Рассказы (СИ)

Говори, милая, говори. Говори долго и страстно… говори нежно и ласково… говори так, как будто тебя…

— Инга, за тебя, дорогая. Чтобы здоровья твоего хватило не на одну сотню

лет. За тебя!

И всё?!

Бокал я сую в кучу чисто автоматически и даже не видя направления — взгляд не может оторваться от груди. Я понимаю, что это неприлично — так вот пялиться на грудь — но ничего не могу поделать.

Требуется приличное усилие воли, чтобы я смог оторваться и сесть на место.

Опять вилки и ножи стучат по тарелкам.

И молчание. Настолько гнетущее, что мне даже становится не по себе. Но и я молчу, я тоже занят, пожирая довольно большой кусок курицы и мне наплевать на то, что окружающие люди больше напоминают продукцию мадам Тюссо. В конце концов, день рождения не у меня и то, что на столе отсутствует выпивка — одна из причин, по которой я злорадствую, ощущая тишину.

Звонок раздается неожиданно — многие даже вздрагивают. Я тоже.

Инга встает из-за стола и выходит из зала. До нас доносятся приглушенные возгласы, потом Инга возвращается, а за ней в зал заходят два клоуна.

Нет, я не ошибся — это действительно клоуны. Два восемнадцатилетних юнца с длинными волосами и мордами, изуродованными пирсингом. Тот, что стоит впереди, держит в руке мятый полиэтиленовый пакет с какими-то конфетами и робко улыбается. Второй, кажется, обдолбленый — он еле стоит на ногах и мне кажется, что он ничего не видит сквозь узенькие щелочки прикрытых глаз.

Тип с конфетами подходит к столу и здоровается. На его приветствие отвечают не все, но ему явно пофигу. Он лезет рукой в кулек и достает горсть конфет. Обходит стол и кладет рядом с каждым сидящим по две штучки. Заканчивается раздача на мне и тип присаживается рядом. Его дружок продолжает стоять в проходе, пока Инга не берет его за руку и ведет за стол.

— Знакомьтесь, это Игорь и Гена, мои друзья. — громко говорит она, усадив

типа напротив меня, как раз рядом с Верой.

— Я Гена. — слышен голос и я даже сразу не соображаю, что это говорит этот, обдолбленый.

— А что означают конфеты? — спрашивает Вован.

— У меня сегодня несчастье, — произносит Игорь, сидящий рядом. — у меня

сегодня дедушка умер. Это помянуть.

Вован хочет еще что-то сказать, но слова застревают у него в глотке и он

умолкает, открыв рот. Толстяк многозначительно покашливает, Марина фыркает…

Никаких комментариев, все молчат. Инга выходит из зала и через полминуты возвращается, держа в руках две бутылки водки и бутылку вина. Черт! Дедушку, конечно, жалко, но большое спасибо ему, раз уж благодаря ему мы сегодня выпьем.

Толстяк распечатывает бутылку водки — моя стопка уже стоит перед ним. В таких делах я могу быть оперативным.

Водку пьют не все — из девушек только Вера. Маша, к моему сожалению, не собирается пить даже вино. Она цедит остатки шампанского и на уговоры Мишани не поддается. Я уже убедился, что если даже у нее и есть парень, то здесь его нет — и я всерьез намерен раскрутить эту девочку с распутным шалым взглядом и роскошными частями тела.

Мой сосед слева сует мне свой бокал.

— Вино? — спрашиваю я.

— Да нет, я, пожалуй, водочки. — он говорит, немного стесняясь, будто

просит не водку, а что-то оригинальное. Я демонстративно ставлю его бокал на место и беру стопку.

— Ты тару перепутал. — с этими словами я передаю его стопку толстяку.

Вован тем временем разливает вино. Я смотрю на Гену — тот сидит за столом и тупо смотрит в свою пустую тарелку. Его прёт со страшной силой, он ничего не слышит и не видит, он даже не обращает внимания на вопрос своей соседки насчет выпивки.

Со своего места встает Марина — она пытается что-то сказать, но Вован

тихо просит ее подождать, пока не будет налито у всех. Марина садится и

тут опять выдает прикол мой сосед.

Как только стопка с водкой оказывается перед ним, он встает и произносит:

— Ребята, я понимаю, что сегодня праздник… я от всей души присоединяюсь

ко всем поздравлениям… я что хочу сказать…

Он волнуется и запинается, но все его внимательно слушают, кроме Марины, которая изобразила на своем лице высокомерное презрение. Она явно злится, что ей не дали сказать слово, но…

— … я тоже желаю нашей имениннице счастья… но у меня такое предложение… давайте помянем моего дедушку Анатолия Германовича. Он умер сегодня утром после тяжелой…

Больше его никто не слушает. Я смотрю на Ингу — она хорошо владеет собой. Лишь губы чуть-чуть подрагивают, но она пытается улыбаться и смотрит на уже поднявшуюся Марину.

— Ингочка, дорогая… — начинает она, бросая уничижающий взгляд в сторону моего соседа. — Не будем в этот день говорить о плохом. Сегодня особенный день, в этот день ты появилась на свет, в этот день когда-то давно мир стал больше еще на одного человечка — маленького и несмышленого. Этот человечек со временем превратился в красивую девушку и те, первые дни, они уже забылись. Когда человечек сказал свое первое слово, сделал свой первый шаг, он…

Игорь тихо всхлипывает — я немного скашиваю глаза и вижу, как у него

подрагивает рука со стопкой. Перевожу взгляд на Гену — тот до сих пор не

поменял позу.

— … поднимаю этот бокал за твои первые дни, за твои первые шаги, за

все, что еще будет у тебя первым, которое должно быть только прекрасным и удивительным.

Опять звон и вскрики "С днем рождения". Я тянусь к общей куче, стукаюсь с кем-то, ища в хитросплетении рук бокал с шампанским — кажется, уже единственным за этим столом. Вот и он — я чокаюсь с ним и мимоходом провожу указательным пальцем по изящным наманикюренным пальчикам Маши. Она бросает на меня заинтересованный взгляд, который, впрочем, сразу же отводит

в сторону. Ничего. Подождем окончания застолья.

Я залпом выпиваю водку и закусываю соленым огурчиком. Сажусь на место и слышу, как Игорь тихо произносит "Царствие небесное", после чего тоже выпивает свою порцию. Он вообще не закусывает и я все больше начинаю подозревать, что он ненормальный.

Я едва успеваю положить себе отбивную, как слышу, что толстяк опять

начинает разливать водку. Теперь он ведет себя более раскованно — в процессе разливания он отпускает более-менее вольные шуточки по адресу сидящих рядом с ним девушек, чуть громче смеется. Странно, он ведь выпил всего ничего. Я передаю ему свою стопку…

Две бутылки уходят за минут десять и Инга, уже опьяневшая, исчезает для того, чтобы вернуться еще с тремя бутылками.

Они тоже исчезают за совсем короткое время.

Не пьет только Гена. Он вообще ничего не делает, откинувшись на диван.

Может, он спит, может, он отправился за дедушкой Игоря — мне наплевать. Мне уже хорошо, меня тянет на движения и все, что мне сейчас надо — это музыку и белое девичье мясо, прижатое к груди.

— Может, музыку включить? — громко спрашиваю я и справа от меня раздается голос тоже пьяного Игоря:

— Ребята, давайте сегодня без музыки. У меня горе…

Я осекаюсь, не зная, что ответить.

За меня отвечает мой тезка. Он четко и кратко формулирует все мои мысли:

— Вот и п. дуй на поминки вместе со своим горем. А здесь день рождения. Шура, врубай!

Я даже не обращаю внимания на то, как меня назвали. Встаю из-за стола и с удивлением понимаю, что меня штормит. Покачиваясь, подхожу к магнитофону и начинаю рыться в кассетах.

— Там есть сборник российской эстрады, — говорит мне Инга. — с новыми

песнями Пугачевой, Апиной…

— Какая Апина?! — ревет толстяк. — Ромштайн есть?

Красавец!

— Нет. — растерянно отвечает Инга.

— У меня зато есть! — радостно кричит толстяк и лезет в карман. — Шура, лови!

Я на лету хватаю кассету и вставляю в магнитофон. Слышу, как тезка объясняет Инге, что на нормальных вечеринках попсу не слушают.

— Ты же хочешь, чтобы вечеринка удалась? Хочешь? — спрашивает он.

Я поворачиваюсь и вижу, как Инга с готовностью кивает головой.