Время улыбается

  Лишь один Серж задержался и грустным взглядом скользил по нарам.

  -Неужели вот так придется маяться всю жизнь? Это хуже смерти!

  Мальчик кулаком протер, свежую набитую шишку. Затем свернулся калачиком, и погрузиться в сон.

  На следующий день их опять погнали на работу. На сей раз, стремясь поскорее закончить стройку, их просто приковали на ночь наручниками и оставили ночевать в силосной яме с теплым навозом. Впрочем, это мало отличалось от камеры и привычные к суровому быту мальчишки перенесли и это. Так прошла неделя, затем другая - Тапир постепенно привыкал к работе, хотя все тело и руки и ноги ныли, боль постепенно притуплялась. Спустя две недели их вновь загнали в камеру, небрежно обмыв холодным душем. Едва только мальчишки уснули, как к ним ввались надзиратели. Схватив Тапира, они поволокли его на допрос.

  Кабинет следователя был просторен, пластиковый пол выкрашен в красный цвет. Мальчишку вели очень грубо, вывернув локти, а по пути так врезали дубинкой, что ребенок посинел, притих и потерял сознание. Посадив в пластмассовое с железными разъемами кресло его, приковали, зажав руки и ноги - титановыми наручниками, при этом сняв робу, хлопнули по щекам - глаза открылись. Следователь суховатый мужичок в синем халате и зеркальный очках ласково спросил.

  -Как зовут тебя дитя?

  -Тапир Ника! - Скуля, произнес мальчик.

  -Вот как, ну и звери. - Следователь погрозил в сторону кулаком. - Мы разберемся с ними, а пока расскажи об своих друзьях.

  -А что я могу сказать. Мы просто дружили хорошие приятели только и всего.

  -Э нет. На тебя поступил донос, это ты готовил покушение на великого кронштейна Нерон ибн Хотабба. А за это тебя могут жестоко казнить вместе с родителями.

  -Неправда это! Я люблю Нерона! Когда меня принимали в скауты-модели, я даже посвятил ему стихотворение.

  -Знаю! Но враг на то и враг чтобы искусно маскироваться. Иначе мы вас давно переловили как жуков. У нас есть улики против тебя. Плевательная трубочка, из которой ты обстреливал портрет великого вождя.

  -Я никогда не плевал на грандиозного кронштейна. - Мальчик вновь захныкал. Тапиру стало страшно, он подумал об своих родителях, раз следователь так говорит, значит, они еще не арестованы.

  -На трубке обнаружены твои отпечатки пальцев и губ. Запираться бесполезно.

  -Но ведь портрет могли обстрелять и из другой трубки, сделайте экспертизу слюны.

  Дознаватель нахмурился - главной улики испорченного портрета они так и не смогли найти. Дети также были настолько запуганны, что все изображения Вождя содержались в образцовой чистоте. Но донос где кривым, возможно детским почерком было написано, что на Нерона ибн Хотабба готовиться покушение был. А для тренировки Тапир использует плевательную трубочку. Условия содержания заключенных тяжелые, высокая смертность в лагерях, да и расстрельные команды требуют своей жертвы. С верху им спущен план, столько то расстрелять, а еще большее количество навечно засадить в трудовые лагеря. А народ пошел лояльный, трусливый, даже думать плохо об кронштейне боится. Приходиться исхитряться, чтобы выполнить программу. Что для него какой-то мальчик - мельче назойливого клопа. Конечно, его родители арестованы и дают показания.

  -Нет "пацанчик"! Все уже доказано. Тебе осталось подписать лишь вот это!

  Следователь протянул плотную бумагу.

  -Вот здесь в уголке. И тогда тебя отпустят.

  -Но если я признаюсь в покушении, меня растворят живьем!

  Дознаватель растерялся, он понял, что допустил ошибку. Следовало сначала усыпить бдительность мальчугана, затем дать подписать пустую бумажку. Такой простосердечный ребенок наверняка подмахнул бы, не гладя. А уж потом они бы допечатали то, что хотели. А теперь его придется ломать.

  Впрочем, Тапир не был таким уж наивным, еще в камере ему пацаны сказали, чтобы он ничего не подписывал. Иначе не избежать смертного приговора.

  -Ты все равно подпишешь. Мы можем сделать это быстро и без мучений. Или наоборот очень медленно через страшную боль.

  Следователь навис над мальчонкой, двое его помощников в красном стали по бокам.

  -Ну, с чего начнем.

  -С тока. Это и чисто и больно! - Прохрипел стоящий справа громила.

  -Люблю электричество! Тебе дают последний шанс, прежде чем боль пронзит тебя, подпиши.

  -Нет, я хочу жить.

  Мальчик трепетал от предвкушения страданий, но смерть была еще страшнее.

  -Врубайте ток.

  Палачи закрепили зажимы и включили электричество. Разряды прошлись по телу, венам, нервным окончаниям. Никогда еще Тапир не испытывал такой боли. Глаза выползли из орбит, конечности задергались, коротенький ежик светлых волос заискрил.

  -Вот так! Говори паршивец! Назови сообщников.

  Слезы ручьем лились из глаз, ребенок рыдал и всхлипывал, но отказывался сдаться.

  Ток усилили, кожа задымилась, кровь начала вскипать, мышцы набухли и были готовы лопнуть.

  -Ну, щенок! Признавайся! - Дознаватель достал похожий на сварочный электрод и приставил к груди.

  -Нет! Я не виновен.

  Электроразряд ударил напротив сердца. Мальчишка дернулся и потерял сознание.

  Его с трудом привели в себя, поняв, что ребенка можно и убить следователь пытал его бережно, словно жука. Находил чувствительные окончания, просовывал электроды между пальцев рук, ног, щекотал острием паяльника босые пятки. Даже попробовал подсоединять к языку. Но ничего не помогало. Тапир стонал, орал, но не признавался, не выдавал сторонников, отказывался подписать бумагу. На протяжении допроса, он несколько раз терял сознание, но быстро - голова крепкая, приходил в себя. Прошло несколько часов, следователь и сам устал. По своему богатому опыту, он знал, что иногда встречаются такие упрямые особи, что их никакой пыткой не проймешь. Впрочем, для пожизненного приговора, признание необязательно, а многие люди сидят годами и им даже не предъявлено обвинение. Особенно часто так поступают с детьми, сажают на год-другой, заставляют вкалывать по шестнадцать часов в сутки, избивают, варварски воспитывают, затем выпускают и даже разрешают учиться в школах. Зато потом какой у них остается страх на всю жизнь, и разуметься любовь к диктатору.