Второй курс, или Не ходите, дети, в Африку гулять! (СИ)

Не слишком уверенный, что обязан это делать, Голицын протянул вперед левую руку.

Пятикурсник провел ладонью над их с Эммой браслетами и, судя по всему, ничего подозрительного не обнаружил.

– Вы только что вышли из бара? – это был не вопрос, а скорее констатация факта.

– Да что вы говорите! – хмыкнул Иван.

– Да или нет?

– Конечно нет, – вступила в разговор Эмма. – Курсантам второго курса не разрешается посещать такого рода места.

– Мы видели, как вы только что вышли оттуда, – вмешался второй патрульный – тоже пятикурсник.

– Вам показалось, – покачал головой Иван. – Еще вопросы?

– В следующий раз ведь можете и не успеть, – заметил тот.

– Мы всегда везде успеваем, – заверил его Голицын.

– В таком случае советую поторопиться, – проговорил первый патрульный. – Ваш поезд отходит через полчаса. Счастливого пути, господа курсанты!

– Что это все-таки за типы? – спросил Иван, когда Патруль скрылся за углом.

– Я совсем забыла, – проговорила Эмма. – Лавг же предупреждал! Если бы они застукали нас в пабе – были бы неприятности.

– У них?

– У нас, балда! Ладно, и правда всего полчаса осталось, а я еще хотела в магазинчик какой-нибудь заскочить!

6

Иван, конечно, предпочел бы обсудить сложившуюся ситуацию с Глебом, но Соколова, как водится, на месте не было: как доложила разведка в лице Смирнова, они с Лерой зависли в зале для криска – якобы Боголюбова решила пробиться в команду и попросила Глеба потренировать ее дополнительно. Что ж, причина уважительная. Что до самого Маленького – так ведь он Маленький и есть – о чем с первокурсником говорить? Так что выбора, по сути, у Голицына не оставалось: либо Пашка, либо Хохлов, либо Хохлов Пашка.

Между тем вечерние шахматные баталии как-то незаметно стали у них уже традиционными. Пашка, надо отдать ему должное, действительно играл великолепно – в плохие дни из трех партий Иван, сам вообще-то считавший себя весьма умелым игроком, едва-едва сводил вничью одну-две. В хорошие, правда, мог выиграть две из трех, но такое пока случалось редко. Короче говоря, в целом соперники были приблизительно равны по силам, что только подстегивало интерес обоих к игре.

– Ну, и что, по-твоему, мне теперь делать? – спросил Иван, закончив рассказ. Над его прикрытым лишь жалкой парой пешек королем все сильнее сгущались матовые тучи, но ситуация на доске существовала сейчас для него в каком-то ином, параллельном мире, способном вызвать у Голицына, плоть от плоти мира этого, лишь легкое любопытство.

– Что делать, что делать… – задумчиво повторил Хохлов, вертя между пальцами только что «съеденного» черного коня. – Вечный, можно сказать, русский вопрос… Еще – кто виноват, и едят ли курицу руками…

– Очень смешно, – буркнул Голицын.

– Смешно? А кто сказал, что должно быть смешно? Честно говоря, вообще ничего смешного… Ты сам-то чего хочешь? – поднял он глаза на Ивана.

– Да я теперь и сам не знаю… – пожал плечами тот. – Хотя нет, что это я? Знаю, конечно. Хочу, чтобы все вернулось назад. Чтобы было как раньше…

– Нельзя войти в одну реку дважды! – с видом мудреца-гуру проговорил Пашка. – Знаешь, кто сказал?

– Гайдуков?

– Сам ты Гайдуков! Позор! Гераклит! Древнегреческий философ.

– Да хоть древнееврейский! Ты мне одно скажи: безнадега, да?

– Ну, безвыходных положений не бывает, – развел руками Пашка. – Кто мешает тебе выдумать порох непромокаемый? Это, кстати, уже Гайдуков.

– Это Козьма Прутков, – машинально поправил Голицын.

– Да? Ну, значит, один из них цитировал другого. Ладно, не суть. Я, собственно, о чем: былого не воротишь, и прошлого не изменить, но будущее – оно творится здесь и сейчас. Нами. Забудь о прошлом – работай на будущее.

– В смысле? – не понял Иван.

– В смысле – попробуй войти в реку немного ниже по течению – это будет уже другая река. Типа как Ока и Волга. Начни с начала. С нуля. Так, как будто между вами ничего не было. Ухаживай за ней, комплименты там разные говори, цветы дари…

– Цветы? Где же их тут взять-то?

– Это уже твоя проблема – где взять цветы. Кто ищет – найдет. Да вон, в город в следующий раз поедешь – там наверняка где-нибудь продают. Когда у нее, кстати, день рождения? – спросил неожиданно он.

– Да почем я знаю! – пожал плечами Голицын.

– Что?! Ну, ты даешь! Да в таком деле это ж альфа и омега и прочие беты с дельтами! – вскочив с койки, Пашка метнулся через всю комнату к компьютеру. Его пальцы заплясали по клавиатуре. – Вот! Получите! Что бы ты без меня делал? Тринадцатое октября!

– Как тринадцатое октября? – ахнул Иван. – Это же… Это ж чуть больше, чем через неделю!

– Ну, чем богаты, – развел руками Хохлов.

– Погоди… – шестеренки в голове Голицына завращались с бешеной скоростью. – Тринадцатое октября… День рождения… Цветы, комплименты… Подарок… Стоп! – резко отодвинув доску – так, что белый король свалился с нее и покатился по кровати – поднялся на ноги Иван. – Мне нужно в город. Срочно.

– Надо же, как обидно, – расстроено проговорила Эмма. – Совсем чуть-чуть ведь опоздали!

Кое-как отвязавшись от Патруля, они почти бегом добрались до станции монорельса. До поезда оставалось еще минут двадцать, но все три небольших местных магазинчика, на которые весьма рассчитывала Маклеуд, как назло, оказались закрыты.

– Да, не повезло, – кивнул Иван. – А что ты хотела купить?

– Не знаю, – пожала плечами девушка. – Что-нибудь прикольное на память… – она медленно двинулась вдоль стеклянной витрины.

Голицын неуклюже потопал следом.

Батарея выставленных за стеклом продуктов, от одного вида которых у Ивана едва не потекли слюнки, нисколько не привлекла внимание Эммы, столь же равнодушно ее взгляд скользнул по стенду с электроникой. У витрины с одеждой Маклеуд слегка сбавила шаг – но не более того…

– Вау! – Эмма резко остановилась. – Ты только посмотри, какая прелесть!

Прелесть оказалась из ювелирной области: серебристые колечки, сережки, браслетики – все аккуратно уложено на черном бархате и подсвечено яркими белыми лампами.

– Серебряные? – деловито поинтересовался Голицын.

– Ты что, это же знаменитое сопрольское белое золото! – восхищенно проговорила Маклеуд.

– Ну и на фига? – пожал плечами Иван. – В Школе же украшения все равно запрещены.

– Со второго курса – только во время занятий, – мотнула головой девушка. – В выходные – можно, – она отвела рукой длинный локон, и Голицын увидел в мочке ее уха маленькую сережку-гвоздик. – Эх, жалко, закрыто…

– А оно точно закрыто? – вернувшись на несколько шагов, Голицын подергал ручку двери. – Закрыто… Ну, ладно, в другой раз…

– В другой раз, – без энтузиазма кивнула Эмма.

Сзади к станции уже подходили Чжу Пэн, Чан Бяо и нард-кор Лавг.

– Погоди, не гони лошадей, – медленно проговорил Пашка, поднимая с кровати белого короля и аккуратно возвращая того на его законное место. – Срочно… Срочно не выйдет – сам понимаешь.

– Ну, не прям вот совсем срочно, – сказал Иван. – Завтра, например. Или в крайнем случае – послезавтра.

– Завтра – учебный день, – покачал головой Хохлов. – Послезавтра, что характерно, тоже.

– Да какая разница – учебный, не учебный, – отмахнулся Голицын. – Официальной вылазки не будет еще пять недель!

– Тише едешь – дальше будешь.

– Нет, – твердо произнес Иван. – Это не годится. Час «Ч» – тринадцатого.