

Поскрипев зубами, я нехотя согласился, а потом долго размышлял, чем вызвано его теплое гостеприимство. Уважением к моему званию или ко мне самому? Какой же я болван! Конечно, уважением к званию! Все очень просто – я капитан, а он лейтенант. Разве можно уважать меня самого? Нельзя. Не за что.

Утром Алекс подбросил меня на электромобиле до космодрома. Я взял билет на ближайший шатл и через два часа был на «Гибернии». Первым делом надо было проверить капитанский мостик, но меня сразу стали одолевать сомнения – стоит ли?

По законам Военно-Космических Сил экипажу полагается месячный отпуск, если полет длится свыше десяти месяцев. Тем не менее во время стоянки круглосуточные дежурства в центре управления кораблем (на капитанском мостике, как мы его чаще называем) продолжаются, но это пустая формальность, причем ни одного члена экипажа я не имею права держать на корабле более четырех дней.

Пока я так размышлял, бредя по кольцевому коридору первого уровня «Гибернии», ноги сами привели меня к капитанскому мостику. Дверь почему-то была распахнута настежь, хотя по правилам она должна быть не просто закрыта, но и заперта. В кресле дежурного офицера сидела лейтенант Коннор, развалясь и положив ноги на стол. Я вошел и закрыл за собой дверь. Увидев меня, Коннор тут же вскочила. Глаза у нее округлились, и она вытянулась по стойке смирно.

– Вольно, мисс Коннор, – разрешил я. Случись такое разгильдяйство в полете, я, конечно, пришел бы в ярость, но сейчас ссориться из-за пустяков не хотелось.

Первым делом я взглянул на экраны, встроенные в дугообразную стену. Ни на одном из них изображения не было. В сверхсветовом полете они обычно показывают внутренности корабля от кормы до носа, а сейчас наш бортовой компьютер Дарла за ненадобностью их выключил. Изображения появились бы лишь в случае тревоги.

В центре стояло мое кресло, обитое черной кожей. Разумеется, оно пустовало. Лейтенант Коннор сидела на своем месте. Ни один из офицеров не осмелился бы сесть в капитанское кресло.

– Все в порядке, мисс Коннор? – спросил я.

– Да, сэр. Последние пассажиры улетели вчера вечерним шаттлом, за исключением мисс Уэллс.

Значит, делать мне тут абсолютно нечего. Я кивнул:

– Буду в своей каюте.

– Хорошо, сэр. Мисс Уэллс, кажется… э… очень скучает, сэр. – Коннор умолкла и отвела глаза в сторону. Она сообразила, что зашла слишком далеко, коснувшись моей личной жизни.

Однако я не стал ее укорять и покинул капитанский мостик. Стоянка есть стоянка, на ней можно немного и расслабиться.

Едва я открыл дверь своей каюты, как на меня кто-то бросился. Конечно, это была Анни. Я крепко обнял ее, и от неожиданности не сразу заметил, что она всхлипывает, уткнувшись в мое плечо.

– Что случилось, лапочка? – встревожился я.

– Все нас покинули, все-все беспризорники, одна я здесь осталась, – сквозь слезы залепетала Анни с испанским акцентом, жутко коверкая слова. Такое случалось с ней только в минуты душевного волнения. Мне так и не удалось до конца вытравить из нее глубоко въевшийся уличный жаргон.

Я обнял ее еще жарче.

– Я понимать… Я все понимаю, – запиналась она. Анни старательно выговаривала слова, чтобы не было акцента. – Адмирал уже сказал тебе, куда ты полетишь дальше?

– Нет еще. – Я снял китель, повесил его в шкаф. Теперь треть всех кораблей Военно-Космических Сил охраняли Надежду от космических рыб. Я почти разуверился в том, что из всей этой кучи выберут именно меня, чтобы доставить беспризорников на планету Окраина.

Нам с Анни предстояло расстаться. Мы оба знали об этом. Единственной возможностью избежать вечной разлуки была свадьба. Я не знал, согласится ли Анни. Мне было известно только одно – брак с ней погубит мою карьеру. Адмиралтейство было известно своей консервативностью. Моя молодость и строптивость уже восстановили против меня большую часть генералитета. Если же я вдобавок женюсь на беспризорнице – представительнице бесчисленных и презренных банд, которые терроризируют все крупные города Земли, – то навсегда попаду в черный список. Конечно, прямо мне об этом не скажут. Просто-напросто я буду отстранен от полетов без каких-либо объяснений.

– Внизу мне встретился Алекс, – сообщил я. На «Порции» она практически не была знакома с лейтенантом, видела его лишь издалека и знала только, что он один из моих офицеров.

– Никки, я много думала, – спокойно промолвила Анни. Теперь ее произношение стало идеальным, что невольно вызвало у меня улыбку. – Знаешь, нехорошо нам оставаться на корабле. У меня больше не будет случая увидеть Надежду, да и тебе надо немного походить по твердой почве. Сколько можно жить на корабле? Возьми меня с собой на эту планету, покажи ее. Как ты на это смотришь?

– Для меня она полна воспоминаний, – осторожно ответил я. Разве можно водить Анни по тем же самым местам, где я так счастливо проводил время с Амандой? Как сравнивать этих женщин? Нет, это слишком жестоко. К тому же сравнение было бы явно не в пользу Анни.

– Я хотеть… я хочу знать все о твоих воспоминаниях, – настаивала она, снова разволновавшись. – Никки, пойми, твоей жены нет! Она умерла. Она никогда не придет. Тебе надо жить. Жить без нее. Пойми.

Конечно, Анни была права, но мне от этого было не легче. Правда и то, что я ей многим обязан. Анни немало сделала для меня. Пришлось согласиться.

– Ну что ж, если ты этого хочешь… Хорошо, мы снимем квартиру внизу. Я покажу тебе кое-что. – А что показать? Я и сам не знал. Наверно, Вентуры, горы на Западном континенте, от вида которых захватывает дух. Когда-то мы с Амандой и Дереком бродили по их склонам… Нет, Анни я проведу по другим местам. Это будет совсем другое путешествие.

Я решил показать ей плантации. Агроном Эммет Бранстэд, с которым я познакомился на борту «Дерзкого» и даже вынужден был взять его на службу из-за недостатка экипажа, теперь тоже был здесь, на Надежде. Он попал сюда раньше меня, пока я валялся по госпиталям Лунаполиса. Помнится, поначалу Бранстэд казался мне слишком высокомерным и раздражительным, но позже, приняв присягу, он зарекомендовал себя добросовестным работником. Между нами установились хорошие отношения, и он передал мне через местное адмиралтейство, что всегда рад видеть меня в своем доме и на обширных плантациях, принадлежащих его семье.

Честно говоря, его приглашение меня удивило. Мне почему-то мерещилось, будто службу на «Дерзком» он нес крайне неохотно, хотя и добросовестно, а потому постарается поскорее забыть все и вся, связанное с тем тяжелым полетом. Кстати, три года тому назад во время отпуска я познакомился с его братом Хармоном.

– Когда тронемся в путь? – спросил я, отбросив воспоминания.

– Может быть, сегодня?

Я скрипнул зубами. У меня в груди до сих пор побаливало от недавнего подъема на шаттле. Впрочем, погружаться в гравитацию планеты вдвое легче, чем из нее выходить.

– Хорошо, – согласился я и потянулся к телефону, чтобы заказать билеты, но раздумал. – Лучше пойдем за билетами пешком. Посмотришь станцию.

– Зачем мне станция? – недовольно спросила Анни.

– Она похожа на корабль, только гораздо больше.