Гончары Ферска

Джек Холбрук Вэнс

Гончары Ферска

Желтая ваза на столе Томма была около тридцати сантиметров в высоту и от двадцати сантиметров в диаметре у основания расширялась кверху до тридцати. Вид спереди открывал незамысловатый изгиб, чистую и четкую линию, которая давала ощущение полной завершенности; глина тонкая, но не хрупкая: казалось, изделие изящно выгнулось, сознавая свою звонкую силу.

Совершенству формы не уступала красота глазури – это был замечательный прозрачный желтый цвет, сияющий, как вечерняя заря жарким летом. Он вместил в себя сущность цветков календулы, бледное, колеблющееся пламя шафрана, желтизну чистого золота – желтое стекло, которое, казалось, рождает и разбрасывает кругом пятна света; золотистость, сверкающая, но не ослепляющая, терпкая, как лимон, сладкая, как желе из айвы, успокаивающая, как луч солнца.

Во время беседы с Томмом, начальником отдела кадров Министерства межпланетных дел, Кисельский украдкой разглядывал вазу. Теперь, когда беседа окончилась, он не мог удержаться и подался вперед, чтобы более внимательно изучить сосуд. С несомненной искренностью Кисельский признался:

– Никогда не видел произведения искусства прекраснее.

Томм, мужчина, недавно вступивший в средний возраст, с бравыми седыми усами и острым, но снисходительным взглядом, откинулся на спинку стула.

– Это подарок на память. Да, можно сказать, что это сувенир, но можно сказать и по-другому. Я получил его много лет назад, когда был примерно в вашем возрасте. Он взглянул на настольные часы. – Пора подкрепиться.

Кисельский оторвался от вазы и торопливо потянулся за портфелем.

– Извините, я не имел понятия…

Томм поднял руку.

– Не спешите. Я бы хотел, чтобы вы пообедали со мной.

Кисельский забормотал неловкие отговорки, но Томм настаивал.

– Пожалуйста, садитесь, – на экране появилось меню. – Выбирайте.

Без дальнейших уговоров Кисельский выбрал блюда, и Томм сделал заказ. Стена открылась, из нее выкатился столик с легким обедом.

Даже во время еды Кисельский ласкал глазами вазу. Когда они пили кофе, Томм взял вазу и передал Кисельскому через стол. Кисельский приподнял ее, погладил снаружи, заглянул глубоко внутрь, всматриваясь в глазурь.

– В каком уголке Земли вы нашли такую чудесную вещь? – он разглядывал дно и, сдвинув брови, изучал нацарапанные на глине значки.

– Этот уголок не на Земле, – ответил Томм, – на планете Ферск. Он поглубже уселся на стуле. – С вазой связана целая история, – он замолчал и вопросительно взглянул на Кисельского.

Кисельский поспешно поклялся, что больше всего на свете жаждет выслушать эту историю. Томм слегка улыбнулся. В конце концов Кисельский в первый раз устраивался на работу.

– Как я уже сказал, я был примерно в вашем возрасте, – начал Томм. – Может быть, на год или на два старше, но к тому времени я уже пробыл девятнадцать месяцев на планете Пролив. Когда меня назначили на Ферск, я, конечно, очень обрадовался, потому что Пролив, как вы, возможно, знаете, унылая планета, там полно льда и зимних блох, а население самое нудное во всей Вселенной.

Томм пришел в восторг от Ферска. Там было все, чего не хватало на Проливе: тепло, аромат, приятный народ ми-туун с богатой своеобразной древней культурой. Ферск – небольшая планета, хотя тяготение на ней приближается к земному. Поверхность суши невелика: единственный экваториальный материк в форме гантели.

Управление межпланетных дел находится в Пеноплане, легендарном городе, полном очарования, расположенном в нескольких милях от Южного моря. Где-то вдалеке там всегда слышится музыка, воздух источает аромат благовоний и тысячу разных цветочных запахов. Невысокие дома из тростника, пергамента и темного дерева, расположенные как попало, на три четверти скрыты листвой деревьев и виноградными лозами. Город украшают каналы с зеленой водой, перекрытые арками деревянных мостов, увитых плющом и оранжевыми цветами; по каналам плавают лодки, каждая затейливо расписана многокрасочным орнаментом.

Жители Пеноплана, ми-туун, – приветливый народ с янтарного цвета кожей – умеют наслаждаться бытием, они чувственны, но в меру, раскованны и веселы, их жизнью управляют традиции. Они рыбачат в Южном море, выращивают злаки и фрукты, производят товары из дерева, смолы и бумаги. Металл – большая редкость на Ферске, и во многих случаях металлические изделия заменяют инструментами и утварью из глины такой прочности и столь искусной работы, что недостаток металла совершенно не ощущается.

Работа в Управлении удивительно пришлась бы Томму по душе, если бы не норов его начальника. Начальником был Джордж Ковилл, краснолицый человек небольшого роста с голубыми глазами навыкате, тяжелыми морщинистыми веками и редкими рыжеватыми волосами. Он имел обыкновение, когда его что-то раздражало, а это частенько случалось, склонять голову набок и секунд пять пялиться на собеседника. Потом, если его задело за живое, он начинал рвать и метать, если нет – гордо удалялся.

В Пеноплане работа Ковилла носила скорее технический, чем научный характер, и даже в этой сфере ему почти нечего было делать, так как в основе деятельности Управления лежал принцип невмешательства в гармонично развитые культуры. Он ввез силиконовую нить для замены древесного волокна, из которого местные жители плели рыболовные сети, построил маслоочистительный заводик, преобразующий рыбий жир, которым они заправляли лампы, в более легкую, чистую жидкость. Дома в Пеноплане оклеивали вощеной бумагой, она поглощала влагу и через несколько месяцев обычно расползалась на части. Ковилл ввел пластмассовое покрытие, действующее вечно. Помимо этих незначительных нововведений Ко-вилл мало что сделал. Управлению была дана установка улучшать уровень жизни аборигенов в рамках их собственной культуры. Методы, понятия и философские воззрения, принятые на Земле, применялись очень понемногу и только по просьбе самих местных жителей.

Однако очень скоро Томм понял, что Ковилл только на словах признает принципы работы Управления. Временами он поступал, с точки зрения хорошо подкованного в теории Томма, неумно и необоснованно. На берегу главного канала Пеноплана он выстроил здание Управления в земном стиле; бетон и стекло совершенно не сочетались с сочными цвета слоновой кости и шоколада красками Пеноплана – это было непростительно. Начальник строго соблюдал часы приема, и раз десять Томму приходилось, запинаясь, извиняться и отсылать назад делегацию ми-туун, торжественно прибывшую при полном параде. А Ковилл в это время, раздевшись до пояса и таким образом частично избавившись от раздражавшего его жесткого полотняного костюма, восседал с сигарой и кружкой пива в плетеном кресле и любовался танцующими на телеэкране девицами.

Томму поручили борьбу с сельскохозяйственными вредителями, эти обязанности Ковилл считал ниже своего достоинства. Так, во время одной из командировок Томм впервые услышал о гончарах Ферска.

Нагруженный распылителем против насекомых и свисающей с пояса патронной лентой с крысиным ядом, Томм бродил по беднейшим окраинам Пеноплана, где не росли деревья и до самых Кукманкских гор простиралась высохшая равнина. В этой сравнительно унылой местности он набрел на длинный ряд прилавков под открытым небом – базар гончарных изделий. Столы и полки были уставлены товарами на любой вкус, от глиняных горшков для маринованной рыбы до крошечных вазочек, тонких, как бумага, и светлых, как молоко. Здесь стояли блюда, большие и маленькие, сосуды любой формы и размера, все разные – кувшины, супницы, бутыли, кружки. На одной подставке лежали керамические ножи, глазированная глина звенела, как сталь, лезвие из густых капель глазури гладко отполировано и острее, чем у любой бритвы.