Синто. Героев нет. Тетралогия (СИ)

  - А это ректор Вольф; собственно, на его территории ты и будешь действовать поначалу, - оттенками тона он дал понять, что недоволен происходящим. Мне пришлось перевести взгляд с Гауфсона на представляемого человека лет сорока, но уже изрядно седого; он смотрел на меня слегка сочувствующе. Я вежливо кивнула и опять метнула взгляд в министра, но тот уже не принял нового раунда. Президент тоже решил поучаствовать в разрядке ситуации.

  - Вы закончили Тропезское военно-космолетное училище?

  'А то ты не знаешь', - мелькнуло у меня. Я принялась вежливо отвечать, чтобы поддержать разговор. Так прошло несколько минут. В беседу включились Штайне и Вольф, потом нас с Вольфом плавно предоставили друг другу - налаживать отношения, так сказать. Вольф оказался вполне нормальным мужиком, и что особенно меня порадовало - он не заострял внимание на том, что я девушка, не затрагивал темы, что, мол, мне будет трудно среди такого количества мужчин. Мы отошли к столу с закусками, он рассказывал о профиле своей учебки - инженеры, летчики и прочие интеллектуальные профессии. Слушала я внимательно, так как в стенах его училища мне предстояло поселиться и работать. Моя должность - военный советник, так без фантазии называют представителя заказчика, который корректирует учебный план под конкретные задачи нанимателя, только я еще понятия не имела об этих самых задачах.

  - Кто пустил сюда отброс? - раздался голос сзади. Я не обернулась, так как не отнесла эти слова к себе.

  - Да это Вольф, думает, что ему все позволено... - ответил второй голос. Мой внутренний крысодлак встал в стойку, и я стала медленно разворачиваться к говорившим.

  - Ба, друзья, да этот отброс, похоже, и есть наш новый советник с Синто, - сказал третий. Конец реплики звучал уже в полной тишине.

  - Отец, как тут обстоят дела с дуэлями? - прозвучал мой абсолютно спокойный голос в тишине.

  - Нормально, - тут же отозвался он.

  - Немедленно извинитесь перед гостьей! - возмущенно произнес Соденберг.

  - Ну, раз президент приказывает - извините, - ернически молвил третий, лидер, крупный, но не перекачанный мужчина лет тридцати пяти, опасный боец и, несмотря на свои габариты, явно с хорошей скоростью. Двое других тоже были очень мускулистые, но как-то медлительнее.

  - Извинения не приняты, - мы сказали это с отцом хором. Соденберг посмотрел на отца обеспокоенно, Вольф ошарашенно, Штайне же никак внешне не реагировал, а Гауфсон с насмешкой уставился на меня. Все остальные выражали разную степень удивления, я всматривалась только в знакомых.

  - Я требую дуэли до смерти, с этими тремя, - отец произнес это, глядя мне в глаза. Что же у меня так заболело в груди?.. Потом, потом. Почему мне так сложно сказать...

  - Да, отец.

  - Выделите помещение, - это он уже бросил Соденбергу. - А впрочем, и этот зал подойдет; надеюсь тут есть камеры?

  - Да, - президент взял себя в руки. - Вы что, хотите прямо сейчас устроить дуэль? С кем первым?

  - Через десять-пятнадцать минут, с тремя сразу. Вольф, будьте добры, найдите пустую комнату неподалеку, дочери надо подготовиться.

  Соденберг опять впал в ступор с обеспокоенностью на лице. Вольф порывался возражать, но я не дала ему такой возможности, направившись к выходу, и ему пришлось последовать за мной.

  - Дочь, я хочу 'смерти с одного удара'.

  - Да, отец.

   Когда за нами закрылась дверь, Вольф выпалил:

  - Ваш отец псих, он что, хочет убить вас?

  - Не стоит оскорблять моего отца, ректор Вольф. - От моего тона Вольф, собиравшийся что-то добавить, заткнулся. - Мне нужна, довольно просторная комната.

  - Да мы можем зайти в любой класс, они тут недалеко...

  Мы немного прошли по коридорам, Вольф нашел и открыл своей карточкой какое-то помещение, зажег свет. Ничего, сойдет.

  - Спасибо, подождите меня у двери, не входите.

  Он молча послушался.

  Я потушила свет и села по-турецки прямо на полу.

  Мертвое пространство, лишенное силы; воздух мертвый, химический, как на корабле. Силы на этой планете мне не собрать, не с чего. Да ладно, моя сила внутри меня. Я раздувала ее, как раздувают костер, пока она не загорелась ровным послушным пламенем. Я сама стала просто пламенем, сильным, обжигающим; у пламени нет страхов, нет сомнений. Я вскочила и выскользнула за дверь; не глядя на Вольфа, направилась к своим врагам. Им предстоит честь умереть с одного удара. Я подарю им эту честь. Мир был черно-белым, четким и контрастным.

  Я вошла - все было готово, часть людей ушла; те, что остались, жались к стенам. Тарелки стереокамер направлены в центр, на стоящую там троицу. Я вышла в круг, трое ухмылялись.

  - Бой.

  И всё, память отказывает. Бой я знаю, посмотрев съемку. Первый приближается и падает с перебитой шеей. Мы начинаем кружить с двумя, второй кидается и получает шоковый болевой удар. Третий - самый опасный; мы кружим, он нападает - я ускользаю. Вдруг он кидается в бок, в его руках оказывается коската, лицо озаряется хищной победной улыбкой. Он замирает в высокой позиции; я, как бы танцуя, иду на него; он замахивается, мои движения смазаны и ... его голова слетает с плеч, кровь фонтанирует из шеи. Коската у меня в руках, я ищу ее хозяина, натыкаюсь на испуганный взгляд Гауфмана, опускаю глаза вниз - пустые ножны, и всаживаю коскату ему в бедро навылет.

  - Признается ли дуэль честной? - безжизненный голос, мой.

  - Да. - Отец.

  - Да. - Соденберг.

  Я выхожу из зала, мне нужно оказаться одной, почему-то очень нужно оказаться одной.

  Я иду к тому классу, хвала Судьбе он не заперт, захожу, закрываю дверь. Пол летит мне в лицо, успеваю завалиться набок. Из горла рвется крик, глушу его рукавом, но даю себе выкричаться, я катаюсь по полу как будто в шторм на яхте. Кричу, долго, крик высвобождает слезы, наконец-то они хлынули, дальше будет легче. Когда я уже смогла плакать не подвывая, пришли мысли. Отец, как он мог? Как он мог заставить меня убить троих человек, не из самообороны, а так..., просто так. Ронан рассказывал, что он дрался на дуэли два раза - измолол все кости и от него отстали - зауважали. Зачем надо было убивать, достаточно было искалечить, я б смогла сделать это зрелищно. Почему отец отдал этот приказ мне, не брату? Почему? Почему он не пощадил мои чувства? Он что считает, меня машиной для убийств? И как местные отнесутся к смерти своих? Не будет ли мести? Хотя если отец пошел на такое, значит не будет, он всегда все хорошо просчитывает. И опять, почему отец сделал это, я что для него ничего не значу? Истерика постепенно затихла, не оставив сил даже дышать. Расплата за насилие над собой, своим разумом и телом. Надо шевелиться, надо, время идет, я и так здесь почти час, меня наверное, уже ищут, а Вольф может привести их сюда. Увидят, на полу, зареванную - и все насмарку. Я тяжело встала, включила зажмурившись свет, достала платок промокнула лицо. Хорошо что запаслась мазью от ударов, она всегда при мне, на поясе, в очень маленьких количествах она снимает отеки, главное не нанести ее слишком много. Нанесла, промокнула, села на пол, пытаясь хоть чуть собраться с силами - у меня ноги подкашивались - результат шоковой нагрузки во время дуэли. Прошло несколько минут в блаженной тишине, неожиданно в дверь постучали - толи звукоизоляция хорошая, толи подошедший был в мягких ботинках. Этот стук, впрыснул в кровь так необходимый мне адреналин. Я встала и открыла дверь. На пороге стоял мужчина, кто ж еще, не женщина же, до тридцати, пол лица ужасная ожоговая маска, пол лица на зависть донжанам.

  - Госпожа Викен...

  - Леди Викен-Синоби.

  - Леди, прошу следовать за мной, мы уже улетаем обратно, в двенадцатую учебку. - Говорил он неуверенно, собираясь с мыслями.

  - Мы?

  - Ректор Вольф и я... Инструктор Хорзан.

  - Рада знакомству, инструктор Хорзан. - Я ответила ему, мягко говоря, язвительно, но Хорзан не отреагировал.

  Мы молча добрались до флаера; хвала Судьбе, нам никто не попался по пути. Вольф уже ждал нас. Он всмотрелся в меня, и у меня хватило сил ответить на его взгляд, я не увидела в его глазах ни ненависти, ни презрения, лишь непонимание и какое-то сожаление. Хорзан сел за штурвал, а мы с Вольфом устроились сзади на пассажирских местах. Летели молча, я закрыла глаза - не хотела видеть ни этот красный песок, ни купола, которые мы облетали.