КИНФ БЛУЖДАЮЩИЕ ЗВЕЗДЫ. КНИГА ВТОРАЯ. СОЗВЕЗДИЕ ПАКЕФИДЫ (СИ)

Но Ур молчал. Внезапно обрушившаяся на него боль парализовала его и он онемел, не смея и вздохнуть лишний раз. И принц, не подозревающий о том, что это – всего лишь часть игры Торна, беспомощного, связанного Торна, приписал несговорчивость Ура его упрямству.

- Я уничтожу вас, – прошипел принц, яростно и страшно сверкая глазами. Вид крови, казалось, окончательно сорвал его с тормозов. Принц уже не был расслаблен и совершенно не походил на нормального. – Я вас просто убью, и все. Знаете что? Мне плевать на этот ключ; мне плевать на все, кроме смерти. Я люблю смерть, она – невеста моя, – по лицу принца пошла совершенно безумная судорога, его рот уродливо искривился, как от нервного тика, уголок его губ задергался, глаза расширились, выкатываясь из орбит. – Я не попаду туда, но я здесь останусь. Я буду убивать здесь. Мне и здесь – хватит. И начну я с вас. Я разрежу вас на кусочки, я вас изничтожу, я вас сварю на медленном огне и съем…

- Ты не смеешь! – вскипел Паладин. – Оставь их мне, и они все скажут!

Но безумный принц скинул со своего плеча руку Паладина, пытавшегося удержать его.

- Черта с два, – ответил он, яростно сверкая глазами. – Черта с два! Ты обещал мне, что я смогу убивать кого и сколько хочу. Сейчас – я просто хочу убивать.

– Оставь их мне! – взревел Паладин, понимая, что тайна начинает ускользать из его рук. Но принц откинул руку Паладина, которой тот попытался удержать его за плечо, и ухватил плеть на черную гладкую рукоятку.

- Я растерзаю вас на куски, – произнес он страшно.

Ур зажмурился; плеть ни разу не тронула его, принц хлестал распростертого Торна, неистово, жестоко, страшно, но Уру казалось – все кругом наполнено зловещим свистом черного от крови хлыста и криком жертвы, на теле которого лопается кожа.

- Оставь его! – паладин кинулся на принца, стараясь удержать его руку с плетью, которой он вот-вот вышиб бы дух из Торна, но принц, озверев от сладкого запаха живой крови, откинул его, как слепого кутенка.

Торн рыдал; весь исписанный красными полосами, он рыдал от боли – и при этом тянул время! Его козырь в рукаве, его королевский ферзь, рыцарь Зед, все так же лежал недвижим, с белым и умиротворенным лицом. Он проходил очередной виток, очередную ступень обучения, и не слышал, что происходит вокруг.

Торн, собирая все свои силы в кулак – давал ему это время.

- Ты с ума сошел! – прогремел паладин, поднимаясь. Последний толчок принца сшиб его с ног. – Мы никогда не узнаем, где ключ, если ты сейчас зашибешь его! Он нужен нам!

- Плевал я на ключ!

- Постой! Погоди! Разве я не говорил тебе, что хранилище, которое мы можем открыть при его помощи, полно женщин?

Принц замер, опустив свой хлыст; его нервные, дергающиеся глаза, словно каменные, перекатились в своих глазницах и уставились на паладина. Кажется, начавшийся вновь приступ жуткого безумия превратил принца в абсолютного маньяка, почти в зверя, и он мог реагировать, подобно дрессируемому тигру, лишь на кусочек мяса, нанизанный на палку в руках у укротителя.

- Женщин? – переспросил он булькающим голосом, словно в его горле уже плескалась кровь.

- Женщин! – подтвердил паладин, почуяв твердую землю под ногами. Безумие принца было не секретом для него. Он управлял им, как управляют погонщики страшными, только что пойманными животными – палкой и пищей, – и не убивал его лишь потому, что принц все еще был Принцем Дракона, и тянул деньги из казны, которые паладин тратил на свое усмотрение.

- Много женщин, – продолжал паладин, осторожно приближаясь к застывшему внезапно принцу. – Они не похожи на всех женщин, которых ты видел до сих пор. Они чисты; они похожи на ангелов своими умиротворенными лицами, чистыми лбами. Только без крыльев. Они тихо лежат в своих постелях, закрыв глаза. Они спят. Они чудо как хороши! В их чертах увековечены покой и блаженство. Ты будешь брать их по очереди, вытаскивать из их постелей, и каждая из них всякий раз будет – ангелом…

Лицо принца тряслось мелкой дрожью, а вытаращенные глаза, казалось, были обращены в самую душу его, в мысли, в которых он несчастных чистых ангелов расчленял и превращал в неряшливые, рваные кровоточащие куски мяса. И среди этих изуродованных, растерзанных женщин, превращенных в грязную кучу рубленного мяса, валяющегося на каменном полу, была и Айрин. Ур увидел ее так ясно, как видел свои дрожащие от боли руки. Это ее цивилизацию Паладин обещал принцу. Всех – и тех, кто родился, и тех, кто родится. Запечатав, закрыв их в анабиозе навсегда, паладин хотел отдать их всех маньяку на растерзание. Просто так. Потому что они были ему не нужны, и от них нужно было избавиться. Так почему бы не доставить удовольствие этим процессом, например, принцу? Паладин осторожно вынул из его руки хлыст, и чуть пожал его пальцы.

- Не стоит размениваться на них, – вкрадчиво шептал паладин, обходя замершего в болезненном ступоре человека кругом. – Всего три человека. Три грязных человека. Они будут ругать тебя, оскорблять, оставляя на твоем сердце раны… ангелы не умеют ругаться. Они будут просто плакать и вопить от ужаса, умоляя о пощаде и о спасении. Прекрасный чистый цветок…

Принц, дрожа всем телом, словно приходил в себя; его напряженные плечи расслаблялись, лицо приобретало более осмысленное выражение. Приступ проходил.

- Так, так, – шептал доверительно паладин, суетясь вокруг принца. – Хорошо! Давай продолжим – только не теряя головы! Не теряя. Давай спросим у Торна, где наш ключ – ты же помнишь, зачем нам этот ключ? Да, да, помнишь! Давай спросим! Только не теряя головы!

Принц, казалось, был обессилен прошедшим приступом безумия; с трудом передвигая ноги, словно каменный истукан, он двинулся послушно в угол, откуда веяло жаром и пахло раскаленным железом. Когда он обернулся, в его руке был зажат длинный металлический прут, на конце которого сияло добела раскаленное в жаровне клеймо, «драконья нога». Это клеймо представляло собой как бы узор из костей стопы дракона. Это клеймо накладывалось на всю ногу пытаемого, от пальцев до пятки, и причиняло ужасную боль, чудовищную боль. Ур содрогнулся от ужаса, и жар раскаленного железа показался ему смертельным холодом. Неужто и это предусмотрел Торн?! И – согласился?!

Глаза принца были абсолютно пусты и тусклы. На его верхней губе, над ярким ртом, блестели бусины болезненного пота, и он казался не живым человеком, а послушным зомби.

- Говори, – велел паладин Торну, – где ключ?

В ответ Торн изверг такое гнусное и грязное злое ругательство, что Ур, страдающий от боли, не смог сдержать улыбки. Трясущиеся разбитые губы сами разъехались до ушей, и из груди вырвался булькающий кашель.

Сосущий ишака, это же надо же придумать…

- Клейми его, – паладин коротко кивнул на Торна. И принц послушно приложил раскаленный металл к босой стопе.

Такого страшного крика Ур никогда не слышал.

Даже когда сикринги жрали своих жертв, даже когда человек знал, что вот сию минуту ему предстоит погибнуть – ни один из них не кричал так страшно, с такой мукой. Ур зажмурился изо всех сил, и от того, что сам не мог зажать руками уши, чтобы не слышать этой муки в голосе, он заплакал, беспомощно, по-детски.

- Так что? – когда кончился этот дикий, ужасный, животный крик, переходящий в вой, голос паладина звучал спокойно и тихо. – Скажешь?

- Нет! – выпалил Торн, как выплюнул.

И эту чашу он – рассчитал…

- Тогда мы примемся за твоих друзей, – продолжал паладин. Он ступил поближе к Уру, и ухватил его за волосы, поднимая его изуродованное лицо. – А ты скажешь, дружок, когда сам начнешь оставлять след дракона?

… пять, шесть…

Это счет Ур услышал лишь на миг.

Искалеченный Торн продолжал считать, и его голос, отсчитывающий мгновенья, был тих и ясен.

- Нет, – произнес Ур как можно тверже, зажмурившись от ужаса и стараясь избавиться от памяти, от малейшего воспоминания о крике Торна.

Паладин хохотнул.

Принц, еле приходящий в себя, стоял неподвижно, опустив голову и уронив тяжкие руки вдоль тела. Сейчас, на этом этапе, он вообще не опасен!!!