Формула счастья

Примерно через пять минут мы приземлились. Я с Джеки на руках в сопровождении робота вышел наружу, а Чикс остался в своем мятом «самолете». Сначала я отошел назад, чтобы дать ему возможность скорее взлететь, но потом после короткого колебания вернулся обратно и заглянул в еще незаделанное отверстие «самолета». Юс изменил свою позу — теперь онстоял, сильно согнувшись в одну сторону, и выглядел меньше, очень несоразмерно, и еще более отталкивающе, может быть потому, что так внушал меньше ужаса. Его глаза белели среди мягкого проникающего света, сужались и расширялись, как будто реагировали на какой-то напряженный внутренний ритм. Невольно я поднял руку в знак прощания.

— Чикс, Чикс! — тихо воскликнул он. — Я останусь на Эйрене, чтобы вам было более эффективно, если вы меня позовете.

Было ли это предложение новой встречи? Или намек на ее неизбежность?

— Желаю всего хорошего, Чикс, — сказал я неискренно и быстро удалился.

Остановившись на безопасном, по моему мнению, расстоянии, я обернулся, чтобы понаблюдать полет. Видел, как многочисленные насечки на «самолете» углубились, раскрылись как беззубые синеватые рты, как округлились и выдохнули что-то, или скорее «ничто» с такой силой, что около них затрепетал воздух. Подъем был гораздо более — стремителен, чем я то ощущал, будучи внутри. Вскоре все слилось, превратилось в смазанное уменьшающееся пятно… в мерцающую точечку… Исчезло.

Только сейчас я смог ясно осознать, где нахожусь. И испытать то противоречивое волнение, которое охватило бы любого человека, впервые ступающего на чужую планету. Я медленно огляделся. Вокруг было поле, где росла странная бледно-розовая трава, а надо, мной простиралось странное бледно-розовое небо, и в его безоблачной выси, как рана, выделялось пурпурное солнце без ослепительных лучей и ореола, словно вырезанное чьей-то грубой, жестокой рукой. В стороне виднелись силуэты каких-то высоких с многочисленными ветками деревьев, вдалеке — поле внезапно заканчивалось, пересеченное более темной полосой растительности, которая сливалась с чуть затуманенным горизонтом. Не чувствовалось даже слабого дуновения ветерка. Воздух был абсолютно неподвижен, но прохладен и чист, насыщен тонкими незнакомыми запахами. И тишиной… Тишина… Неописуемая, полновластная, проникающая во все уголки мозга, во все клетки тела, превращающая в свои беззвучные частицы даже удары сердца, даже дыхание.

Я нарушил ее почти шепотом с таким чувством, что слова мои навсегда останутся в ней. Как насекомые в куске янтаря.

— Здесь ли мы должны ждать, Сико?

— Да.

— Когда за нами приедут? И — Через тридцать две минуты. В — А ты откуда знаешь место и час встречи? ЦР — Мне сообщили их на Земле, — сказал робот.

И его ответ окончательно испортил мое романтическое настроение. Еще на Земле? Интересно! Особенно, если иметь в виду исключительно редкую и затрудненную связь с Эйреной и мою поездку всего через день после получения известия о смерти Фаулера и Штейна.

Я предпринял попытку добраться до чего-то, не имея ясного представления, что бы это могло быть

— Кто на Земле дал тебе инструкции и когда?

— Мне дал их один человек по радиосвязи между ним и мной. Связь продолжалась с пятнадцати часов шестнадцати минут до пятнадцати часов и восемнадцати минут в день старта.

— Это был тот человек, который проводил меня до космодрома?

— Да.

— Как ты его узнал?

— По голосу.

— Ты, наверное, и раньше бывал в юсианском звездолете, не так ли, Сико?

— Это невозможно, — возразил он.

— Почему? Почему невозможно? — спросил я, задыхаясь от волнения, пронзенный смутной догадкой. Робот помедлил секунду-другую и сказал:

— Меня кончили делать за три часа до нашего полета. Меня привезли с завода самолетом, и до нашей встречи я был изолирован в его задней кабине.

— А сколько времени ты меня ждал на космодроме?

— Две минуты.

Я вспомнил поблескивающие капли дождя на его плечах и понял, что он лжет.

— А ты видел ли других юсов, кроме тех, которые были — в звездолете?

— Нет. -

— Говорил ли ты с кем-либо из них в мое отсутствие?

— Нет.

— Кроме указаний того человека на Земле, получал ли ты другие, независимо каким образом?

— Да.

— От кого?

— От вас, — ответил робот.

— Ага… Ты говоришь, что никогда не летал на юсианском звездолете, правда?

— Не летал.

— А тогда, как ты понял, что мы вылетели?

— Установил это по изменению магнитного фона.

— В котором часу мы тронулись?

— В шестнадцать часов одиннадцать минут, — сказал робот.

Я помолчал немного рассеянно, поглаживая Джеки. Потом снова продолжил:

— А откуда ты знал, что квартира снабжена всем необходимым для моей безопасности?

— У меня есть индикаторы, которые учитывают основные жизненные параметры, и ни один из них не отметил отклонений, — охотно объяснил робот.

— А позднее были ли зарегистрированы какие-то отклонения?

— Только однажды.

— Когда они возникли и каковы они были?

— Через десять минут после старта уменьшилось содержание азота в дыхательной смеси и повысилась ионизация. Я не сигнализировал, потому что ни то, ни другое вам не вредило.

Итак, оказывается, что возникновение отклонений и появление моего миниатюрного пластического изображения по времени совпадают. А не означает ли это, что изображение было сотворено именно тогда? Впрочем, я захватил его с собой и надеялся, что все же когда-нибудь его смысл или хотя бы материал, из которого оно сделано, будет разгадан. Я продолжил допрос:

— Как ты понял, что должен делать, чтобы сориентировать наше транспортное средство, Сико?

— Подумал и сообразил.

— Гм… А сейчас, есть ли у тебя что-нибудь для передачи мне?

— Нет.,

Я сознавал, что абсурдно предполагать, что до этого робота, который без сомнения был послан Зунгом, мог добраться и мой шеф, но все-таки настаивал:

— Значит, тебе не дали указаний снабдить меня какой-нибудь информацией после прибытия на Эйрену, так ведь?

— Нет. Не дали.

— А кому ты ее передашь? Кому на базе?

— Я вас не понимаю, — сказал робот. Последняя моя, почти ничтожная надежда была — мой аварийный код. Я отчетливо произнес его.

— Я вас не понимаю, — повторил робот.

— Что ж, хорошо…

Я открыл чемодан большего размера, вынул пояс от халата, который предусмотрительно положил сверху, и снова закрыл. Поясом я привязал Джеки к ручке чемодана. Потом снова занялся роботом.

— Ты знаешь координаты базы, не так ли?

— Да…

— Скажи их.

— Зачем? — робот словно предчувствовал мои намерения.

— Просто скажи мне их!

На этот раз он мне подчинился, хотя и с явной неохотой. Что бы то ни было, я внес эти координаты в память своих часов, чтобы в случае неявки встречающих мог сориентироваться сам.

— Пошли! — сказал я роботу и пошел в направлении, противоположном тому, откуда они должны были появиться.

Он последовал за мной. Я не хотел, чтобы он шел сзади, и поэтому подождал, пока он пройдет вперед. Он умышленно шагал медленно, в этом я уверен!

Когда мы отдалились, Джеки отчаянно заскулил — испугался, что мы его оставим, и мне очень хотелось обернуться, чтобы сказать ему несколько ободряющих слов, но я этого не сделал. Глядя на широкую спину робота, я шел, держа правую руку в кармане куртки. Мы прошли около трехсот метров. Лес был еще далеко, вести его туда не было времени.

— Стой!

Робот остановился и встал лицом ко мне. Он наблюдал за мной, причем постоянно находил способ встретиться со мной взглядом. Он впился глазами в мои, только не с тако горячностью, с какой недавно всматривался в юсов, а излучая ровный бледно-красный свет, отражающий, как мне показалось, какое-то внутреннее страдание и глубокую, нечеловеческую проницательность…

Я заставил его повернуться спиной и вытащил пистолет.

Прицелился в сенсорный бугорок на затылке и нажал курок. Массивное, безупречно сделанное тело вздрогнуло, как живое, и рухнуло на землю. Я наклонился и повернул его на левый бок, разблокировал и переместил вниз силуминит-ную броню на его груди. Он пошевелился, протянул ко мне руки, но я опередил его — вытащил энергетическую батарею. Изолировал ее реактиваторы, чтобы предотвратить взрыв, и отключил аварийные реле в ее нейтрализующей системе. Потом осторожно снял дозирующий механизм, положил его рядом с телом и вернул батарею на место. Сам же отступил назад.