КИНФ БЛУЖДАЮЩИЕ ЗВЕЗДЫ. КНИГА ВТОРАЯ. СОЗВЕЗДИЕ ПАКЕФИДЫ (СИ)

- А ты? Сколько времени ты прожил здесь? – спросил недоверчивый Черный.

Ур помолчал немного.

- Долго, – ответил наконец он уклончиво.

- Что ты делал здесь?

- Спасался от преследователей, конечно! Они тогда загнали меня в болота – чуть западнее отсюда, – и обложили, как зверя. Насекомые искусали меня до язв, я почти месяц спал на дереве, которое чудом росло в самой топи, привязав себя к его веткам. Чтобы не заболеть, мне дважды в день приходилось погружаться в болото, смыть заразу. В болоте какой только нечисти нет…

Ур замолчал, и меня передернуло. Тайный коварный шепот вновь витал над моей головой, и я видел, видел своими глазами, как истощенный, грязный, больной человек больше похожий на вытащенную из ила рыбу, пробирается к своему одинокому искривленному дереву, и вытаскивает с усилием слабое тело из воды, в глубине которой уже мелькают грозные тени…

- А что стало с преследовавшими тебя? – спросил Черный; это был резонный вопрос, потому что горячий шепот рассказывал мне, что их было много, очень, и они жили в палатках, и знали о Болезни…

- Они погибли, – коротко ответил Ур. – Все.

Все.

Защищенные, готовые, вооруженные, они все погибли.

Он один, беззащитный и больной, все же выжил.

- Половину из них переловили местные, – как бы нехотя продолжил Ур. – Вы скоро их увидите. Не пугайтесь, ничего они вам не сделают. Они реагируют только на незащищенность. Показать им тело – значит, расписаться в собственной слабости. Здесь очень жарко, и мои преследователи не могли справиться с искушением раздеться. А местные, привлеченные оживлением на берегу болота, где они ловили каких-то тварей себе на обед, мгновенно выследили и переловили их.

Половина умерла от Болезни.

- Что за болезнь?

- Я не могу точно сказать. Кажется, это мутировавший вид паразитов. Человек вдыхает их споры без вреда себе, но вот при попадании в пищеварительный тракт они прорастают и отравляет человека.

Я лишь покачал головой. Какая же воля к жизни должна быть у человека, если он выжил в таких невообразимых условиях!

- Я был сильнее их всех, – угадав мои мысли, ответил Ур. – Мое тело прочнее, и я мог, в отличие от них, прятаться под водой от местных… пока был здоров, у меня доставало сил убивать нападающих на меня хищников. А потом, когда мне уже нечего было терять, я просто спрятался среди местных. Да, я заразился Болезнью и долго потом лечился, но я остался жив. А они все – нет.

Мы шли все дальше, и голоса в моей голове звучали все отчетливее и громче. Теперь у меня не было сомнения в том, что это снова видения, пророческие или просто некие истории, давно прошедшие, которым не было ни свидетелей, ни хранителей, назойливо лезут в мой разум и просят донести их до других людей. Мой обычный транс не накатывал на меня, но видения преследовали все ярче. Я смотрел – и ничего не видел перед собой. Вместо лесной зелени я видел камень, большой валун, и выбитый на нем тонкий серп полумесяца. Взгляд мой блуждал, и я видел эти месяцы повсюду; на останках каменной кладки, почти стертой дождями, на каких-то коричневых тряпках и выделанных шкурках, висящих на подобие веревки, на мелькающих передо мной жутких лицах с улыбками, в которых мало что было человеческого… шепот усиливался, переходя в зловещий грохот барабанов, и я начал тыкаться, как слепой котенок, налетая на стволы деревьев.

- Полумесяц, – пробормотал я; руки мои ощущали ладоням шершавую кору дерева, а перед глазами моими сверкали зловещие полоски стали. Тонкие, узкие, отточенные как бритвы – странные серпы, приделанные к деревянным гладким рукояткам высушенными сухожилиями. – Какой полумесяц?

Здесь не было людей, мысли которых я мог бы прочесть; никого здесь не было.

Это земля делилась со мной своей памятью.

Памятью о страхе, об ужасе, о безумии и о крови, которую проливали эти чудовищные хищные серпы, терзая живую еще плоть.

Такие же чудовищные и неумолимые, как серпы тех далеких планет, что грозились когда-то раздавить и похоронить это мир…

Образы из моего сна наложились на образы этого жестокого извращенного оружия, и в голове моей стоял звон, словно эти самые серпы танцевали, сталкивались и лязгали друг о друга прямо около моего лица.

Ур обернулся ко мне; странно, но он был тоже в этом мире, вместе с серпами. Черного я не видел, хотя звал его – а Ур стоял, потрясенный, обернувшись ко мне, и смотрел на меня.

- Тебе нужно уйти отсюда. – произнес он. – Земля зовет тебя. Если ты станешь её слушать, ты сойдешь с ума, потому что не сможешь выслушать все, что она тебе хочет рассказать. Идем.

- Какой полумесяц? – настойчиво повторил я; лица, что привиделись мне, начали назойливо склоняться надо мной, лезть мне в лицо, заглядывать в глаза, улыбаясь, и я отстранялся, отстранялся, но не мог уйти от мучительных видений.

- Полумесяц – это память крови о катастрофе, – ответил откуда-то Ур. – Люди, которые живут сейчас здесь – это потомки тех, кто уцелел тогда, я так думаю. То, что погубило нас, им дало силу и жизнь. Когда мы выйдем к Хрустальному Озеру, ты увидишь их Бога во плоти… о, они не забывают его, нет! Это верные крысы. Они и сейчас благодарят его…

Голос Ура понемногу утихал, и видения исчезали, растворяли, а грязные коричневые лица, с оскаленными подпиленными зубами, растворялись в покойном серебристом небытие…

Когда я пришел в себя, мы шагали уже по некоему подобию тропки, Черный поддерживал меня – точнее, я кулем висел на его плече, – и ни единого полумесяца в обозримом пространстве вокруг себя я не видел.

- Тебе нельзя долго быть в сердце этого края, – произнес Ур, мельком глянув на меня. Я медленно приходил в себя, и уже мог самостоятельно переставлять ноги. – Ты читаешь вещи, оказывается! Надо же… Это опасно для тебя. Память может настигнуть тебя в любой момент, ты можешь погибнуть.

Впрочем, этого он мог бы и не говорить.

И снова настала тишина; эх! Были бы люди! О, с ними можно знакомиться, говорить, ссориться, драться, мириться, узнать, где дорога, куда идти, а так…одни, в лесу, до жути пустом и тихом.

Где-то поблизости застучал барабан.

Сначала я было подумал, что видения вновь настигают меня, но Ур и Черный тоже его услышали.

Звук был громкий и равномерный – словно кто-то между делом стучал в дверь ногой. Стук прекратился так же внезапно, как и начался, но мы и не расстраивались; ко второй серии ударов мы уже вылетели пулей из лесу, который кончился внезапно, словно кто-то отрезал ножом, и почти без перехода попали в деревню.

- Пришли, – заключил Ур. – Теперь тихо; ни звука!

Какой-то укутанный с ног до головы тип долбил палкой в барабан, все равно как бы я в дверь стучался, и вскоре дверь хижины, похожей на травяную кочку, была ему открыта. Тип рассеянно глянул на нас и, ничуть не заинтересовавшись нашими персонами, скользнул вовнутрь. Дверь захлопнулась и снова остались одни.

- Чудесно, – сказал Ур о чем-то своем, пронаблюдав эту сцену.

Тем временем темнело. В тропиках, как известно, темнота наступает внезапно, и судя по тому, что солнце еле-еле светилось за холмами, она могла наступить уже через считанные минуты.

- Пойдем, постучимся тоже, – предложил Ур, озираясь по сторонам. – Ночные животные здесь все же есть. Но в хижину к сикрингам они не сунутся.

- А нам туда зачем соваться?! – возмутился я. – Мы что, тупее животных?!

Ур не ответил, только сделал знак, чтоб Черный заткнулся.

Выбрав кочку побольше, Черный принялся лупить в барабан прилагающейся к нему палкой (…черные полумесяцы нарисованы сажей на желтой коже!), и, к нашему удивлению, дверь открылась.

В доме горел огонь, прямо посередине, как в хижине индейцев, и дым уходил в отверстие в потолке. Тело приятно обдало сухим теплом – оказывается, в примитивной на вид кочке была с умом устроена система вентиляции, да так, что воздух внутри не в пример наружному был сухой, – и я шагнул внутрь, уже почему-то не думая об опасности, которая могла бы меня там ожидать.