Сердце меча

Он сунул в лапу квартальному ремонтнику — но полезной информации от него не получил: все коммуникации, сказал тот, господин Лесан чинит своими силами.

В передвижениях Моро был осторожен, сам пешком никуда не выходил, перемещался только в карте. Стрелять по карту из гранатомета на людных улицах — неплохой способ самоубийства в доме Рива: человек, который из-за своей вендетты погубил кого-то постороннего, объявлялся вне закона, и даже гем, мог его после этого безнаказанно убить. Шастар слегка растерялся, но тут Рэй оказался большим подспорьем — он слазил на нижние уровни и как-то сумел договориться с мусорщиками-лемурами. Они показали ему потайной проход, ведущий в одну из мусорных шахт — а заодно и рассказали, что как-то туда полез один лемур, да и свалился оттуда мертвый, порезанный на кусочки. Из этого рассказа Шастар заключил, что там есть как минимум одна ловушка — микронная сеть, которая активируется, когда кто-то пытается проникнуть снаружи вовнутрь, и вряд ли остальные ловушки работают иначе — это же мусорная шахта, сбегающий из дому человек будет туда просто падать, ему некогда дезактивировать то, что он там понаставил.

Морлок настаивал на том, чтобы попытаться обкзвредить ловушки и взломать особняк.

— Сэнтио-сама там, — говорил он. — Я это чувствую.

Да чтобы ты горел со своими чувствами, а на тебя никто и не плюнул, — в раздражении думал Шастар. Он понимал, что как только морлок вызволит мальчишку — их дороги могут разойтись в очень разные стороны. И это его «чувствование» сильно мешало взять в работу один из самых осуществимых планов — например, подпустить Моро в меру ядовитого газку. Ведь провертеть дыру в стене в обход сигнализации куда проще, чем штурмовать городское здание. Но морлок ясно дал понять, что не допустит причинить его капитану никакого вреда — и притом он не был даже уверен, что мальчишка там, просто «чувствую», и все! А всех дел — котопес его повертелся возле этой фальшивой мусорной шахты да поскулил жалобно…

Шастара до колик раздражала необходимость считаться с морлоком как с равным, но что поделать… Сам он не уследил бы за двумя выходами. Котопес тоже серьезная боевая сила, хотя из-за приметности на внешнее наблюдение никто его не брал.

Моро приезжал и уезжал, когда хотел, без расписания (и он ли? Зеркальные окошки карта не открывали того, что внутри). Но слуги исполняли свои обязанности с большей регулярностью: ровно в десять пожилой гем-серв или среднего возраста женщина-серв выходили за покупками. Дверь в это время контролировал боевой морлок, всегда один и тот же — из чего Шастар сделал вывод, что он там один. Ровно в девятнадцать и в двадцать сначала у пожилого гема, а потом у кухонной рабыни и у боевого морлока был свободный час на отдых и развлечения вне дома. Тут-то и следовало их брать, когда он возвращается, а они только готовятся выйти, и прикрывает их в это время человек-домоправитель. Вдвоем через него вполне можно было прорваться, но друг и домоправитель Моро тоже представлял собой серьезную боевую силу, поэтому его нужно было захватить врасплох, когда Моро нет дома.

Шастар запланировал акцию на день Праздника Великой Волны. Моро наверняка поедет к сёгунам во дворец, а когда он вернется — его будет ждать засада…

Морлок одобрил план (Эрешкигаль бы побрала такие проклятые времена, когда приходится ждать одобрения морлока!) и оба мстителя активно занялись его подготовкой: покупкой оружия, подготовкой путей отхода, убежища и маскировки на тот день, когда понадобится, осуществив мщение, залечь на дно.

Когда все было готово, до праздника оставалось три дня. Шастар подумал и решил съездить к матери. Потому что шансы их на успех в лучшем случае были половина на половину, а шансы остаться при том живыми и невредимыми — существенно меньше. Так что повидаться с единственным в мире родным человеком Шастар очень даже видел смысл.

…Древняя песня «Мы — победители» звучала без перевода, на языке, отзвучавшем пятьсот лет назад. В том виде он не сохранился ни на Альбе, ни на Мэйфлауэре — лишь на оперной сцене правильно выпевались его мягкие, чарующие звуки.

Бет видела старую, двадцатилетней давности запись: Лорел пела «Мы — победители» на погребении Бона. Начинаясь тихо и печально, даже не с пения, а с речитатива, песня вдруг прорывала плотину, и скорбь переходила в решимость, а золотые волосы Лорел ловили отблески пламени из дюз ракеты, уносящей прах Бона в космос. Древний способ запуска неизменно применялся на похоронах сёгунов Рива, и, надо отдать ему должное, при всей своей громоздкости и дороговизне был куда более зрелищен, чем запуск на антигравах. В белых траурных одеждах, свете огненного хвоста ракеты и в потоках горячего ветра, доносящегося за километр, Лорел казалась богиней мщения, раскаленным добела клинком. Неудивительно, что эта песня стала чем-то вроде боевого знамени Рива в их войне с Кенан.

Бет восхитилась и захотела превзойти. Голос у нее был лучше, чем у матери, и нельзя сказать, что она не старалась, но… Получилось весьма жалко. Вместо подлинной страсти — сплошной наигрыш. Ей хлопали, но она чувствовала, что это больше из симпатии к ней, чем из восхищения. Или из подхалимства перед ней и Керетом. Аудитория, правду говоря, была не самой удачной — сынки и дочери высокопоставленных Рива, из которых Лорел сколотила для Бет то ли компанию, то ли свиту.

— Эта песня могла бы стать гимном дома Рива, — сказала Дэйла Сонг. Бет сразу, с первого дня знакомства невзлюбила эту девушку, и что бы та ни говорила — Бет хотелось сказать поперек: уж больно Дэйла любила мягко стлать.

Дэйла была своеобразной родственницей Бет — ей ввели тот же пилотский генокомплекс. Девочка показала при тестировании пилотские способности, но пилотом стать так и не смогла.

— Человек, написавший эту песню, закончил жизнь несчастным и умер от позорной болезни, — в пику ей сказала Бет, складывая мультивокс и садясь рядом с Керетом. Император и будущий муж улыбнулся ей.

Его приводило в умиление, кажется, все, что она говорила. Впрочем, если бедный парень всю жизнь был скован церемониалом и окружен подхалимами — то неудивительно, что любое проявление искренности кажется ему откровением…

— А какое значение это имеет? — раздался голос с одной из ближайших галереек. — От какой бы болезни ни умер Бульсара, он был гений, и перед своим уходом из жизни записал последнюю гениальную песню. Чем же плохи «Победители» в качестве гимна Рива?

Бет узнала этот голос и скрипнула зубами. Черт принес сюда Моро! То есть, не сюда — а в покои Лорел, по делам (знаю я, по каким делам! — снова скрипнула зубами Бет). Или уже из этих покоев. Мог бы и просто мимо пройти, не облез бы — нет, обязательно нужно остановиться и сунуть свои пять сиклей.

— Господин Лесан, — сказала она как можно холоднее. — Госпожа цукино-сёгун кое-что обещала мне от вашего имени.

— И вы получите то, что было обещано, — коротко поклонился Моро.

— Когда? Меня все кормят и кормят «завтраками», говорят «в ближайшие дни» — а эти ближайшие дни все не наступают!

— Могу вас обрадовать: это будет во время праздника Великой Волны, после вашей помолвки.

— После? — нахмурилась Бет.

— Да. И никак иначе.

И Бет ничего не осталось, кроме как в третий раз скрипнуть зубами.

— Ну смотрите же, — сказала она. — Если вы меня обманули, я… я вас убью!

— Чем? — Моро приподнял бровь. — Особенно витиеватой колоратурой?

Бет не нашлась, что ответить. Моро еле заметно усмехнулся, отвесил ей издевательски почтительный поклон и исчез в дверях.

— Сеу Элисабет, — негромко сказал Рин Огата. — В доме Рива не стоит бросаться угрозами вроде вашей. Здесь очень не любят пустых угроз.

— А она не была пустой, — разозлилась Бет.

— Тем более, — кивнул ресницами Огата. — Если вы намерены привести ее в исполнение, вы причините много вреда дому Рива и сильно огорчите как мать, так и будущего мужа. Если вы не намерены привести ее в исполнение — не следует ею бросаться.