Сборник.Том 5

Назад в прошлое… Назад… Вспомним все радости и страдания, которые когда-либо знало человечество, и мы сможем увидеть и понять, что ни один человек до Гэри Селдона и нескольких его последователей не был способен по-настоящему понимать другого человека. Каждое человеческое существо жило за непроницаемой перегородкой душного тумана, внутри которой существовал только он, и никто другой. Порой человек улавливал сигналы из глубины пещеры, в которой жил другой человек, — может, звал на помощь, может — хотел что-то сказать. Но потому что они не знали друг друга, и не могли понимать друг друга, и не осмеливались доверять друг другу, но при этом с детства ощущали страх и опасность полной изоляции — возникла предательская ненависть человека к человеку.

Тысячелетия схоронили под грудами земли и пепла умы, которые всё это время не утрачивали способности общаться со звёздами.

На ощупь, неумело, инстинктивно человек искал, как выбраться из темницы обычной речи. Семантика, математическая логика, психоанализ — лишь средства, с помощью которых люди либо пытались формализовать, очистить речь, либо вовсе избавиться от неё.

Психоистория стала достижением психологической науки, вернее — её конечной математизацией, что в конце концов и стало залогом успеха. За счёт развития математики, необходимого для понимания фактической стороны нейрофизиологических процессов, электрохимической основы высшей деятельности, которые сами по себе должны были быть прослежены до атомного уровня, стало впервые возможно развить истинную психоисторию. А за счёт экстраполяции знаний об индивидуальной психологии на большие массы населения была разработана математическая основа социологии.

Более крупные группы людей — миллиарды, населявшие планеты, триллионы, населявшие Секторы Галактики, квадриллионы, населявшие всю Галактику, стали рассматриваться не просто как огромные массы человеческих существ, а как грандиозные силы, действие которых можно подвергнуть статистической обработке. Для Гэри Селдона, таким образом, будущее стало зримым и неизбежным, и появилась возможность разработать План.

Те самые достижения психологической науки, которые привели к разработке Плана Селдона, и были причиной того, что Первому Оратору не было нужды пользоваться словами в разговоре со Студентом.

Любая реакция на стимул, даже самый слабый, чётко указывала на мельчайшие изменения в течении мыслей в сознании собеседника. Первый Оратор не мог почувствовать эмоциональное состояние Студента инстинктивно, как это мог бы сделать Мул, — поскольку Мул был мутантом, психические способности которого невозможно сравнить со способностями обычного человека, будь этот человек даже из Второй Академии. Он скорее дедуктивно исследовал его. Эту способность обретали в результате интенсивного обучения.

Однако поскольку совершенно невозможно хотя бы приблизительно передать человеку, выросшему в обществе, в среде, где общение основано исключительно на речи, тонкости манеры коммуникации, которой пользовались люди из Второй Академии, общаясь друг с другом, этот вопрос мы впредь опустим. Представим себе, что они говорят совершенно обычно, как мы с вами, и, если перевод не всегда будет адекватным, всё равно лучше не передашь.

Итак, представим себе, что Первый Оратор на самом деле сказал:

— Во-первых, я должен объяснить тебе, почему ты здесь.

Хотя в действительности он просто улыбнулся и поднял вверх указательный палец. И добавил:

— Ты упорно и успешно всю сознательную жизнь изучал науку о мышлении. Ты впитывал все знания, которые тебе могли дать твои учителя. Теперь пришло время тебе и ещё нескольким твоим товарищам начать обучение Ораторскому искусству.

С другого края стола ответом ему было безмолвное волнение.

— Нет. Волноваться не нужно. Ты думал, что тебе предстоит испытание. Ты боялся, что не выдержишь. На самом деле — и надежда, и страх — проявления слабости. Ты знал, что тебя будут оценивать, и боишься в этом признаться, потому что знание такого рода может показать тебя слишком самоуверенным и, следовательно, негодным. Чепуха! Самый безнадежный тупица — как раз тот, кто не знает, что он мудр. Часть оценки твоей квалификации как раз и состоит в том, что ты знал, что тебя будут оценивать.

С другого края стола ответом ему было молчаливое облегчение.

— Ну вот. Теперь тебе легче, и опасениям твоим конец. Теперь тебе будет легче сконцентрироваться и понять меня. Помни, для достижения наилучшего эффекта нет необходимости держать сознание за прочным, контролирующим барьером — для тонкого собеседника такой барьер столь же информативен, как обнаженное сознание. Наоборот, следует развивать, культивировать наивность, сознание собственной стеснительности, которая не позволяет ничего скрывать от собеседника. Мой разум открыт для тебя. Пусть и твой откроется тоже. Он продолжал:

— Быть Оратором нелегко. Во-первых, нелегко быть психоисториком, и даже лучшие психоисторики не всегда выдерживают экзамен на звание Оратора. Тут есть различие. Оратор должен не только знать все математические сложности Плана Селдона — он должен любить План. План должен стать его жизнью, его дыханием, чем-то вроде живого, осязаемого друга. Знаешь ли ты, что это такое?

Рука Первого Оратора мягко легла на поверхность черного блестящего куба, стоявшего в центре стола. Ничего особенного в нём не было. Куб как куб.

— Нет, Оратор, не знаю.

— Ты слыхал когда-нибудь о Главном Радианте?

— Это… он? (Неподдельное удивление.)

— Ты ожидал увидеть нечто более таинственное, вызывающее благоговение? Ну что ж, это естественно. Радиант был создан во времена Империи соратниками Селдона. Почти четыреста лет он верой и правдой служит нам и нашим целям, не требуя ни ремонта, ни наладки. И это отрадно, поскольку никто во Второй Академии не имеет понятия, как с ним обращаться с технической точки зрения.

Он мягко улыбнулся.

— Знай о нём люди из Первой Академии, они, пожалуй, смогли бы изготовить копии, но они никогда о нём не узнают.

Он нажал рычажок на краю стола, и комната погрузилась в темноту. Ио только на мгновение, потому что постепенно стали загораться и оживать две противоположные стены. Вначале их поверхность мерцала жемчужно-белым светом, потом туг и там стали появляться тёмные пятнышки и чёрточки, которые в конце концов превратились в чётко, ярко выписанные уравнения, кое-где подчеркнутые или обведенные тонкими красными линиями, похожими на полосы охотничьих флажков в густом тёмном лесу.

— Подойди, мой мальчик, стань вот здесь, у стены. Не волнуйся, ты не отбрасываешь тени. Этот свет идёт от Радианта не так, как обычный свет. Правду сказать, я и сам не знаю точно, как именно он образуется, но тени ты не отбрасываешь. Это я знаю точно.

Они стояли рядом в лучах света. Длина каждой стены составляла тридцать, а высота — десять футов. Цифры были написаны мелко и покрывали каждый квадратный дюйм поверхности стен.

— Здесь — не весь План, — объяснил Первый Оратор. — Чтобы он весь поместился на обеих стенах, нужно было бы уменьшить цифры до микроскопического размера — но это не нужно. То, что ты видишь сейчас, представляет собой главную часть Плана на сегодняшний день. Тебя учили этому, так ведь?

— Да, Оратор, я это изучал.

— Узнаёшь какой-нибудь фрагмент?

Долгое молчание. Наконец Студент робко указал пальцем, и как только он это сделал, строчка уравнений опустилась вниз по стене на уровень глаз. Трудно себе представить, как быстро перед ним оказалась именно та группа функций, о которой он думал.

Первый Оратор тихо рассмеялся:

— Ты скоро поймешь, что Главный Радиант настроен на твоё сознание. В этом маленьком устройстве множество сюрпризов. Так что ты хотел сказать о тех уравнениях, которые избрал?

— Это, — робко начал Студент, — интеграл Ригеля, с использованием планетарного распределения диагонали, указывающей на наличие двух главных экономических классов на планете, а может быть — в Секторе, плюс неустойчивая картина эмоциональных настроений.