Эта Кассиопеи, 31 декабря(СИ)

Денис Луженский

Эта Кассиопеи, 31 декабря…

— Ещё одна пустая система, — проворчал Габриель, постукивая пальцем по сенсорной панели.

— Что, сканеры свои мегаватты отработали? — Игорь подошёл, с интересом заглянул в монитор, на котором дёргались, точно припадочные, колонки цифр и цветные изломы графиков. — Эй, мы смотрим на одно и то же, Гейб? Тут же от лития до радия — вся таблица… О-опа! Вот и он, мон ами, — лоренций семнадцать! Джек-пот!

— Много? — спросила равнодушно Ливия.

— Порядка двухсот-трёхсот гигатонн.

— Мелочь, — навигатор даже не повернула к пилоту свою белокурую головку, — «Кобольд» за пару лет всё выскребет подчистую.

— Так уж и подчистую, — усомнился Игорь… впрочем, не слишком уверенно усомнился. Всё-таки «Кобольд» — это мощнейший рудокоп планетарного класса, он самые большие астероиды «переваривает» за неделю. Чтобы доставить на место тушу диаметром в двадцать миль уходит уйма энергии, но затраты полностью себя окупают.

— Пустая система, — повторил Габриель Дамье задумчиво и как-то тоскливо. — Мёртвая.

Ливия выразительно хмыкнула, Игорь пожал плечами:

— Что и требовалось доказать. Двойная звезда — какой тут может быть пригодный для жизни мир? И так-то, вон, целых три планеты в наличие — считай, повезло.

— Пустое везение. Толку — чуть.

— Да будет тебе, Гейб. Обычная разведка…

— Именно. Разведка! Не геологическая партия. Я — не геолог! Восьмой рейд подряд — камни. Булыжники. Надоело.

Когда Габриель злился, он начинал рубить фразы. Тюк! Хрясь! Не фразы — поленья. Не речь — штабель дров. Игорь Хлопов летал с ним не первый год, привык, а вот на второго пилота — Светлану Пак — странный гнев капитана всё ещё производил впечатление. Беспочвенный, вроде бы, гнев, и ни на кого конкретно не направленный.

— Ладно, — буркнул Дамье, — сколько нам ещё здесь торчать?

— Около тридцати часов, — отозвался Игорь с преувеличенным энтузиазмом.

— Запускайте программу, — капитан поморщился. — И все в кают-компанию — ужинать.

Он вышел из рубки. Корабль лежит в дрейфе, на триста пятьдесят тысяч километров вокруг — пустота, так что «Змей» вполне может немного побыть без хозяйского присмотра. К тому же в навигационном отсеке остались два опытных астронавта, да и автоматика всегда настороже — ей, в отличие от человека, не нужно отдыхать и питаться…

— Что-то сегодня старик того… резковат, — Игорь криво усмехнулся. — Резче обычного. То ли наш кэп устал, то ли…

— Тридцать первое, — произнесла Ливия тоном ровным и вроде бы невыразительным, но пилот насторожился: ему показалось, будто он уловил в голосе женщины раздражение.

— Что «тридцать первое»?

— Декабря тридцать первое. Сегодня. По универсальному счислению.

— Ну, да, тридцать первое. И… А-а… О! Хочешь сказать — поэтому? Серьёзно?

— Доходит то тебя, как до тигрового питона, Игорёк. И такта в тебе, как в змее.

— Слушай, — тот помотал головой, не скрывая удивления. — Я пятый год с Гейбом летаю, и никогда не думал, что для него столько значат… ну, земные традиции.

— Ты где родился, напомни?

— На Сигме Орбитальной.

— Вот оно и видно, что на орбитальной. Стандартное время, искусственная погода, летосчисление — не более чем формальность, дань вселенской энтропии. Ты — стопроцентный стармен, тебе не понять. Габриель в конце декабря всегда берёт неделю отпуска, летит на Землю, к родным. И сейчас он уже должен делать пересадку на транспортник от Юпитера, а не висеть тут, почти в двух парсеках от Базы.

— Ну, да, рейд затянулся… Стоп! Откуда инфа про Юпитер?

— Иногда, Игорёк, — Ливия повернулась в кресле и посмотрела на пилота с холодной насмешкой, — небесполезно бывает вытаскивать голову из… приборов. И использовать по назначению встроенные в неё глаза.

Минут пять Игорь молчал, обиженно сопя и хмуря брови, потом вздохнул и спросил примирительно:

— Как там его отмечают-то, хоть напомни. Вроде, там дерево должно быть… хвойное?

— Ель. Обычная ёлка, украшенная разноцветными стеклянными шарами и лампами. Ровно в двенадцать ночи на первое января все поздравляют друг друга с новым годом, пьют шампанское, запускают фейерверки, танцуют…

Ливия осеклась, во взгляде её мелькнуло подозрение.

— А тебе это зачем?

— Ну, я тут подумал… о минимизации морального ущерба для капитана.

— Серьёзно?

— Абсолютно. Сутки ожидания впереди, весь процесс автоматизирован, делать почти нечего. Что нам мешает устроить праздник прямо здесь, на «Змее»? Насчёт шампанского не уверен, а вот фейерверк и ёлка… она ведь необязательно должна быть настоящей, верно?

— Необяза… Тьфу! Ты в своём уме, Игорёк?

— А то в чьём же! — пилот широко улыбнулся, он очень походил на человека, осенённого счастливой идеей. — Ель, насколько я понимаю, всего лишь символ, для неё даже цвет не слишком важен, главное — форма. А с формой справится любой кибконструктор.

— Гений, — Ливия покачала головой. — У тебя, надо полагать, и универсальная база данных имеется. Ну, помимо промышленного синтезатора — уж он-то в комплектацию любого разведчика входит, это всем известно.

— Ирония неуместна, Ливочка, у нас есть и то, и другое.

Навигатор нахмурилась — она чувствовала подвох, и пыталась уловить, в чём тот кроется. Но вот её глаза блеснули.

— Ты про модули Каневского?

— Молодец, — похвалил Игорь, — соображаешь.

Ещё несколько секунд Ливия обдумывала неожиданную идею, потом заявила — как показалось пилоту, больше с сожалением, нежели со злорадством:

— Ничего не выйдет. Кибконструктор в этих штуках не рассчитан на тонкую работу, он для твоей цели подходит, как хирургу — топор: ногу оттяпать можно, а вот глаз прооперировать — едва ли.

— Посмотрим, — уверенно бросил Игорь.

Модули первого контакта ставили уже на первые «гончие» — разработанные экспериментальной лабораторией Дмитрия Каневского, они попарно лепились к акульим корпусам поисковых звездолётов. Эти штуки имели сомнительное сходство с пусковыми установками допотопных противокорабельных ракет, но назначение у них было сугубо мирным. Можно даже сказать — миротворческим. В обтекаемых альфа-титановых блоках скрывались батареи мощных прожекторов и сигнальных лазеров, генераторы силовых и магнитных полей, широкополосные передатчики, видеокамеры, голопроекторы… прочее, прочее, прочее.

«Можем помахать руками, — объяснял назначение своего детища сам Каневский, — можем сложить пальцы щепотью, подмигнуть и почмокать губами. Потом нарисовать на песке равнобедренный треугольник, вылепить из глины молекулу углерода. Понимаете? Язык жестов для дальнего космоса.»

Одни считали Дмитрия гением, другие прикидывали, сколько энергии уходит на масс-прыжки с лишним «багажом» аппаратуры, бесполезной для штатной работы, и скептически качали головой. А то и вертели пальцем у виска. Один только синтезатор форм с запасом скульптурного пластиката весил пару тонн. Кибконструктор мог за пару минут прямо в условиях космического вакуума «выдуть», точно воздушный шарик, хоть идеальный куб, хоть копию микельанджеловского «Давида»… в масштабе примерно двадцать к одному. На создание миниатюрных моделей синтезатор рассчитан не был. Когда общение идёт на расстоянии десятков или сотен километров, наглядность становится важнее достоверности.

Есть ли изображение земных растений в универсальной базе данных? Конечно, есть. Вот она — ель-красавица. Сделать пластикатовую копию? Нет проблем: три с половиной минуты и сорок килограммов вещества. А вот втащить потом готовое «дерево» в шлюз… Какой, к пульсарам, шлюз, если размер модели сопоставим с размером самого корабля?

Игорь не был дураком, он отлично понял, что имела в виду Ливия, говоря про хирурга и топор. Но сдаваться не собирался. Запустив программу синтеза, пилот вывел на панорамный экран изображение с внешних камер, расположенных над рубкой. Удобно устроившись в ложементе, он наслаждался зрелищем: на его глазах в пространстве возле корабля вырастало нечто ажурное и ветвистое, тускло серебрящееся в свете бортовых огней. Косясь от своего пульта на довольную физиономию Игоря, Ливия не могла сдержать улыбку.