Когда под ногами бездна (upd. перевод)

Никому никогда ничего не достается даром. Во время визита на виллу Сейполта училки держали под контролем мои чувства. Когда я вернулся, чтобы обыскать рабочий стол немца, я должен был находиться в полувменяемом состоянии от страха и массы сопутствующих эмоций, зная, что жившие на вилле люди превратились в изуродованные трупы совсем недавно, и ублюдок Хан вполне может еще ошиваться где-то поблизости. А когда Труди неожиданно воскликнула: «Люц?» любой нормальный человек заработал бы инфаркт.

Стоило вытащить училки, и сразу обнаружилось, что я вовсе не избежал подобных неприятностей, а просто отложил их на некоторое время. Как только я лишился электронных «глушителей», началось! Мой мозг и нервы будто сжались, сплелись в тугой клубок. Казалось, одну «нить» нельзя отделить от другой: я испытывал дикий, бессмысленный, животный ужас, жгучую ненависть к Хану за дьявольский метод, с помощью которого он хотел остаться неуловимым, и за то, что подонок заставил меня созерцать плоды своей бесчеловечной жестокости. Накатила волна страшной усталости и боли в работавших сверх всякой меры мускулах (электронные штучки «запрещали» рассудку и телу ощущать утомление и физические страдания, а в результате я сейчас получил и то, и другое); вдобавок я вдруг обнаружил, что ужасно хочу пить и есть, и должен срочно бежать в туалет. В кровь хлынул адреналин, сердце забилось еще быстрее. Хотя опасность давно миновала, мой организм подготовился к смертельной схватке или бегству.

В общем, за несколько мгновений я перенес то, от чего пришлось бы маяться в течение прошедших трех-четырех часов: на плоть и разум обрушился страшный удар, пославший меня в нокаут.

Дрожащими руками я поскорее возвратил училки на прежнее место, и через минуту вернулось мое обычное состояние. Сердечный ритм, дыхание пришли в норму, а голод, жажда, дикая злость, изнеможение и мучительные сигналы переполненного мочевого пузыря прекратили меня донимать. Я благодарил судьбу и хирургов, но сознавал, что просто еще раз оттянул час расплаты, а когда он наступит, самое жуткое постнаркотическое похмелье покажется легкой мгновенной встряской, словно мимолетный поцелуй в темноте. Дас ист террибль платить по счетам, не спа, бвана мсье Марид-сан?

Это ты верно сказала, Чири.

Когда я возвращался в холл, за спиной кто-то громко произнес: «Господин Одран?» Хорошо, что я нацепил спецучилки: не терплю, когда мое имя выкрикивают в людном месте, тем более если я пытаюсь соблюдать конспирацию.

Я повернулся и окинул безмятежно-холодным взглядом позвавшего меня служащего.

— Да?

— Для вас записка. Оставлена в вашем ящике. — Его явно смущал мой простонародный наряд — галабийя и остальные аксессуары. Он твердо выучил, что в их замечательном отеле останавливаются только «культурные европейцы».

То, что он сказал, совершенно невероятно по двум причинам: во-первых, никто не знает, что я здесь остановился, и, во-вторых, я зарегистрировался под чужой фамилией. Ладно, придется сделать вид, что мне просто любопытно, с кем они меня перепутали, а потом возмущенно бросить скомканную бумажку в надутую физиономию парня.

Попробую угадать… Компьютерная распечатка, верно?

Я развернул ее:

Мои ноги подкашивались, упрямо игнорируя приказы училок. Я сложил послание и сунул его в сумку.

— Вы в порядке, мсье? — заботливо осведомился служащий.

— Виновата проклятая высота, — отозвался я, — каждый раз так трудно приспосабливаться…

— Но здесь ведь совсем низко, мсье! — изумился он.

— В том-то и дело. — Я оставил его стоять с открытым ртом и подошел к Труди.

Девочка расплылась в лучезарной улыбке, словно с моим возвращением жизнь снова обрела для нее прелесть. Интересно, что творилось в ее голове, пока она сидела одна в опустевшем особняке? « Тихо, вокруг ни души…» Я содрогнулся.

— Извини, что заставил ждать, — сказал я вполголоса, слегка поклонился и пристроился рядом.

— Да ничего, я в порядке. — Она не спеша выпрямила свои красивые ноги и снова скрестила их. Наверное, все мужчины отсюда и до Осаки, не отрываясь, наблюдали, как она это делает. — Поговорил с Люцем?

— Да. Он заходил сюда, но отлучился по важному делу. Как я понял, поехал улаживать какую-то формальность с лейтенантом Оккингом.

— Лейтенантом?

— Обязанность Оккинга — следить, чтобы в Будайине не происходило ничего необычного. Слышала о таком квартале?

Она кивнула:

— Не пойму, какие вопросы может решать с ним Люц? Он ведь никакого отношения к тому, что творится в Будайине, не имеет, разве нет?

Я улыбнулся:

— Прости, дорогая, но то, что ты говоришь, звучит немного наивно. Наш друг — очень многогранная и влиятельная личность. Думаю, в городе ни одно событие не происходит без его ведома.

— Да, наверное…

Полная чепуха, конечно. В лучшем случае, Сейполт тянул на среднее звено. И уж конечно, он не Фридландер-Бей.

— За нами пошлют машину, а потом мы, как и планировали, сядем вместе и подумаем, как провести вечер.

Ее лицо снова осветилось радостной улыбкой. В конце концов, она получит свою конфетку.

— Не хочешь заказать что-нибудь, пока мы ждем?

Мы приятно коротали время, пока к нам не подошла парочка утомленных фараонов в штатском, неслышно ступая по толстому синему ковру. Я встал, вежливо представил их друг другу, и мы покинули холл отеля, непринужденно болтая, словно компания старых приятелей. Так мы шли до участка; по пути на второй этаж меня остановил Хаджар, а два полицейских проводили Труди в кабинет лейтенанта.

— Что случилось? — хмуро спросил сержант. Сейчас он на время забыл о побочных занятиях и вел себя как настоящий легавый. Наверное, чтобы доказать: если поднатужится, еще способен исполнять прямые обязанности.

— А ты как думаешь? Ксаргис Хан, тот самый, который работал на Сейполта и твоего шефа, продолжает заметать следы. Только что убрал трех очередных свидетелей. Черт, парень жуткий педант: ничего не забывает. На месте Оккинга я бы просто взмок от страха. Ведь лейтенант сейчас — живая мишень.

— Он это понимает; никогда раньше не видел, чтобы наш приятель так трясся. Я подарил ему тридцать-сорок пилюлек паксиума. Он проглотил целую горсть вместо завтрака. — Хаджар недобро ухмыльнулся.

Из кабинета вышел полицейский в форме.

— Одран, — сказал он громко и мотнул головой в сторону двери. Я стал членом их команды.

— Минуточку. — Я снова повернулся к Хаджару. — Слушай, я хочу взглянуть на то, что ты выудишь из рабочего стола и сейфов Сейполта.

— Я так и подумал. Лейтенант сейчас слишком занят, чтобы забивать голову мелочью, он наверняка свалит работу на меня. А я устрою, чтобы ты первым осмотрел улики.

— Отлично. Надеюсь, найдем что-то важное. — Входя в застекленный кабинет, я столкнулся с ребятами в штатском, эскортирующими Труди. Она улыбнулась мне и сказала: «Мархаба». Только тут до меня дошло, что девочка знает не только немецкий, но и арабский.

— Сядь, Одран, — Оккинг говорил хриплым голосом, как будто сорвал его или простудился.

Я устроился на стуле и посмотрел на него.

— Куда ее повели?

— Хотим допросить девочку поосновательней. Хорошенько покопаться в ее серых клеточках… Потом отпустим домой, не знаю, правда, откуда она.

Что ж, звучит очень профессионально; сомневаюсь, правда, что Труди сумеет самостоятельно выйти из участка, когда они закончат насиловать ее башку. Гипноз, наркотики, плюс электрическая стимуляция мозга; потом человек обычно чувствует себя не в своей тарелке. По крайней мере, так мне говорили…