Статус неизвестен (СИ)

Ожидание, лишь видимое бездействие и никогда не будет приравнено к отдыху.

Парс лежал, цепким наметанным глазом обшаривая сквозь щель в стене травы, аккуратно примятую стволом хеклера, т-образную пристань. И маленький рыбацкий домик на обглоданных водой сваях. Стоял тот предрассветный час, когда освещение наиболее обманчиво. Кофе ночи сдобренное молоком таящего тумана. Ветер едва шумел и чуть поигрывал бесформенными тенями. Волна поглаживала берег и нашептывала ночи последние прощальные слова. Гамма синих прохладных оттенков слоилась. Они перетекали один в другой, образуя ртуть голубовато-белого плеса.

Тонкий, бархатный промежуток уплывающей в рассвет ночи балансировал на громадных, торчащих клыках скалистых гор, в таящей дымке сыро тканного тумана.

Парс сладко зевнул не отрывая настороженных и пристальных глаз от деревянной пристани, положившей неясную тень на гладкие, обточенные водой камешки и выступающие над поверхностью речные валуны. Лодка "долбленка" вытесанная из цельного ствола дерева покачивалась на волнах, вызванных легким бризом и слегка заваливалась на отмель, засыпанную жухлыми, тлеющими листьями.

Растрескавшиеся доски настила заскрипели и расходящаяся колоколом клеенчатая плащ-накидка была брошена на холщовое складное кресло, едва не опрокинув его. Тяжелые сваливающиеся резиновые сапоги, не по размеру, делали мальчика-подростка похожим на кота в сапогах. Не коротко, но аккуратно подстриженные блестящие черные волосы трепал ветерок. Паренек возился со спиннингом и с чуть слышным свистом разматывающейся лески стравливал катушку в глубокий тенистый залив. Десяток креплений для удилищ пустовали, а мальчишка был так увлечен, что не замечал ничего вокруг.

За домиком туманной росой серебрилось широкое, заросшее высокой травой, поле, прижатое подлеском и высокими деревьями глухого, чащебного леса. Коробка рыбацкого домика успела замшеть и порасти травой. Драночная крыша, зашитая в накрой, зеленела пушком какого-то разъедающего древесину растения. Сточный желоб забился опавшей листвой. В бревенчатой стене было прорублено небольшое окно, которое было запылено и отсвечивало.

Извилистый противоположный берег реки не таил в себе ничего враждебного. Гранитный и лесистый, он был обрывистый но не высокий, с покатыми осыпями. Суровые, гладкие, как литой шоколад, скалы, крутыми откосами уходили под воду.

Утренний птичий хор уже свистел и чирикал в лесной пуще, выкликая огненый венок пробуждающегося цветами дня, а дом оставался все таким же серым и запущенным.

Парс приподнял голову, слушая вертолет. Но все было тихо. Кружево веток, как трещинки на картинах фламандских мастеров старили небо, подсыщая выцветшие краски уходящей ночи. Молочная суспензия сока в золотых венах густой лопушистой листвы начинала сверкать тонким узором выступающих прожилок. Слезы ночи искрились на длинных ресницах стебельков. Росили. Утренний воздух был прохладен и полон пахучей засырелой свежести.

Когда светило встанет, предательская полоска росистых следов исчезнет. Парс перенес вес тела на руки и перехватил оружие. Кое-где на металле хеклера проступала невычещаемая синева от долгого использования оружия в непрерывном огневом контакте. Это был цвет надежного проверенного друга.

Перво землянин рывком вскочил на ноги, перебежал широкое, хорошо простреливаемое пространство. Достиг крыльца и перепрыгнув ступеньки нырнул в низковатую дверь и тут же захлопнул ее за собой, чуть перед тем придержав, и отметив, что мальчишка на пристани даже не пошевелился.

Внутри света было еще меньше. Вполне могло случится и так, что то, что он искал,здесь не окажется. От тела Крейга, со всем прискорбием пришлось признать, начинал разноситься запашок. Термо поляризованная ткань была вещью обиходной и в любом магазине ее можно купить хоть километр. Но чужой мир даже созвездия на небе выстраивал в совершенно неправильную, неудобную ломаную пентаграмму. Глаза постепенно свыкались с тем немногим что даровал подступающий рассвет. На веревке, перекрывая угол, свисали облезлые овчины. Консервная банка на подоконнике была наполнена гвоздями и шурупами. Почти по центру мазаная угловатая печь и сложенные возле торфяные брикеты. На вбитом в стену гвозде висел ковш с зубьями, видимо для сбора ягод. Рядом плетеные лотки, похожие на снегоступы. И дном к верху на табуретке сохла корзина, судя по запаху, из под рыбы.

Парс потянулся к полке под потолком и затылком ощутил мягкий шорох за спиной. Он позволил этому звуку лишь кратчайшее мгновение существовать самовольно. Перво землянин кинулся к стене за облезлую овчину и рывком с выкрутом вырвал дробовик из трясущихся дряблых рук старика. Оранжевые патроны покатились по полу. Тот переломил дробовик двенадцатого калибра и судорожно пихал патроны в ствол, когда Парс бросился и обезоружил его. Больше в доме никого небыло.

-Не буянь, дед,- с интересом разглядывая старика миролюбиво произнес Парс.-Оно ведь и пальнуть может. Ты с перепугу приставишся, а мне потом отвечай.

Хеклер в другой руке Парс держал небрежно и лыбился с привычной уверенностью, без тени сомнения что в нужную секунду не промахнется.

Старик был совершенно седой, бледный и осунувшийся. Видно приболевший. Подняться с топчана его заставило вторжение чужака. На нем была ватная стеганка, чайного цвета свитер, растянутый по горловине и рукавам. Брюки заправлены в сапоги. Распухшие подглазья и брови совсем заузили глаза, но те смотрели ровно и неотводимо.

-Делай что задумал и убирайся, вор.

Парс спрятал зубы и с легкой обидой в голосе ответил:

-Я ведь у тебя ничего не крал, а ты, старый, заявляешь об этом как о деле решенном.

Старик затряс головой:

-Это пока. Не для того ты в нашу землю пришел, чтобы без поживы под пули себя подставлять.

Дед явно был подвержен магии громких заявлений.

-Отец, если бы ты был, к примеру, заложником, то мог бы прощупывать меня затейливыми вопросами и утверждениями, чтобы понять мои слабые стороны, готовясь к побегу. Но я долго задерживаться не стану и мальца твоего не трону. Вот только мешок-холодильник под рыбу возьму, чтобы уж совсем соответствовать образу мародера в твоих глазах.

-А ружье?- С хрипотцой, но без отчаяния в голосе, спросил старик.

-Его на опушке брошу, а патроны, не обессудь, в траве. Мальчонку сгоняешь, он найдет.

Парс достал с полки термо поляризованный, скрученный в рулон, мешок и пихнул себе за пазуху. Подобрал патроны и пошел к двери, не выпуская из поля зрения старика, чтобы тот не отколол еще какой нибудь номер. Приоткрыл дверь и осмотрел причал. Мальчишка сидел в тряпичном складном кресле, стянув с одной ноги сапог и переобуваясь в кроссовок.

Уже было Парс приготовился выскочить наружу и исчезнуть в лесу, как услышал отчетливый и безошибочно определяемый звук. Из за мыска, прикрывающего протоку на том берегу, так и оставшегося для десантника неприметной, выскочил, сияющий водопадом сверкающих брызг, быстроходный катер. Снежно-белое днище подпрыгивало на острие разбегающихся углом волн. Слабо, еще издалека, доносился звук работающего мотора.

Парс обмер. Лихорадочно блестела вода. Борясь с искушением поступить просто и броситься наутек, обнаружив себя, Парс решил переждать. Катер огибал обрывистые выступы скал, борта его вспучились, фонтаны пены вздымались и опадали. Насморочно бормочущие двигатели вынесли катер на взблескивающий, очерченый рябью широкий плес. Катер гнал "усы" по обе стороны форштевня. Разорванные клочья белой пены цеплялись за борт и плыли по воде. Парс уже различал жалюзные окошки надстройки катера и не зачехленную пулеметную спарку на носу. Некоторое время катер шел малым ходом, а Парс не мог избавиться от мысли что упустил некую важную деталь.

Десантник обернулся к старику и с нескрываемой угрозой в голосе прошептал: