КИНФ БЛУЖДАЮЩИЕ ЗВЕЗДЫ. КНИГА ВТОРАЯ. СОЗВЕЗДИЕ ПАКЕФИДЫ (СИ)

- Дисквалификации Лара он радуется, – пояснение Черного ввинтилось в мое ухо как из небытия. – По правилам – по старым правилам, которые никто не отменял! – когда двое дерутся, третий не имеет права вмешиваться. Зед именно это задумал, когда меня увидел. Ты был прав… Но он заплатит за это!

Зед вскинул победно руки и страшно закричал. Ему все равно было, что Дракон его ненавидит – а тот ненавидел, ненавидел злобное упрямство и презрение ко всем, ненавидел неуемную кровожадность Зеда, – ему все равно было, что его не приветствуют радостно трибуны, как приветствовали бы честного победителя (какая-то жалкая горстка почитателей, правда, голосила: «Зед! Зед!», но это были жиденький крики, скорее жалкие, чем славящие). Он добился своего; он хотел выиграть – и он выиграл, даже испортив всем праздник, даже вызвав к себе такую ненависть, даже…

Он просто добился своей цели.

- Поединка с победителем! – пронзительно выкрикнул Черный, взвившись в воздух. – Требую поединка!

Мгновенно зрительская толпа оживилась, словно кто-то могучий снова, уже который раз за этот день вдохнул в неё жизнь.

Зед – на него как раз одевали пояс, судья торопился, словно боялся победителя, и церемония награждения была скомкана и некрасива, – обернулся к вопящему Черному и засмеялся. Черный (он рванул со своего места и почти выбежал на арену) животом лежал на скрещенных копьях охранников, стоящих по периметру арены, и от вопля его лицо побагровело.

- Поединка! – голосил он ломающимся юношеским голосом. – Ты помнишь меня, сиятельный Зед?! Поединка с победителем! Или ты боишься мне проиграть свой красивый пояс?!

Я не заметил, как оказался на ногах. В ушах моих стоял звон; это Черный мог сомневаться, согласится ли Зед с ним драться и по этому поводу волноваться – я видел, что Зед не откажется. Как мог он отказаться? Он едва не убил человека ради этого. Он ждал этого не меньше самого Черного и ломался лишь для того, чтобы подергать ему нервы. Может, его самолюбие тешило то, что Тристан его просит.

- Я – боюсь? – захохотал Зед, разворачиваясь к Черному (судья, укрепивший на его могучей талии пояс победителя, испуганно прыснул вон, как куренок). – Это кто говорит?

- Говорю я, – проорал Черный, – Тристан! И я при всех вызываю тебя на бой!

Трибуны вновь разразились горячими спорами, криками… и Дракон вновь внимательно смотрел на смелого идиота – а как еще назвать того, кто осмеливается бросать вызов Зеду после всего того, что он сегодня сделал?

- Я принимаю твой вызов, – важно ответил Зед, и все вокруг меня вновь взорвалось криком.

Я закрыл глаза.

Вновь ударил гонг, теперь призывая людей к порядку – то был знак того, что будет говорить Дракон. Трибуны затихали медленно, неохотно, страсти никак не желали улечься.

Дракон дождался полной тишины – в его молчании было столько спокойствия и величия, что, казалось, он мог бы перемолчать и переждать Вечность, и она вынуждена была бы уступить ему, покоряясь его невозмутимости.

- Сегодня был трудный день, – произнес он, внимательно рассматривая Черного. Стража отпустила его, и он теперь стоял на арене рядом с Зедом, растрепанный, лохматый, распаленный (а Зед, думаю, был неприятно удивлен – Черный стал почти с него ростом). – Думаю, оба вы устали. А потому поединок между вами я решил отложить до завтра. У вас у обоих будет время подумать, – Дракон многозначительно глянул на обоих по очереди, – и, возможно, отказаться.

Черный упрямо набычился – нет, он не откажется. Зед омерзительно ухмыльнулся – и он не откажется. И Дракон это понял; но смолчал.

- Ночь перед боем ты, Тристан, проведешь у меня в покоях, – продолжил Дракон.- Так будет лучше для вас обоих. Ты, Зед, будешь у себя – моя личная стажа проследит, чтобы вы не встретились раньше назначенного срока.

Зед недобро усмехнулся; он подумал – я не сомневался, что именно эта мысль проскользнула в его голове, – что Дракон жалеет юного Тристана и хочет, чтоб он одумался за ночь. Остынут страсти, утихнет разгоряченная кровь…

Знал я и то, о чем думает Дракон, молча наблюдая за богатой палитрой чувств, отразившейся на лице Черного. Он думал, что если юный Тристан не остынет до утра, то это будет означать, что он шел к этому долго, упорно, и хладнокровно. Это будет означать, что Тристан, сильный, умелый, смелый, так же умеет идти к намеченной цели, как и принц Зед – но только не по головам и не по трупам, а это дорогого стоит.

И я знал так же, что Черный не откажется от своего, ни за что не откажется от своего плана. Даже если ему принц Зед прямо сейчас отрубит башку!

- Я с ним! – заорал я, продираясь сквозь толпу. Где-то бабочкой вспорхнуло: «Прямо в сердце!», но мне было плевать. Дракон уже сто раз об этом слышал; и если я до сих пор жив, то и далее мне ничего не угрожает… теоретически.

Черный повернулся ко мне. Дракон вопросительно смотрел на мои попытки вырваться из толпы, которая превратилась просто в болото, не желающее меня выпускать из своих объятий.

- Это мой друг, – отчетливо произнес Черный. – Он со мной!

====== 4. ПОДНЯТИЕ ФЛАГА ======

Помню, как разомкнулись передо мной копья, и я вывалился на арену, запыхавшись. Зед сверлил меня недобрым взглядом, видно, тот человек, которого я так храбро уложил, был ему дорог.

- Его поведение порочило власть Дракона, – ляпнул я, совершенно не отдавая себе отчета о том, что меня слышат многие. У Зеда усы задергались. Дракон усмехнулся.

- Отведите претендента и его друга в мои покои, – велел он. – И если хоть один волосок упадет с их голов...

В покоях, отведенных нам Драконом, было очень тепло – камин тут был не как на постоялом дворе, крохотный и дымный, а огромный, и тепло надолго задерживалось в его темной каменной пасти. Убранство было не самым богатым, скорее, аскетичным, но тут было все, что нужно, включая рукомойник из чистого серебра, начищенный до блеска, а под тонкими циновками, расстеленными на полу, были толстым слоем насыпаны высушенные пахучие травы. Постели с крахмальными простынями пахли свежестью, как бывает, когда белье после стирки вывешивают сушиться на улице, и в ней не было, против обыкновения, ни единой блохи.

Нам прислуживал молоденький паж в нарядном бархатном алом костюмчике, в берете с пышным пером, и в коротких, пышных, как молодые тыковки, штанишках, из которых торчали длиннющие тощие ноги. Он ловко накрыл стол аж тремя скатертями – льняными, и потом еще парчовою, как для знатных господ, – и пока мы ели королевское жаркое, стоял наготове с полотенцем через плечо на брата, чтобы в любой из моментов мы могли вытереть руки, и еще одним протирал важно наши чаши, прежде чем налить туда вина.

Черный, кстати сказать, от вина отказался, но слопал, как обычно, так много, что у юного пажа на лоб полезли глаза, но он тактично смолчал – хотя на его подвижной физиономии было написано: «Ну, парень, ты и пожрать! Складывается такое ощущение, что ты напросился на бой исключительно ради того, чтобы налопаться на халяву. После такого ужина и умереть не жалко!»

Я пил вино, но оно мне не помогало. Фигня, что алкашам оно помогает забыть проблемы! Значит, такие это пустяковые и ничтожные проблемы, что их можно залить водой, крашенной скисшим виноградным соком…

- А вы смелый, господин Тристан, – уважительно начал паж, прибирая после нас стол. Физиономия его так и оставалась безмятежной и бесхитростной, и в голосе не было раболепия, присущего умным и осторожным людям. – Надо же, сразиться с принцем Зедом! Этого сам, по своей воле, никто не хочет. Просто все знают, чем это может кончиться. Наверняка вы видели сегодня…

- Что мы видели? – лениво спросил Черный, завалившись на кровать поверх шкуры какого-то животного типа медведя. Ловкий паж сию минуту оказался рядом и с почтением содрал с него сапоги – растоптанные боты из воловьей шкуры.

- Ну, как же, – оживленно продолжал болтать неутомимый паж, отправляя сапоги Черного в угол с таким почтением, будто это были шелковые туфли, вышитые драгоценными каменьями, – а почтение к Дракону? Он чуть не зарубил этого Воканну! Как тот верещал! Так ему и надо! Никогда мне не нравился… Какой-то он …