Грезящие над кладезем

— Поищи там, поищи, может, что-нибудь и найдешь! — крикнула вслед ему Табита. — Лично у меня не получается.

Она враждебно нахмурилась на правоохранительницу, та же хмурилась на нее с откровенным подозрением, а затем окинула неприязненным взглядом раскиданный по кабине хлам — пустые упаковки от еды и нестираные майки, опять поднесла к носу свой ингалятор и пару раз им длинно прыснула.

— Капитал Жут, одойдиде, пажаста, од булда, — сурово приказала она. — Я брошу вас бежливо.

— А я вот вежливо вас прошу объяснить мне, что за херня здесь происходит, — сказала Табита, но все же расстегнула свой гамак, выбралась из него и неохотно отошла от пульта.

И тут же на ее месте оказался другой полицейский, он вставил в вертушку какой-то диск без этикетки и начал стучать по клавиатуре.

— Вы там с ней поосторожнее, — охолодила Табита оккупанта, — а то шарахнете не по той клавише, и будет вам весело, как не знаю что.

Инспекторша уставилась на Табиту, явно намереваясь что-то сказать, но тут послышался грохот сапог по палубе, и из прохода вылетел полицейский с маленьким пластиковым пакетом какой-то сушеной травы. Остановившись перед начальницей, он вручил ей свою добычу на осмотр.

— Орегано, — сказала Табита.

Инспекторша устало взглянула на пакет, сунула его в карман плаща и коротким взмахом лапы послала замершего в ожидании полицейского продолжать обыск.

— И где он только его нашел? — поразилась Табита.

— Одгройде трум, — приказала ей инспекторша.

— Только имейте в виду, что там жуткий бардак, — предупредила Табита. — Этот ее груз малость попортился. Я ей заранее говорила, что так не советуют. В смысле — говорила этой самой Бад. Принцессе Бадрульбудур. Уж это-то имя вам наверняка знакомо.

Из глубины гортани инспекторши выкатился низкий фыркающий звук.

Трюмный люк широко распахнулся. Бардачность бардака, царившего в трюме, превысила все ожидания. Многие изображения взорвались наподобие венерианских грибов-дождевиков, их желтые липкие ошметки забрызгали пол и все стены, как в древние времена подгоревший кухонный жир. У Табиты мелькнула на мгновение мысль, что с них теперь станется отобрать у нее лицензию за санитарное нарушение.

Собакомордая инспекторша подошла к ровным рядам зеленых контейнеров. Просунув между прутьями решетчатого ящика задний конец своей авторучки, она потыкала им вялые останки попугая-принцессы. В воздухе стоял приторно-сладковатый запах тления и распада.

— Капитал Жуд, бде бы были бчера бежду одидадцатью доль-доль и пятдацатью доль-доль?

— Здесь, — пожала плечами Табита, — прямо здесь я и была. Впрочем, в одиннадцать я была еще, пожалуй, по пути сюда. От «Кладезя».

— И какой же это был Кободец?

— Это бар так называется, гостиничный бар.

— Ясссдо, — выдохнула инспекторша.

Достав стандартный пакет для сбора вещественных доказательств, она с траурным видом препроводила в него липкий комок погибшей грезы, приставший к ее авторучке.

— Кто бас там бидел? Бидел в гостибице?

— Ну, само собой, Дорин. И Мортон Годфри — я с ним завтракала.

Инспекторша взглянула на Табиту в упор. Ее пасть была приоткрыта, кончик фиолетового языка загнут назад. Было трудно сказать, что это значило, да и значило ли что-нибудь.

— Затем появилась принцесса Бад, и они уехали. Они, эти двое. Вместе.

— Фбесте, — повторила инспекторша.

— Да, — кивнула Табита. — Ну, в общем-то она ушла, а он за ней последовал. Демедленно.

Инспекторша пропустила издевательство мимо ушей и снова принялась ковыряться авторучкой в ящиках со сгинувшими грезами.

— Куда бы заходили бежду баром и бозбращением сюда? — спросила она, продолжая ковыряться.

— Куда? — повторила Табита. — Никуда. Я прямо сюда и вернулась.

— Что бы делали потоб?

У Табиты заколотилось в висках. Эти эладельди искренне уверены, что невиновных не бывает, виноваты все. Вопрос только в том, чтобы узнать, в каком конкретно преступлении ты виноват.

— Я начала готовиться к старту.

Инспекторша отложила ручку-ковырялку, достала ноутбук и вызвала на экран какую-то информацию.

— Отчеты с беста, — сказала она секунд через двадцать, — регистрируют старт б двадцать два двадцать бять. Окончание погрузки б дбадцать себьдесят себь. Начало погрузки в дбадцать тридцать.

Она устремила на Табиту черные блестящие глаза, давно и подробно знакомая с привычкой людей к недоговоренностям, уловкам и обману, в вечной надежде хоть на какой-нибудь проблеск истины.

— Я собиралась улететь еще раньше, — сказала Табита. — Думала, принцесса отменит заказ. Потом приехал робот и сказал, что все остается в силе. Это было примерно в пятнадцать ноль-ноль. Ну, может, чуть позже. А что бы вам не спросить его самого? Это «четырехтысячный», вы с ним должны прекрасно поладить. И вообще, что тут за хрень такая происходит?

Инспекторша принялась ковыряться в содержимом другого ящика.

— Вы думаете, я сперла это хозяйство или что?

Инспекторша громко, раскатисто фыркнула и начала вытягивать из липкой охристой массы некий осязаемый предмет.

Это оказался длинный кусок проволоки. Эладельди вытащила его из ящика и из-под сетки, подцепив концом авторучки; она походила на осторожного едока, впервые в своей жизни столкнувшегося со спагетти.

На обоих концах проволоки болтались желтые деревянные ручки. Когда проволока высвобождалась из ящика, одна из ручек застряла в решетке. Инспекторша достала из кармана кусок грубой ткани и осторожно, без рывков ее высвободила.

— А это что такое, по башему бдению? Табита потерла лоб тыльной стороной ладони.

— Это похоже на эту штуку для резки сыра, — сказала она. — А в общем не знаю. Я не знала, что оно здесь, в контейнере. Это не мое.

— Но бы знаете эту бещь.

— Да, — подтвердила Табита со странным ощущением близкой опасности. — Она принадлежит принцессе. Она сама мне ее показала. Тогда, во дворце. В смысле — в своем доме.

Она протянула руку, чтобы взять обсуждаемый предмет у инспекторши, но та неожиданно взлаяла и отдернула сырорезку прочь. В тесном, замкнутом помещении трюма ее лай прозвучал оглушительно громко и угрожающе.

— Эта штука была с одним из экспонатов, — сказала Табита. — Там, в доме. Наверное, робот запаковал ее по ошибке. А может, так и надо, чтобы они были вместе, я не знаю.

Инспекторша осторожно, сосредоточенно укладывала кольца проволоки в другой, побольше, пакет для вещественных доказательств.

Появился и по-уставному приложил лапу к уху полицейский, проводивший обыск в кормовой каюте. Несколькими словами их мягкого, словно чихающего языка инспекторша поручила Табиту его заботам и ушла из трюма в кабину.

— Вы что, хотите посадить меня за кражу обрывка проволоки?! — крикнула ей вслед Табита.

Ответа не последовало. Полицейский прижал ее лицом к обжигающе холодной стальной переборке, заставил растопырить руки и ноги.

Пока она изо всех сил сопротивлялась громадной синей лапище, державшей ее за затылок, он бесцеремонно ее обшарил и не нашел, конечно, ничего. Затем отвел ее в кабину и засунул в правый воздушный шлюз.

В тот момент, когда дверь шлюза начала закрываться, капитан Джут бросила последний взгляд на две синие шерстистые фигуры, оставшиеся в кабине. Инспекторша сравнивала записи в автоматическом бортовом журнале с чем-то из своего ноутбука. У ее подчиненного был потерянный вид; похоже, результаты сверки были совсем не тем, чего инспекторша ожидала. Ее уши понуро повисли.

— Ничего им не говори, Алиса! — крикнула капитан, когда ее скафандр был уже герметизирован и воздух из шлюза начал выходить. — Пусть сами ищут, чего им надо!

Она прекрасно знала, что отключенная личность корабля ее не слышит.

Во взлетно-посадочной конторе дежурный сидел, сложив руки на животе, и смотрел телевизор. Тут же сидел и еще один полицейский, человеческой породы. Когда дверь конторы открылась, полицейский встал, повернулся и отдал честь конвоиру Табиты. Табита тоже отдала ему честь — так, для хохмы. Судя по кислым лицам присутствующих, никого эта хохма не рассмешила.