Пилот мечты

Александр Зорич, Клим Жуков

ПИЛОТ МЕЧТЫ

Часть первая

Глава 1

«ЦЕЛЬ НЕ ОПОЗНАНА!»

Март, 2621

Северная Военно-Космическая Академия,

архипелаг Новая Земля

Российская Директория

— Что же вы, кадет, так плаваете? Это не высшая математика, здесь формул выводить не нужно. Достаточно простого понимания предмета и немного здоровой логики. Я не спрашиваю вас, готовились ли вы к семинару — вижу, что нет.

— По глазам, — шепнул некто в задних рядах, но так как тишина в аудитории царила космическая, препод шептуна очень даже того, засек.

— Ошибаетесь, Ремизов. Глаза кадет Ёжиков тщательно прячет. А вот поза говорящая. Поглядите, какой изгиб! — Это Алексей Аполлинарьевич Горчаков, преподаватель «Этики военнослужащего», человек пугающей эрудиции и остроумия. В общем, язва и капитан второго ранга одновременно. — Садитесь, Ёжиков! А вот вы, Шишонок, попали в мой прицел. Кадет Шишонок!

— Я! — Ваня вскочил по стойке смирно.

— Вольно. Доложите ваше видение вопроса.

Вопрос был с закавыкой. «Необходимые и достаточные условия для объявления военных действий» — вот что мы сегодня разбирали.

«Этика военнослужащего». Сами посудите, ну что там читать?! Что нужно усвоить будущему офицеру по этому поводу?!

Убивай плохих. Наше дело всегда правое. Сражайся или умри или умри, сражаясь.

А, вот еще: пилот ребенка не обидит.

Кажется, всё? Пожалуй, всё. Только если вам так кажется, вы сильно заблуждаетесь.

Потому что нашему начальству кажется совсем иначе. Этикой нас кормят с первого курса! «Основы этики», «Военная антропология: этика и мораль в бою», «Этика военнослужащего»…

А впереди нас ждал целый семестр зубодробительной «Политической этики» с итоговым экзаменом, где схватить два шара можно было без всяких афоризмов.

Словом, этику нам вдалбливали основательно. Темы лекций постоянно дублировались на следующих курсах, потому что повторение — мать учения!

В Северной Военно-Космической Академии все вообще было основательно и с избытком. Для многократного резервирования фундированных знаний, как выражался начфакультета Федюнин.

— Смелее, Шишонок! Не вынуждайте говорить про вас «мамино несчастье», не то я разочаруюсь в плохую сторону.

— Необходимые и достаточные условия… м-м-м… — Ваня замялся. Он вообще-то острослов и быстромысл, но перед Горчаковым робеет, уж не знаю почему. — Войну мы начинаем, когда неприятель, который… э-э-э… При выраженных агрессивных действиях неприятеля, как-то так…

— Это нам уже рассказал товарищ… Ёжиков! — Покачал головой кап-два, не преминув выдержать паузу перед фамилией, так что получился товарищ каких-то ёжиков. — Это правда, но далеко не вся. Я не в восторге. Нет-нет, Шишонок, можете не продолжать. Вы так мямлите, что мне неприятно ходить с вами по одному авианосцу. Садитесь.

Дождавшись низвержения Шишонка на скамью, то есть по-флотски — банку, Алексей Аполлинарьевич обратился уже ко всем нам.

— Товарищи кадеты! Я понимаю, что вам скучно. Однако поверьте старому седому космоволку: этика вам сильно пригодится. Фактически! У нас с вами профессия нервная. Когда-нибудь вам придется убивать людей, и убивать вы должны хорошо, без колебаний, потому что иначе убьют вас. «Этика военнослужащего» нужна для того, чтобы после первого же боевого вылета на штурмовку вас не увезли в дурдом для починки совести. Совесть ваша должна быть кристально чиста и хризолиново прочна, так как совесть — одна из основ боеготовности воина. Получив приказ, вы должны быть абсолютно, непоколебимо уверены в его правомочности и этичности, на всех стадиях: от подготовки до исполнения. Вы не должны задумываться, прав ли я. Ни до ни после. Как я могу отпускать вас на задание, если Шишонок с Ёжиковым двух слов связать не могут? Последняя попытка: кадет Румянцев!

Кадет Румянцев — это я.

— Разрешите отвечать! — Я тянусь в струнку.

— Разрешаю.

— Выделяется несколько достаточных условий для начала боевых действий. Первое: в ответ на открытие боевых действий против любых территорий и объектов Объединенных Наций. Второе: выраженно агрессивные действия, направленные против Объединенных Наций. Третье: война может быть объявлена в одностороннем порядке, с целью превентивного удара в ответ на непрямые угрозы со стороны вероятного противника, — отрапортовал я.

— Все как в учебнике, — кавторанг Горчаков прошелся по импровизированной аудитории и сел за стол. — Развернуть пункт три сможете?

Не то чтобы я был зубрилой, вовсе нет. Спасала природная наглость, а еще то, что я выучил в Академии главное: всё, что на пользу России, — хорошо. Наоборот — плохо. Так что любые общетеоретические вопросы преподавателей запросто можно было раскалывать, руководствуясь этим нехитрым принципом. И не бояться переборщить!

Любой, кто косо смотрит в нашу сторону, должен знать, что в один прекрасный день к нему в гости заявится авианосец. Или целый флот. Во внешней политике есть одно правило: лучше перебдеть, чем недобдеть. То есть, если появился на нашей территории чужой линкор — торпедировать мерзавца, а уже потом распускать человеколюбивые нюни, никак не наоборот. Дожидаться, когда линкор развернет главный калибр и всадит из десяти стволов по мирному городу, глупо. Вывод: сперва распотрошить, а потом разбираться.

Слава богу, подробно освещать вариации непрямых угроз (тема скользкая), пришлось не мне — отдувался мой сосед по парте и мой бессменный сокаютник Веня Оршев.

Ваня Шишонок, Петя Ёжиков, да и вся наша группа были не просто не готовы. Помирали хором! Специфика учебы очень уж свирепая.

Мы — будущие пилоты. Истребители. Начиная со второго курса, двадцать процентов времени проводим в космосе. На третьем и того больше. Практические занятия, товарищи, интенсивные практические занятия. Для чего нам выделен учебный авианосец «Дзуйхо» — древнее чучело самурая из Директории Ниппон.

Горчаков недаром говорил: «Мне неприятно ходить с вами по одному авианосцу» — занятие проходило на борту «Дзуйхо». Неделя в космосе! Неделя учебных вылетов по самой напряженной программе, а на закуску сдача зачетов по боевому применению бортового вооружения!

Налетается сокол занебесья до полного «не могу», причалит, примет душ и марширует в инструктажный зал, где его уже ждут преподаватели всяческой теории. Ну, понятно, чтобы походное время зря не расходовать.

А перед сном — зубрить к завтрашнему. Иначе никак. Приземляемся, моемся, две-три оздоровительные пары, зубрить и — в койку. В шесть утра подъем (с переворотом, ха-ха) — и всё сначала.

После шести часов пилотажа лекции проходят несколько… вяло. О том, что после всех описанных экзерсисов подготовка заданий на завтра не прет, умолчим. Именно поэтому вся наша группа не блистает. То есть блистает, конечно, но только совокупными усилиями. А. А. Горчакова расстраивать никому не охота, потому как если он зачислит тебя в «мамино несчастье», сдавать экзамен — замумукаешься.