Варвар

— У тебя нет выбора, — повторил Олаф — так, кажется, назвал его доктор Артур? — Либо ты с нами, либо. — он сделал красноречивый жест, не суливший Криму в случае отказа ничего хорошего.

— А если я все-таки выберу «либо»? — запальчиво спросил Шторр.

Ответил ему Александр.

— Я не думаю, что ты так поступишь. Ты землянин, и судьба твоя здесь, на «Викинге». По-другому просто не может быть, и рано или поздно, но ты поймешь это.

— Только смотри, чтобы не было слишком поздно, — предупредил Олаф.

— Я. Мне надо подумать, — проговорил Крим, исподлобья глядя на «патрульного». Олаф ему не нравился.

— Время у тебя есть, — согласился Александр. — До базы еще два дня пути. Достаточно, чтобы определиться.

— Помни, что ты землянин, — произнес Олаф. С этими словами он вышел.

— Я — землянин. — задумчиво пробормотал Крим.

12

— Через три часа «Викинг» начнет торможение, — сообщил Александр. — Мы подлетаем к базе.

Крим помнил, что это значило для него. Пришло время сделать окончательный выбор. До сих пор его положение оставалось неопределенным: пленником в полном смысле этого слова он не был, но и за своего его пока не признавали.

Штору отвели крохотную каютку в носовой части крейсера. Она была не просторнее той клетушки, куда его поместили в первый день пребывания на «Викинге», но все-таки это уже была не камера, а настоящая жилая комната, члены экипажа, по крайней мере, нижние чины, жили ничуть не шикарнее. Дверь снаружи не запиралась, и Крим имел на корабле некоторую свободу: мог заходить почти во все общие помещения, кроме, разумеется, таких, как рубка управления и боевые отсеки, разговаривать с любым членом экипажа — при условии, конечно, что тот захочет с ним разговаривать.

Такое положение не могло не возродить мыслей о бегстве. Пройти к спасательным капсулам не составляло труда — отвечая своему назначению, они действительно располагались на каждом углу, чтобы в случае необходимости любой мог быстро ими воспользоваться. Ничего особенного для их запуска не требовалось — нажимай кнопочку, садись и.

И, тем не менее, Крим отказался от этой затеи. Космос огромен — что для него песчинка спасательной капсулы? Не зная своих точных координат — а «Викинг» явно избегал оживленных трасс, где можно было встретить имперские патрули — нечего было и думать пускаться в это даже не рискованное — самоубийственное путешествие. Вот если бы тогда, сразу после пленения. Приходилось мириться с тем, что побег откладывается до лучших времен.

А почему, собственно, мириться? Что ждет его в Империи? В лучшем случае — возвращение в Интернат, черный список, билет в один конец в дикое Приграничье, а то и. Нет, в обещанные Джиффом урановые рудники он, конечно, не верил, но, так или иначе, наказания избежать не удастся. Добропорядочной Империи не нужен варвар, к тому же преступник. Не поможет даже то, что сбежал от пиратов, еще и хуже будет.

А что здесь? Здесь люди не стыдятся, а гордятся своими черными, рыжими, русыми — а вовсе не изумрудного оттенка волосами, яркими чертами лица, телосложением — таким же, что удручало его, Крима, всю его сознательную жизнь. Здесь люди весело смеются над тем в Империи, перед чем он даже и сейчас не перестает трепетать. Здесь твое будущее не зависит от воли Гильдии, предвзятости Комиссии, родственников в столице. Здесь, а не на Реде, не на Кеш-Шлим, он среди своих!

Но.

Но эти веселые красивые люди живут тем, что грабят и убивают. Да, наверное, им есть за что мстить, но разве мертвые становятся от этого менее мертвыми, а невинные жертвы — оправданными? Пиратство — одно из самых подлых занятий на свете, это Крим твердо усвоил еще в раннем детстве, и даже теперь, когда целостность мировоззрения его под влиянием странных, резких, но почему-то таких логичных и убедительных доводов Александра Вирного дала глубокую трещину, он по-прежнему нисколько в этом не сомневался. Война между правительствами, армиями, флотами — это одно, это было когда-то и в истории Империи, да, как не скрывал помощник капитана «Викинга», и в истории Терры. Сама Империя на заре своего создания не чуралась завоеваний — и Священная История отнюдь не порицала этого, всякий раз находя веские аргументы в пользу таких войн. Впрочем, как сказал как-то Александр, историю обычно пишут победители. Но это ладно, война есть война, на ней гибнут те, кто знал, на что идет — как у побежденных, так и у победителей. Но мирные пассажиры — они-то не солдаты! Ничего не подозревая, они спокойно сидят в своих каютах, а смерть уже скрипит стыковочными узлами. Нет, такого Крим принять не мог.

— Может быть, — спросил как-то его Александр, — на захваченных нами кораблях погиб кто-то, кто был дорог тебе лично?

Крим задумался. Нет, в Империи у него не было никого, о чьей смерти в других обстоятельствах он мог бы особенно жалеть. Знакомые — да, были, но не был же «дорог ему лично», например, наставник Джифф. Или кто-то из воспитанников.

— Нет, никто, — ответил он Александру. И тут же поправился. — Никто, кроме.

После того, что произошло, он сказал себе, что забудет о ней, и действительно не вспоминал все последние дни. Не в силах примириться с происшедшим, он пытался просто вычеркнуть ее и ее предательство из своей памяти. Однако вопрос Александра вновь разбередил рану.

Возможно, в глубине души он даже смог бы понять ее — члена Высшей Гильдии, без пяти минут жительницу столицы. Укрывательство беглеца бросало на нее тень, а то, что она помогла ему — прямо ставило под удар. Он был для нее незваным гостем из прошлого, от которого необходимо было отказаться — ради будущего. Все понятно. Но понять — это одно, а простить…

С другой стороны — слишком искренним было возмущение, когда тогда, в ресторане, он спросил ее, выдаст ли она его. Игра? Пусть игра. Но ведь он выложил ей все — и про Чибба, и про побег — до последней запятой, а Джифф, похоже, не знал и половины этого. Тоже притворялся? Или подробности просто еще не успели дойти до его сведения? Не совсем понятно.

Но, так или иначе, представить, что ее больше нет. Сердце Крима заныло, словно в нем внезапно расшевелили дремавшую там глубокую занозу. Она, правда, кешлянка только по отцу, но внешне — едва ли не родная сестра Ее Высочества принцессы. И документы у нее, наверное, были уже не интернатские, а значит, место жительства — Кеш-Шлим.

— Ну-ну, договаривай, — подбодрил его Александр.

— На лайнере вторым классом летела некая Силли Сиилл, воспитанница моего Интерната. Вы ее. Она погибла?

— Не знаю, — пожал плечами помощник капитана. — Она была кешлянка?

Неосознанное «была», походя употребленное Александром, будто хлестнуло Крима по лицу.

— Только наполовину, — ответил он. — Но она была выбрана Высшей Гильдией и летела учиться на Кеш-Шлим.

— Тогда, наверное, погибла, — равнодушно произнес помощник капитана. — Впрочем, если ты хочешь, мы можем посмотреть в архиве. Все документы кешлян мы собираем.

— Не стоит, — возразил Крим. Он почувствовал, как где-то внутри у него вновь разгорается пламя ненависти. Убийцы!

— Да нет уж, пожалуй, стоит проверить, — Александр не заметил или просто не пожелал замечать происшедшую в Криме перемену. — Во всяком вопросе нужна определенность. Подожди меня здесь. Или, если хочешь, пошли со мной, сам посмотришь.

— Нет, — процедил Крим.

— Дело твое. Как, ты сказал, ее звали?

— Силли Сиилл.

Александр вернулся минут через пятнадцать.

— Могу тебя обрадовать, — заявил он с порога. — Никакой Силли Сиилл в нашем архиве нет.

— Неужели? — бросил Крим. Другого ответа он и не ожидал.

— Не веришь? — спросил помощник капитана. Крим не ответил.

— Не веришь, — констатировал Александр. — Думаешь, небось: «Нарочно врет, душегуб проклятый, в доверие ко мне втереться хочет, гад!» Так ведь думаешь, верно? — резко спросил помощник капитана, схватив Крима за плечо и развернув к себе. И, прочитав ответ в пылающих глазах Шторра, сам же и ответил. — Думаешь. Ну и дурак. Знай, не такая ты важная птица, чтобы я, Александр Вирный, стал обманом искать твоего расположения. Я, кажется, до сих пор ничего от тебя не скрывал. Была бы эта твоя кешлянка ликвидирована — так бы и сказал. Звал ведь в архив — ты сам не пошел. А теперь пойдем. И когда просмотришь список — извинишься.