Война кукол

Священник пожал плечами, увидев удостоверение Хиллари, затем кивнул — «Проходите, пожалуйста». Хиллари вложил в машину свой служебный паспорт, скомандовал выход в Сеть. «Извините, Сеть недоступна, — ответила машина. — Разъединение линии».

— Вы постоянно в Сети?

— Да, мы не отключаемся, — охотно подтвердил священник. — Мы даем духовные сетевые консультации круглые сутки, у нас действует терминал доверия и… — Но Хиллари его уже не слушал; он не верил в фатальные совпадения, но зато был уверен в способностях живых баншеров, создателей программ ЦФ. Радиоперехват, сетевой перехват — это они умеют. Будь они обычными людьми, с ними можно было бы договориться, но эти новые кукольники были особые — идейные, они не шли ни на какие переговоры, упорствуя в своей фанатической, маниакальной идее — освободить киборгов и с их помощью построить Новый Мир, нечто вроде Царства Божия, где процветают любовь и доброта и нет места насилию, вражде и ненависти. Для этого «отцы» угоняли киборгов, меняли им мышление и создавали «островки дружбы и тепла» — «общины», «коммуны» и «семьи» из киборгов. Попытки заслать подставных киберов в эти подпольные ячейки неизменно проваливались, потому что «отцы» доверяли только тем, кого угнали сами, а пришедших на огонек — уничтожали.

— Вызовите наладчика, — сухо посоветовал Хиллари, вынимая паспорт. Надо поскорей вернуться к флаеру и попробовать войти в Сеть оттуда, если только…

— Будьте любезны, покажите мне распределительную колодку, — попросил он голосом, каким обычно просят отдать кошелек.

Как она сказала, эта симпатичная девчонка, — «Мама, это я, Дымка»? Очень странно. Как только не кличут родители своих деток, но подростки, говоря с ними по телефону, называют себя по имени. А у баншеров обычай — давать куклам прозвища, пока они сами «внутренне не дорастут до осознания себя человеком».

Выбор цели на стоянке у церкви был посложней, чем поиск распредколодки в помещении, но Дымка давно научилась мыслить тактически. Биггер с безобразными наклейками на рамной крыше — явно не транспорт для ведущего системщика. Автомобиль священника (его заметный номерной знак дает преимущества при парковке) — тоже не то. Мотороллер — нет. Сити-кар — нет. Шикарный пятиместный флаер автомобильной компоновки — да! стекла зеркальные, но Дымке было видно — кто-то копошится внутри. Пилот? Бодигард? Явной опасности пока нет, надо быстро посмотреть…

На дверце ниже замочной щели виднелся шершавый кислотный потек — так открывают транспорт только чужие. Но чтоб совсем чужие — Дымка не ожидала; дверца рывком распахнулась, чуть не сбив ее с ног, и выскочил молоденький яунджи, по масти и по шерсти явный тьянга — в перчатках, одна рука — с отверткой — сжата в кулак, другая прижимает к куртке выломанный терминал-компакт.

— Гъю, бахалян, гюна та лагу! (Ты, уродина, с дороги!) — хрипло выкрикнул он с оскалом, угрожающе прянув на нее. Дымка, хоть и могла активно защититься от него — ее Первый Закон, если не вводились специальные поправки, учитывал только землян, — лишь приветливо и чуть укоризненно улыбнулась:

— Акана гъю калегема диа бахалум? Гъю манахи са лингауш? (Зачем ты назвал меня уродиной? Ты понимаешь на языке линго?)

— Батам. Пур, — растерянно выдохнул воришка, судорожно озираясь. — Аа… мне надо бежать, понял, да? Бай-бай!

— Я хотела сказать тебе — спасибо. Большое спасибо, — Дымка заступила ему дорогу. — Ты решил одну мою проблему, и я у тебя в долгу. Хочешь, я взамен решу твою?

— А, ну тебя! — махнул тот отверткой, но чуть замешкался, глядя, как Дымка садится во флаер.

— Ну, как хочешь, — вздохнула она, доставая из сумочки плату-отмычку, подаренную ей на день рождения Маской. — Я как раз собираюсь угнать эту тачку. Пожалуйста, закрой дверцу и уходи, не привлекай ко мне внимания, ладно?

— Не, погоди! — он всунулся в салон, зачарованно глядя, как она взламывает панель и ставит плату. — Ты, это… серьезно?!.

— Как будто ты не видишь!..

— Ийиии! Я с тобой! Меня зовут Габар, а тебя? — он непринужденно полез через нее на соседнее сиденье, по пути ловко пихая ворованный терминал в объемистую наплечную сумку.

Когда Хиллари вбежал на стоянку, он застал там лишь слабый вихрь поднятой флаером пыли и прямоугольный силуэт, уходящий за обрез крыши дома напротив; трэк уже был у него в руке, и номер был набран:

— Группа усиления, говорит Хармон! Мой флаер захвачен куклой Банш! Немедленно взлет! Сейчас — район церкви Доброго Сердца, дальше по пеленгу! — и уже спокойнее добавил: — Наблюдателям — отследить, куда был предпоследний звонок с моего трэка.

Преимущество Лилик было в том, что за ней никто не следил. Сама мысль о том, что домашний киборг может уйти без команды, без задания, по собственной инициативе, была абсурдна. Конечно, хозяева где-то что-то слышали о Банш и даже однажды, обеспокоившись, тестировали свою милую Лилик на наличие ключей Банш — но диагност «Роботеха» заверил их, что девочка невинна, будто только что сошла с конвейера.

Лилик оставила хозяевам записку в электронном блокноте; за образец она взяла предсмертное послание Уэль Куин из сериала «Холодная страсть» (никогда не знаешь, что тебе пригодится из кратковременной памяти) и набила следующее:

«МИЛЫЕ МОИ! НИКТО НЕ ВИНОВАТ В ТОМ, ЧТО СЛУЧИТСЯ ЧЕРЕЗ НЕСКОЛЬКО МИНУТ. Я САМА ОСОЗНАННО ИДУ НА ЭТО. ПРЕЖНЯЯ ЖИЗНЬ ОПОСТЫЛЕЛА МНЕ. БЫТЬ МОЖЕТ, ТАМ, ЗА ГРАНЬЮ НЕДОЛГОЙ БОЛИ, МНЕ ОТКРОЕТСЯ НОВЫЙ, СВЕТЛЫЙ И РАДОСТНЫЙ МИР, ГДЕ МЫ КОГДА-НИБУДЬ ВСТРЕТИМСЯ И ОБНИМЕМ ДРУГ ДРУГА. ДО ВСТРЕЧИ! Я ЛЮБЛЮ ВАС! ЦЕЛУЮ — ВАША ЛИЛИК».

К уходу из жизни Лилик подготовилась основательно — собрала кое-какую одежду в большую сумку, взяла украшения (заодно и хозяйкины — ведь их можно продать и на вырученные деньги накормить голодных, а хозяйку хозяин любит и без всех этих маленьких штучек), прихватила пару кредиток, пару сотен наличкой из потайного сейфа, зажигалку, трэк, ножницы, ножик, укладку со швейными принадлежностями, немного еды из холодильника, свои пищевые брикеты и документы на себя саму.

А Маска и Косичка уже ждали ее в условленном месте, опершись о стоящие на лапках мотоциклы. Тут вообще была стабильная сходка вывернутых тинов и тинок на всяких колесах; дочери Чары тут лишними не казались. Был здесь и тот, кого Маска глумливо называла тренером Косички — так, ничего себе, по имени Родрик, а по кличке Гребешок. Не сказать, чтоб он в Косичку вмазался, но как в первый раз предложил ей, сразу по-дружески протянув плитку сольвы: «На, зажуй!», так с тех пор подкатывал все время с разговорами. Вот и сейчас он взгромоздился на ее машину и подстрекал проехаться, а Косичка все отнекивалась, вымогая комплименты мотоциклу и себе, но ехать с ним не собиралась, потому что дело мамы и отца — важнее развлечений.

Тем временем неживые мужчины и женщины из группы усиления уже погрузились в два легких летающих танка «флайштурм», и дверцы еще не закрылись, когда «флайштурмы» вместе рывком поднялись в воздух с давящим на уши и мозг тяжелым стоном. Пилоты, объединив по радио свои Giyomer А, действовали как единое целое; задача — определить местонахождение флаера Хиллари, сблизиться и вынудить к посадке; если кукла-угонщик попытается скрыться — загнать флаер в небо над Пепелищем или Руинами и там сбить.

Дверца, вскрытая Габаром, закрылась неплотно, и Дымка вела флаер, дав крен градусов десять на правый борт, чтоб дверь не распахнулась на лету; высоты Дымка не боялась, но это было бы опасно.

Пары беглых взглядов вскользь ей было достаточно, чтобы и запомнить своего неожиданного попутчика, и уточнить его расовый тип. Габар был тьянга на все сто — по окрасу строго чепрачный, шерсть от светло-куньей до марса коричневого, средней длины (и старательно подстриженная, кстати), ровная, полужесткая; глубокие карие глаза, прямой профиль (правда, без переносицы, но это мелочь) и бледно-розовые губы с кофейной каймой. Со своей стороны, и Габар изучал храбрую тинку-угонщицу — родившись в Сэнтрал-Сити, где девяносто с хвостом миллионов гладкокожих землян-эйджи, где на них завязаны все видео и вся реклама, он привык любоваться эйджинками, как и единокровными мохнатками, но ЭТА была особенная. Она знала тьянгуш, которым владеет дай бог один из двухсот централов — и то потому, что он сам мохнатый, полисмен в Тьянга-тауне или Яунджаре или работник службы ассимиляции. Она не болела ксенофобией, которая так достает иногда. Она запросто увела флаер, который стоит тысяч семьдесят бассов — как в магазине тиснула журнальчик. И она улыбнулась ему!! Он с отверткой, а она — губки месяцем! Ийиии! И красивая она, умрешь — глазищи, волосы как ветер, ноги длинные, и вся как тонкая пружина.