Проект Каба (ЛП)

Проект Каба

Два микрона влево. Теперь четыре вниз. Так… Адепт третьего класса Паллант Равашоль подрегулировал высокоточный кронциркуль, выдвинутый из кончика его пальца, самодовольно наблюдая, как прошитая доктринальная плата гладко скользит сквозь кору мозга сервитора, или, по крайней мере, сквозь то, что осталось от его мозга после лоботомирования, в продолговатый мозг.

— Никто не знает сервиторов так, как я, — сказал он, когда волокнистые усики проникли из платы в серое вещество мозга. Когда новая доктринальная плата хорошенько вросла, он повернул черепную крышку из блестящего сплава назад и поднял переносной резак, чтобы обжать лок-болты на участке, защищающем мозг сервитора от повреждений. Равашоль поместил повреждённую плату в мешочек, свисающий с его пояса для инструментов, заботливо убедившись, что она не смешалась с рабочими платами. Он вздрогнул, представив последствия установки повреждённой платы в мозг боевого робота, или прошивки боевой схемы в разум погрузочного сервитора.

— Вот так, — произнёс он, вставив на место последний болт, и сервитор встал с операционного кресла. Наполовину человек, наполовину машина, его серая плоть была мертвенно-бледной и нездоровой, руки сервитора были заменены пневматическими подъёмниками, а то немногое, что осталось от его головы, было дополнено установкой визуальных датчиков массы. — Всё, свободен. Возвращайся обратно в погрузочные команды адепта Зета. Тридцать Шестой экспедиции понадобится оружие и боеприпасы, если Магистр Войны займётся умиротворением Исствана.

Конечно же, сервитор не ответил, он просто развернулся на месте и механическим шагом вышел из комнаты, в которой ещё полдюжины повреждённых сервиторов ожидали, пока Равашоль окажет им помощь, или же удалит любые механические части, достойные извлечения из приютившей их плоти.

Такая работа была ниже мастерства Равашоля, но он знал, что может винить в этом лишь себя, и в любом случае, именно эта работа привлекла к нему внимание его нового начальника, мастера-адепта Марсианских кузниц Лукаса Хрома.

Заметив, что сервиторы, возвращающиеся из мастерских Равашоля, работают с большей скоростью, точностью и эффективностью, Хром навёл о нём справки. И уже через неделю Равашолю пришлось упаковать скромные пожитки, оформить увольнение у бывшего начальника, адепта Уртзи Недоброго, и направиться в марсианский город-кузницу Мондус Гамма за немедленным назначением.

Большинство адептов Марса уделяли мало внимания созданию мозга сервиторов, что напрямую касалось функционирования последних, но Равашолю нравилась эта работа. В конце концов, только познав механику человеческого мозга вдоль и поперёк, можно надеяться понять механику мозга робота.

Такие размышления неизбежно приводили его мысли, наполненные чувством вины, к проекту Каба…

Он отталкивал эти мысли и пытался сосредоточиться на выполняемой работе, боевом сервиторе-преторианце, чьё оружие на полигоне дало сбой и взорвалось. Оружие не подлежало восстановлению, но аугметика, имплантированная в его грудь, и устройства наведения, занимающие большую часть его черепа, несомненно, не были потеряны.

Разглядывая обожжённый металл черепа сервитора, он лениво почёсывал свою кожу плавно извивающимися механодендритами своей руки. Хотя это было необычно для адепта Марса, Равашоль в основном состоял из плоти и крови, за исключением левой руки, которая была заменена бионической, когда ему было шестнадцать.

Его мысли продолжали возвращаться к машине Каба, и отвернувшись с чувством вины от повреждённого преторианца, он ушёл из мастерской в стальные коридоры храма-кузницы. Он знал, что ему придется отработать двойную смену, чтобы привести сервитора в рабочий режим, но решил, что это стоит того, чтобы провести время рядом с машиной Каба.

Равашоль знал, что у него врождённая склонность к конструированию и программированию роботов, но кто бы ни составлял код доктринальных плат, установленных в системах машины Каба, он был на порядок лучше. Он сомневался, что это был Адепт Хром, который, не смотря на блестящие достижения в других вопросах, кажется, не выказывал почти никакого интереса в области интегрированных боевых нейронных систем.

Коридоры храма-кузницы были тускло освещены, светящиеся шары, плавающие над ним, держались на таком уровне, чтобы течение времени было размыто, и что бы ваше тело не говорило о том, где вы находитесь и какое сейчас время суток, у вас не было никаких внешних ориентиров. Но с подъёмом адепта по иерархии Механикума такие вопросы, как время дня и ночи, становились весьма несущественными.

Шипящие втулки и толстые связки труб и кабелей опутывали коридоры, заполненные суетливым потоком снующих туда и сюда сервиторов и посыльных роботов на колёсах, гусеницах, и длинных тонких ногах. Он кивал одетым в мантии адептам, которые проходили мимо, игнорируя полные жалости или отвращения взгляды, бросаемые ими на плоть его лица и ладони. Некоторые из этих адептов жили столетиями, их жизни продлевались кибернетикой, имплантированной в их тела во славу Благословенного Омниссии — Бога-Машины марсианского духовенства. Проходя мимо каждого адепта, он отмечал, как они были благословлены, и давал себе обещание, что однажды он точно также будет отмечен Богом-Машиной, не смотря на общеизвестную неприязнь Императора к таким вещам.

Он прошёл Храм Безфрикционного Поршня, где адепт Геристо работал над технологиями, захваченными у Ындонезийского Блока столетие назад, в те времена, когда Марс воевал с Террой.

Жужжание, механические молитвы лились из Усыпальницы Велрерска, где ряд за рядом адепты в красных рясах преклоняли колени, в безупречном унисоне склоняясь перед статуей из полированного хрома, изображающей давно покойного изобретателя СШК керамитового пресса.

Равашоль с уважением кивнул головой в направлении часовни прежде чем углубиться в более охраняемую зону храма-кузницы. На страже храмов, в которых совершались более секретные работы, стояли среброкожие скитарии в красных плащах, их блестящие доспехи были связаны с плотью бионическими усовершенствованиями, повышающими их силу и выносливость.

— Я собираюсь поработать над машиной Каба, — сказал он, остановившись перед чудовищными стальными дверями, которые охраняли множество солдат-скитариев и пара установок с тяжёлыми орудиями. Вначале Равашоль был поражён огромным количеством воинов, охраняющих эту часть храма, но теперь, зная, что находится внутри, он понимал, почему тут стоит так много стражей.

— Геномеханический ключ, — сказал солдат, протягивая левую руку.

— Да, да, — сказал Равашоль, беря руку солдата. — Как будто вы не видели меня почти каждый день последние шесть месяцев.

Скитарий не сказал ничего, но они почти никогда не говорили, и Равашоль подумал, не было ли его чувство юмора удалено вместе с его чувством страха. Он почувствовал легкий дискомфорт, когда механодендриты кисти солдата проскользнули в его собственную кисть и выше, в костный мозг руки. Янтарный свет мигнул в глазах скитария, когда поисковые усики считали машинные коды руки Равашоля и взяли образцы его генетического материала.

— Личность подтверждена, — сказал солдат и махнул рукой воинам позади. Красный свет, по мнению Равашоля — слишком театральный, вспыхнул над дверью, и он отступил назад, пока массивная дверь медленно отворялась на колоссальных подшипниках из смазанной стали. Дверь была три метра толщиной и могла противостоять чему угодно, кроме орбитальной бомбардировки, тем не менее Равашоль только сейчас начал понимать, почему машине Каба обеспечивали такие меры предосторожности.

Он прошёл в храм и оказался в широком коридоре со сходящимися кверху стенами, ведущем в залу с потолком в виде купола, из которой расходились несколько ярко освещённых и стерильных проходов с округлыми стенами. Комнату заполняли множество техноматов, калькулус логи и адептов в рясах, каждый из них работал за серебристым стендом над одной из частей машины Каба.