Агрессор (СИ)

— Он не нападет. Я в этом уверен.

— Он не нападет, если Солнечная Федерация будет прикрыта земным флотом. Именно это я и сделаю. Я отвожу флот назад.

Случилось то, что я предвидел, и все же это было слишком неприятно. Я сказал Коломенскому:

— К сожалению, каждый вцепился в свою планету, в свою звезду, в свой клочок земли на планете, не желая понимать, что Слепой всех нас перещелкает поодиночке, как цыплят. Каждый втайне надеется, что сосед разобьет Власова или хотя бы ослабит его сопротивлением. Вы, адмирал, собираетесь последовать общему примеру.

— Да, я тоже вцеплюсь в свой клочок земли, потому что другого клочка у меня нет. Мы встретим Власова здесь, на своей территории.

— Мы можем разбить его и на территории Зарбая и избежать будущего кровопролития. Зачем ждать, когда Власов окрепнет еще больше?

— Пока мы загораем под зарбайским солнцем, Власов со своими головорезами нарисуется у вас над головой. Что вы будете делать? Драться с ним своими толстыми папками? У вас поднимется слишком много пыли. Кто вам сказал, что Власов полезет на Зарбай, когда здесь находится целый флот, а Земля перед ним безоружная — бери ее голыми руками?

— Мы бросаем на произвол судьбы множество миров.

— Пусть катится к чертям все Содружество! — рыкнул адмирал. — Мы одни во всем Содружестве имеем флот, способный противостоять Власову. Власов отправится под трибунал, он своего добьется.

— Судя по всему, вы уже беседовали с президентом на эту тему, — догадался я.

— Да, это так. Решение уже принято. Я ставлю вас в известность, директор.

По окончании разговора с адмиралом Коломенским я думал не о том, что адмирал и президент Федерации приняли решение без меня. Я думал о мирах, которые мы оставляли без военной поддержки. Власов захватил восемь разных государств Содружества, на очереди Зарбай. За Зарбаем последуют еще тридцать семь государств и их планетарных объединений. Об кого из них споткнется Власов? Я сжал кулак от бессилия.

АЛИКА ЮРЬИНА

Теперь я опасалась не Власова, а самой себя. Увидев на экране мужа, родного, любящего, я получила хорошую встряску, но очарование, навеянное Власовым, упорно не проходило. Я чувствовала себя околдованной. Это было нечестно, неправильно. Я твердо знала, что сразу двоих любить нельзя. При воспоминании о родном человеке, с которым я за десять лет съела пуд соли, которому родила троих детей, желая, чтобы все они были похожи на него — при одном только воспоминании о нем у меня тревожно щемило в груди, и я не могла усидеть на месте. Я снова куда-то опаздывала, не успевала. Я торопилась. Только бежать было некуда, и я беспокойно металась по каютам 'Феникса'. Как я могла подпасть под влияние Власова? Ведь я отлично осведомлена о его способностях. Он исподволь продолжал свою работу, изматывая меня, а я и без того достаточно устала. Мое тело не желало забывать тепло его сильного тела, переданное мне во время танцев, и я раскаивалась, что согласилась с ним танцевать. Право, мне было бы легче, если бы я отказалась. Я злилась и казнилась, не в силах что-либо изменить. Я ненавидела его еще и за то, что он не отпускал меня к моим детям, и мне начинало казаться, будто все мои проблемы именно от этого.

Меня ничто не отвлекало от душевных терзаний. На 'Стремительном' я была лишним человеком, который занимался двумя делами: просмотром надоевших новостей и фильмов и болтовней с женщинами между вахтами. Я не привыкла к безделью. Дома я постоянно была чем-то занята: семья требовала у меня все мое время и силы. Во время затишья люди на линкоре заполняли свободное время, кто во что горазд. Они играли в шахматы, часами сидели в бане, изучали языки, десантники тренировались в спортзале, пилоты не вылезали из тренажеров, дабы не потерять квалификацию. По понятным причинам я не могла составить компанию мужчинам в бане или спортзале. Мне надо было любой ценой вернуться домой. Я могла решить проблему, выполнив договор между мною и Власовым. От одной только мысли об этом ноги мои прирастали к палубе. Я не могла решиться пойти к нему добровольно. Я корила себя за трусость, за эгоизм, за неспособность к 'поступкам' ради собственных детей, но все оставалось по-прежнему.

Иван Сергеевич принес мне весть: земной флот повернул в сторону Солнечной системы, и Власов начал переговоры с Зарбаем о сдаче планеты без боя.

— После ухода землян на Зарбае царят упаднические настроения. Президент Зарбая серьезно относится к нашему заявлению о реальной угрозе из космоса. Вполне возможно, что зарбаяне капитулируют. У нас флот в 170 кораблей против одиннадцати зарбайских. Хотя всякое может случиться. Власов будет вести переговоры, сколько понадобится, лишь бы с ними не воевать. Он напирает даже не на капитуляцию, а на присоединение к нему. Совсем другое дело, правда?

— Что будет дальше? — опечалилась я.

— Откуда я могу знать? Это на Земле я был профессором. А здесь я всего лишь судовой врач.

А потом ко мне пришел Власов. Он молча сел напротив меня с непроницаемым лицом. Я ощущала на себе его взгляд из-за черных очков, и мне от этого взгляда было не по себе. Я тоже отмалчивалась, мечтала о сигарете, но потянуться за ней не смела. Я бросала на него осторожные взгляды, исподтишка рассматривая его. Я до сих пор толком его не рассмотрела, уловив только общие черты. У него были светлые, почти белые волосы, очень коротко остриженные, непокорно торчащие, как проволока. Он их и не приглаживал. Широкое лицо, вовсе не злое, а просто сердитое, недовольное. Обширный, как экран, лоб и густые брови, такие же светлые, как и волосы. Интересно, какие у него глаза? Очки так мешали… Мне хотелось заглянуть своему обидчику, такому черствому и упрямому, в глаза. Кисти рук с толстыми жилами поросли с тыльной стороны белесой шерстью, пальцы сплелись на круглом животе; под тканью черной водолазки угадывалась скрытая мощь тренированных мускулов. Передо мной сидел хищный, опасный, крупный зверь, умный и своевольный, от которого ощутимо исходила заразительная энергия.

Крупный зверь наблюдал за мной сквозь черные очки и, похоже, размышлял о чем-то своем.

— Утром на 'Феникс' придет пилот. Он доставит тебя на Землю, — обронил он.

Его голос вернул меня в гостиную 'Феникса'. Мне показалось, что я ослышалась.

— Что? — пролепетала я.

— Завтра ты полетишь домой, — терпеливо повторил он.

Я так мучительно ждала этого момента, и вот он наступил, и это оказалось полной неожиданностью.

— Ты меня отпускаешь? — потрясенно пробормотала я. Бежевые перегородки поплыли у меня перед глазами. Домой! Мне никак не удавалось вытащить из пачки сигарету, руки дрожали. Наконец мне это удалось, я нервно закурила и открыто посмотрела на огромного человека напротив меня. Лицо его по-прежнему оставалось недовольным. Я решилась на опасный вопрос:

— Почему ты решил меня отпустить?

— Потому что я тебя люблю.

Я знала об этом, но все же… это было приятно. Я не испытывала особых угрызений совести от того, что человек из-за меня мучается. Я не стала спрашивать его, почему он не отправил меня на Землю раньше, ибо подозревала, что ответ будет тем же.

— Зачем ты меня любишь? — с укором спросила я, не предполагая ответа. Он отбросил недовольную маску и улыбнулся:

— Всем скитальцам иногда хочется чего-нибудь домашнего. Расскажи мне о своих детях.

— А у тебя есть дети?

— Н-нет, — не совсем уверенно ответил он, и я простила ему эту неуверенность. Черты лица его смягчились. Я уселась удобнее и затянулась.

— Моя младшая — Ниночка, ей четыре года, — начала я, успокаиваясь. — Она рыжеватая, волос вьется, как у меня, глаза папины. Она очень обидчивая…

Сначала у меня срывался голос, но потом я увлеклась, мысленно вернувшись к родным, самым близким на свете людям. Закончив рассказ, я снова увидела себя в гостиной 'Феникса' и даже немного удивилась, что я по-прежнему здесь.

— Скоро ты будешь дома, — спокойно сказал Матвей, не прервавший повествование ни единым словом. Он ничем не выдавал своих мыслей. На меня накатила острая жалость к нему. Каково вот так жить, пряча от всех свои глаза?