Малой кровью

ал, но был уже и одет-то по-уличному: просторные белые штаны и бесформенная ветровка с капюшоном. На ремне через плечо болтался зачехленный горн. Котенок доковылял до кровати и осел на пол, привалившись спиной к ногам Адама.

— Ты слышал что-то? — спросила Вита. — Видел?

Кеша молча покачал головой. Вита вдруг подумала, что впервые в жизни видит его таким вот… беспомощным, что ли…

Даже тогда, в самолете…

Загудел телефон.

Вита только с третьего раза смогла поймать трубку.

Это был Ирришарейт.

— Сестра моя Вита? — спросил он на эрхшшаа. — Тебе очень плохо?

— Да, да… — простонала она — то ли по-русски, то ли по-кошачьи, то ли мысленно. — Да, очень, мой брат.

— Я должен вас увидеть, — сказал Ирришарейт. — Сейчас. Быстро.

— Что происходит? — спросила Вита. — Это то, чего мы боялись?

— Нет, — сказал Ирришарейт. — Этого мы еще не боялись…

Глава девятнадцатая

Герцогство Кретчтел, Сайя, планета Тирон.

Год 468-й династии Сайя, все еще 14-й день лета

Солнце, наверное, висело за спиной, но сквозь дым не видно было ни черта. Полковник шел по траншее, не пригибаясь — не из бравады, а потому, что боялся: стоит наклониться — и распрямиться уже не удастся. Он вообще не понимал, как до сих пор держится.

И как держится Легион…

Сколько было атак? Десять, двенадцать? Около того. Опять же, что считать атакой. Все слилось.

Что было раньше: когда шальная граната подожгла фуру с патронами и в тылу началась беспорядочная пальба, и только какое-то чудо удержало людей в окопах, чудо и сам Стриженов, размахивающий пистолетом в единственной руке и хрипло орущий: назад, назад, назад, это не обошли, это рвутся патроны в огне, — или когда нападавшие вклинились между Легионом и гвардейцами, «эхсперантисты» выбили их, но погиб Гофгаймер — единственный, кто знал достаточно языков, чтобы этими ребятами командовать? Оба раза останавливалось сердце… Но патроны быстро подвезли еще и еще, патронов было завались, а теперь Стриженов просто шел мимо парней из «интера», похлопывая по мокрым дымящимся спинам, говоря какие-то ободряющие слова на русском и на английском, его понимали, но как быть дальше, он не представлял. Командование остатками роты по горячке боя взял на себя сержант Кристиансен, раненный в самом начале, еще утром, — осколок на излете вонзился ему в глаз, и сейчас он ходил в косой промокающей повязке, из-под которой пучками торчали грязные слипшиеся волосы. Глаз вытек, сказал он Стриженову, жалко, хороший был глаз. Глаз действительно был хороший, голубой, почти кукольный…

Пусть будет Кристиансен, ничего лучше этого не приходит в голову.

Наверное, уже с полчаса было тихо.

Полковник свернул направо, в ход сообщения, ведущий к пулеметному гнезду. Кристиансен свернул было за ним, но полковник остановил его:

— Будь при ребятах, Адольф. Мало ли что…

Ход был полузасыпан, похоже, по гнезду артиллерия гвоздила прицельно — насколько это было в ее силах. Оскальзываясь на булыжниках и глине, помогая себе рукой, он перебрался