Пространство (ЛП)

— Только по прямому приказу от меня или от Наоми, — ответил Холден, скрывая вздох облегчения.

Ему не пришлось говорить: «Если оно прорвется сюда и убьет нас, тебе лучше будет взорвать себя вместе с кораблем». Он отпустил Алекса, и тот отступил на шаг, озабоченно морща смуглое лицо. Паника грозила захлестнуть Холдена при малейшем признаке сочувствия, поэтому он громко сказал:

— Выполняй, Алекс. Немедленно.

Алекс коротко кивнул, хотел было еще что-то сказать, но развернулся на каблуках и зашагал к трапу в кабину. Через несколько минут по тому же трапу спустилась Наоми, и почти сразу снизу вынырнул Амос.

Наоми заговорила первая:

— Что станем делать?

Они долго были близки, поэтому Холден сразу распознал страх в ее голосе.

Он переждал еще два долгих вдоха и выдоха.

— Мы с Амосом посмотрим, нельзя ли выставить гостя за дверь. Ты нам откроешь.

Амос задумчиво рассматривал капитана.

— И как же нам «выставить» его за дверь, кэп?

— Ну, — ответил Холден, — я подумывал вышибить из него все дерьмо пулями, а что останется, сжечь огнеметом. Так что берем снаряжение.

Алекс кивнул.

— Черт, из меня вроде как тоже дерьмо вышибло.

Холден не страдал клаустрофобией. Клаустрофобия не свойственна людям, избравшим профессией долгие космические перелеты. Даже если больному удавалось протащить свою фобию через психологические профили и симуляторы, одного полета хватало, чтобы отделить тех, кто способен перенести долгое заключение в замкнутом пространстве, от тех, кто начинал психовать и возвращался домой на седативных препаратах.

В бытность младшим лейтенантом Холден проводил целые дни в корабле-разведчике, таком тесном, что в нем буквально не хватало места нагнуться, чтобы почесать себе пятку. Он умел пробираться между наружной и внутренней обшивкой военных кораблей. Ему доводилось по три недели лежать в амортизаторе во время перелетов на высокой тяге от Луны до Сатурна. Ему никогда не снилось, что его пытаются задавить или сжечь заживо.

Впервые за полтора десятилетия работы в космосе корабль показался ему слишком тесным. Пугала не просто ограниченность пространства — а безвыходность. Он чувствовал себя зверем в капкане.

От существа, зараженного протомолекулой, Холдена отделяло меньше двенадцати метров. И отойти подальше было невозможно.

Он влез в боевой скафандр, но не почувствовал себя свободнее.

Первой надевалась часть, которую ворчуны прозвали «полным гондоном». Толстый черный костюм из слоев кевлара, резины, противоударного геля и сенсоров, следивших за состоянием организма. Следом шел более свободный изолирующий скафандр со слоем самогерметизирующегося геля, способного затянуть пробоины от высокоскоростной винтовочной пули и охлаждавшего поверхность при ударе лазером.

Холдену чудилось, будто он заворачивается в саван.

Но все эти тяжеловесные слои пугали меньше, чем усиленная броня, предназначенная для марсианских десантников. Флотские называли ее «гробом». Название намекало, что, если уж эту броню пробило, десантник внутри наверняка покойник и не стоит труда его извлекать — так и бросайте целиком в могилу. Конечно, это было преувеличением, но Холдена до смерти пугала мысль, что спускаться в грузовой отсек предстоит в доспехах, в которых и шевельнуться невозможно без дополнительной механической тяги. А если аккумулятор разрядится?

Конечно, вышвыривая монстра за борт, неплохо было иметь на себе усиливающий мышцы скафандр.

— Задом наперед надел, — подсказал Амос, ткнув пальцем в набедренник. Холден выругался. Амос был прав. Он так глубоко залез в собственную задницу, что не туда развернул застежку.

— Что-то мне трудно сосредоточиться.

— Страшно до усрачки, — кивнул Амос.

— Ну, я бы не сказал…

— Я не о тебе, — объяснил Амос. — О себе. Мне до усрачки страшно входить в отсек, где засела эта тварь. А ведь я кашу на Эросе вблизи не видел. Так что я тебя, Джим, понимаю, как никто.

На памяти Холдена Амос впервые назвал его по имени. Холден в ответ кивнул и принялся перестегивать набедренник.

— Угу, — промычал он, — я только что наорал на Алекса за то, что он недостаточно боится.

Амос уже закончил одеваться и вытаскивал из шкафа любимый автоматический дробовик.

— Да ну?

— Угу. Он шутки шутил, а у меня мозги плавились, вот я и наорал, пригрозил снять его с дежурства.

— А ты мог бы? — заинтересовался Амос. — Вроде у нас один пилот.

— Нет, Амос, нет. Я так же не могу вышибить Алекса с корабля, как не могу вышибить Наоми. Мы даже не «минимальная команда». Мы до минимума не дотягиваем.

— Боишься, что Наоми уйдет? — спросил Алекс. Говорил он легко, но слова упали ударами молота. Холден задохнулся и целую минуту восстанавливал дыхание.

— Нет, — наконец ответил он. — То есть да, конечно, боюсь, но сейчас схожу с ума не из-за этого.

Холден выбрал себе штурмовую винтовку, потом вернул ее на место, заменив на тяжелый пистолет, стреляющий без отдачи. Его заряды — самодвижущиеся ракеты — не отбросят стрелка к стене даже при невесомости.

— Я видел твою смерть, — сказал он, не глядя на Амоса.

— А?

— Я видел твою смерть. Когда нас захватили те люди, я видел, как тебе выстрелили в затылок и ты ничком упал на пол. И всюду была кровь.

— Да, но я же…

— Знаю, что это была травматическая пуля. Знаю, что нас хотели взять живыми. Знаю, что кровь шла из разбитого о пол носа. Теперь я все знаю, а тогда знал только, что ты убит выстрелом в голову.

Амос вставил магазин в дробовик и защелкнул на место круглый приклад, но все это молча.

— Все здесь такое хрупкое, — продолжал Холден, взмахом руки обводя и корабль, и Амоса. Вся наша маленькая семья. Один промах — и мы потеряем того, кого уже не заменить.

Амос нахмурился.

— Это все о Наоми, да?

— Нет! То есть да. Когда я думал, что ты мертв, меня это подкосило. И вот теперь мне надо бы думать, как выкинуть ту тварь с корабля, а я думаю, как бы не потерять кого из команды.

Амос, кивнув, повесил дробовик на плечо и опустился на скамью у своего шкафчика.

— Понял. И чего ты хочешь?

— Я, — сказал Холден, заряжая пистолет, — хочу вышибить гадского монстра с моего корабля. Но пожалуйста, обещай, что ты при этом не погибнешь. Оно совсем ни к чему.

— Кэп, — с ухмылкой отозвался Амос, — если уж я помру, так только после остальной компании. Таким уж я уродился, что всегда падаю последним. Можешь на меня положиться.

Паника не покидала Холдена, все так же давила ему на грудь, но теперь он чувствовал, что не один против нее.

— Тогда пойдем ссаживать зайца.

Они бесконечно долго ждали в шлюзе грузового отсека, пока внутренний люк загерметизируется, насосы откачают весь воздух и запустится открывание наружной двери. Холден, пока ждал, десять раз перепроверил свой пистолет. Амос стоял свободно, уложив громоздкое ружье на сгиб локтя. Преимуществом, если в их положении имелись преимущества, можно было считать, что при вакууме в отсеке никакой шум шлюзовых механизмов не насторожит чудовище.

Все звуки извне пропали, Холден слышал только собственное дыхание. Желтый огонек загорелся рядом с наружным люком, предупреждая об отсутствии атмосферы по ту сторону.

— Алекс, — позвал Холден, включившись в шлюзовой терминал. Корабельная радиосвязь все еще не работала. — Мы сейчас войдем. Глуши двигатель.

— Роджер, — ответил Алекс, и притяжение исчезло. Холден пяткой о пятку включил магнитные подошвы ботинок.

Грузовой отсек «Росинанта» был тесным. Высокое узкое помещение располагалось по правому борту, в пространстве между наружной обшивкой и реакторным залом. Симметричное пространство по левому борту занимал контейнер с водой. «Роси» был боевым кораблем. Груз для него — не главное. Недостатком такого расположения становилось то обстоятельство, что при ускорении отсек превращался в колодец и грузовой люк оказывался на его дне. Контейнеры крепились к переборкам на кронштейнах или с помощью электромагнитов. При гравитации ускорения, угрожающей отбросить человека на семь метров до наружного люка, о боевых действиях здесь нечего было и думать.